Финальный персонаж сказки «Репка» – мышь – животное хтоническое, то есть имеющее непосредственную связь с землёй. По ранне-семитским, древнеегипетским и древнегреческим представлениям, мышь прямое порождение земли, её дитя. Стихия мыши – Нижний мир, а потому прямо или косвенно она связана с Царством мёртвых.

В русский язык слово «мышь» пришло из санскрита, где имя этого грызуна m’uuSika является однокоренным со словом «воровство». Тем не менее, «Веды» дурно о мышах не отзываются. В ведической традиции они ассоциируются с богом мудрости Ганешей и богом богатства Куберой (черты этих ведических богов соединятся в образе славянского Велеса).

Слоновоголовый бог Ганеша, согласно «Ведам», был и прародителем мышей. Однажды на него напал некий злой демон. Ганеша, застигнутый врасплох, и не имея под рукой никакого оружия, отломил собственный бивень и метнул его в злодея. Тот был поражён, а обломок бивня превратился в первую на земле мышь.

Как все толстяки, Ганеша чрезвычайно добродушен и войне предпочитает науку.

Не столь радужны взгляды на происхождение мышей, изложенные в «Авесте». По ней, мыши – создания злого духа Ахримана. Они являются, как бы авангардом армии Тьмы и, если они начинают массово плодиться, то это означает приближение других, более масштабных неприятностей.

У семитских племён мышь была тотемным животным, однако, уже в ветхозаветные времена она была объявлена нечистым животным, одно прикосновение к которому делает нечистым и человека. Поэтому у иудеев вызвало удивление, что филистимляне (так в Ветхом завете названо арийское племя пеласгов) приносят в жертву фигурки золотых мышей для избавления своей страны от чумы: «И сказали они: какую жертву повинности должны мы принести Ему? Те сказали: по числу владетелей Филистимских пять наростов золотых и пять мышей золотых; ибо казнь одна на всех вас и на владетелях ваших» (1-я книга Царств глава 6 стих 4).

Пеласги пришли в Палестину с Крита после гибели в результате страшного природного катаклизма минойской цивилизации. Разумеется, своих богов они принесли с собой. В том числе и солнцебога, известного нам под именем Аполлона. Среди всего прочего Аполлон был лекарем и, конкретно, «избавителем от чумы» и золотыми мышами пеласги ублажали именно его. В Древней Греции Аполлон даже носил прозвище Сминфей (Мышиный). О происхождении этого культа греки толком ничего не помнили уже во времена Гомера, однако, Аполлон продолжал считаться «Победителем мышей» и изображался попирающим грызуна, как, например, на знаменитой статуе работы Скопаса. А, вот, на постпеласгийском Крите мыши считались, чуть ли, не священными. По легенде, когда на остров высадились очередные поработители, критяне выиграли битву с ними благодаря тому, что за ночь мыши погрызли кожаные завязки доспехов и ремни щитов.

У хеттов и лувийцев мышь так же была связана с представлениями о смерти. Один из «лечебных» ритуалов оправляемый с целью избавления тяжелобольного от смерти заключался в том, что кусочек олова, символизирующий смерть, привязывали к мышиному хвосту, после чего зверька отпускали. Считалось, что мышь «унесёт» смерть назад к себе домой – в преисподнюю.

Поразительную схожесть демонстрируют отстоящие от хеттов на 6000 километров и 2000 лет скандинавы. Они тоже считали обителью мышей преисподнюю, а их самих включали в свиту её владычицы богини Хель.

Проворная мышь первой пришла поклониться Будде, поэтому 12-летний зодиакальный цикл в юго-восточной астрологии начинается с Года Мыши (Крысы).

Как у остальных арийских народов, у славян мышь так же ассоциировалась со смертью и постморбидными мытарствами души. В сказках Мышье царство непосредственно граничит с Тридесятым государством, то есть с преисподней. Это в известном мультипликационном варианте сказки «Волшебное кольцо» – …и пошли кошка Маха и собачка Жужа до самого городу Парижу… – неверная супруга главного героя переносится в Париж, «где её миленький живёт», а в народном первоисточнике царевна, выданная по принуждению замуж за холопа, отправляется «в Мышье царство, в Тридесятое государство», то есть кончает жизнь самоубийством от стыда за позорно-неравный брак.

Млечный Путь, считавшийся дорогой в Ирий (рай), у славян назывался «мышиная тропка». Считалось, что души воинов, павших в битве, отправляются в Ирий верхом на белой лошади, а души, тех, кто умер своей смертью от старости или болезни, но жил честно и добродетельно, добираются туда верхом на мышах. Из этого родилось встречное убеждение, что за примерное поведение душа усопшего родственника, воплотившись в мышь, может явиться в дом на побывку. Поэтому, если грызуны не наглели, то и относились к ним терпимо – даже могли оставить на краю стола корочку хлеба с целью подкормить заглянувшую в бывший свой дом душу пращура. Тем более, что доесть за мышами обгрызенную еду сулило по поверью крепкие и здоровые зубы.

Однако, если мыши от хорошей жизни начинали плодиться сверх меры, расправа с ними была скорой и беспощадной. Причем, помимо традиционных средств борьбы в виде кошек и мышеловок активно использовались и магические. Например, дом обносили освящённым хлебом или разбрасывали по углам скорлупу пасхальных яиц.

Когда я это прочитал, то чуть со стула не свалился! Ничего не напоминает? Ассоциации в глаза не лезут? Что такое освящённый хлеб, как не христианизированная реминисценция ритуального хлебца, известного нам, как колобок?! А скорлупа, взятая от пасхальных, то есть крашеных яиц – не перекликается ли с золотым яичком из сказки «Курочка Ряба»?! А поскольку, как мы ранее установили, и колобок (он же освящённый хлеб), и золотое (оно же пасхальное) яичко – это символы Солнца, то понятен и первородный, языческий смысл данного действа: изначально Солнце призывалось защитить дом не от мышей, а от сил Тьмы, мышами персонифицированных.

И оказывается, что рассматриваемые нами сказки это не только конспект религиозных представлений и не только зашифрованный календарь астрономических событий, но ещё и пособие по практической магии! К ней мы ещё вернёмся, а пока закончим с мышами.

Итак, над мышью в славянских верованиях довлела символика её связи с загробным миром. В очень редких случаях, когда в образе мыши являлась душа предка, связь эта могла пойти человеку на пользу. Вспоминаем сказку «Дочь и падчерица».

У девочки умерла мама. Новой папиной жене она не ко двору. Злая мачеха отправляет бедолажку в лес, подстроив так, что падчерица оказывается в землянке у медведя. Топтыгин предлагает незваной гостье сыграть с ним в жмурки на условии «поймаю – съем!». Шансов спастись у девочки никаких. В этот момент невесть откуда появляется мышка и вызывается играть вместо девочки, давая ей шанс спастись, спрятавшись под печь.

Ну-ка, логику вашу проверим: что это была за самоотверженная мышка? Да, это же душа девочкиной мамы, увидев с небес дочку в смертельной опасности, явилась в образе мыши, чтобы спасти её! Вот про что сказка-то – про всепобеждающую, даже саму смерть, материнскую любовь! А вы думали про жмурки? Или про медведя? Ну-ну… А Велеса-то в облике медведя, хоть, узнали? – ну, и то хорошо!

Но таких сказок, как «Дочь и падчерица» крайне мало. В подавляющем большинстве случаев сказочная мышь выступает как трикстер. Она является причиной, которая влечёт за собой цепь трагических последствий. Её действия носят случайный, незапланированный характер, масштаб их мизерный («…мышка бежала, хвостиком вернула, яичко приломила…»), но последствия глобальны. Инициированный неосторожным действием самого мелкого сказочного персонажа «эффект домино» приводит в конце концов к форменному армагеддону. А всё потому, что за мышью, как за всадником апокалипсиса, следует весь ад. В этом духе понятен трагический финал неадаптированного варианта сказки про репку, где мышь пожирает выращенный дедом корнеплод.

Художник, рисуя эту карикатуру, и не догадывался, наверно, что изображает один из вариантов финала сказки (спасибо за картинку пользователю azafea).

На этом месте я испытал сильнейшее дежавю. Точно такая же мысль посетила меня, когда я подошёл к концовке сказки «Колобок» – ни лиса колобка, ни мышь репку сожрать не могут в принципе, как не может Тьма поглотить Солнце, ведь, именно эта символика заложена в оба произведения. К тому же, такой финал противоречит верованиям наших предков-солнцепоклонников и мифу о смерти и воскрешении Дажьбога. Но тогда получается, что позитивный вариант А.Н. Толстого, который я охаивал с самого начала, имеет куда больше прав на существование, чем неадаптированная версия?!

Помимо односложных вариантов ответа на этот вопрос – «да» и «нет» – мне в голову пришла идея: а не могла ли эта сказка существовать равноценно в обоих вариантах, которые употреблялись по-разному? Ответ могли дать только заложенные в ней календарные сведения.

В том, что таковые имеются, после «Колобка» и «Курочки Рябы», я не сомневался. И та, и другая сказка при анализе выявили чёткие указания не просто на календарные даты, а на астрономические события, которые и по сей день являются точнейшими маркёрами времени.

Легче всего в этом плане расшифровывался «Колобок». Ритуальный сферический хлебец колобок (колоб, колобочек, колобур, колобух, колобушек, колобуха, колобушка, колобка, колобан, колобашка, колобанчик, колобишка, колобища) мог быть испечён только 21 марта к празднику Комоедицы, который был приурочен ко дню весеннего равноденствия и знаменовал собой начало весны. У наших предков это астрономическое событие было к тому же точкой, от которой начинался отсчёт нового года и нового сельскохозяйственного сезона. Однако, обновления одного только Солнца для наступления лета считалось недостаточным, поскольку для этого требовалось так же, чтобы и Луна перешла на «летний режим».

Это и отражено в сказке: на своём пути колобок (Солнце новой весны) последовательно встречает ряд животных, имеющих лунную символику: зайца (первое полнолуние после весеннего равноденствия), волка (убыль полной Луны) и медведя (первое новолуние после весеннего равноденствия). После этого, согласно религиозным взглядам славян заканчивалось «обновление» светил и они начинали функционировать в «летнем режиме».

Окончание астрономической весны и начало астрономического лета обозначено встречей с финальным персонажем – лисой. Лиса – животное вечного оппонента Дажьбога, его вероломной жены Морены. А поскольку Морена является Полудницей, то есть достигает максимальной силы в переломные моменты дня и года – на суточном уровне в полдень и полночь, а на годовом – в дни солнцестояний, то эта встреча датируется днём летнего солнцестояния. Это день «силы» Морены; день очередной ежегодной её победы над Дажьбогом; верхушка лета, после которой «Солнце поворачивает на зиму». С этого момента дни начинают становиться короче и короче, а Солнце – подниматься над горизонтом всё ниже и ниже. Именно это астрономическое событие и описано в сказке, как поедание колобка лисой.

Календарно действие сказки «Колобок» начинается в день весеннего равноденствия и заканчивается в день летнего солнцестояния. В тот день, когда колобок повстречал лису, курочка Ряба снесла яичко…

С «Курочкой Рябой» разбираться было труднее, поскольку прямых и явных указаний на календарные даты в сказке нет. Определять их пришлось по косвенным признакам.

Кладка у кур начинается в январе; с марта, с наступлением тёплых дней, она увеличивается и достигает максимума в апреле-мае-июне. Насиживание начинается после снесения 20-50 яиц. Оканчивается кладка с наступлением линьки. Линька у кур начинается в конце июля – начале августа. Таким образом, куриная физиология уже ограничивает время действия сказки периодом яйценоскости с января по июль.

Кроме того, в развёрнутом варианте сказки присутствует второстепенный, но показательный персонаж – дуб. Его реакция на разбивание яичка – скидывание листвы: «дуб с себя листочки посшибал». То есть на момент, когда мышка разбила яичко, на нём была листва. Значит, зимой или в начале весны действие сказки происходить не может.

Распускается дуб в мае-июне, что, по народным приметам, сопровождается непременным похолоданием. Из двух этих фактов получаем временной интервал действия «Курочки Рябы»: вторая половина июня – первая половина июля.

Внутри этого периода происходит значимое астрономическое событие – летнее солнцестояние. Видимо, и действие сказки пришлось на время столь значимого для наших предков праздника совсем не случайно. Нам же это даёт возможность трактовки календарного смысла сказки про курочку Рябу.

Чёрная в белую крапинку несушка, символизирующая ночь, сносит-рождает пёстрое яичко-Солнце. Это яичко оказывается непродуктивным и нежизнеспособным, ибо это Солнце, идущее «под горку» после летнего солнцестояния. Всё живое, вся природа, персонифицированная дедом и бабой, начинают плакать об уходящем Солнце и горевать о надвигающейся зиме. И лишь курочка, утешающая их, знает, что это временное явление и когда придёт срок снесёт она золотое яичко – Солнце новой весны!

По иронии судьбы, в день, когда колобок повстречался с лисой, а мышка разбила яичко, произошло ещё одно сказочное событие – «посадил дед репку». Почему я так уверен? Да, потому, что наши предки сами нам оставили чёткое указание на это в календаре народных сельскохозяйственных примет: сей репу на Аграфену, хороша репа будет.

Под «Аграфеной» в данном случае понимается день почитания памяти христианской святой Агриппины – 23 июня. В народе этот день звался по-разному: Аграфена, Аграфена Лютые корни, Аграфена Купальница, Канун Ивана Купалы…

С этого дня начинали купаться в открытых водоемах, однако, к этому процессу название праздника никакого отношения не имеет. И Купальница, и Купала происходят от еле припудренного христианскими инкорпорациями имени языческого божества плодов Купалы. А оно – имя – в свою очередь происходит от славянского «купавна» - белый, причём в конкретном значении «белый свет».

Купала – праздник космический. Это момент, когда Солнце в годовом своём пути по небосводу достигает максимальной точки, «стоит» в которой с 22 по 24 июня, а затем начинает «катиться под горку». На эти даты приходятся самые длинные дни и самые короткие ночи, после которых день начинает укорачиваться. Мы называем это летним солнцестоянием и началом астрономического лета.

Наши предки почитали этот праздник не менее, чем приход весны. «Против праздника Рождества Великаго Иоанна Предтечи и в нощи на самый праздник, и в весь день и до нощи мужи и жены и дети в домех и по улицам и ходя и по водам, глумы творят всякими играми и всякими скомрашествы и песни сатанинскими и плясками, гусльми и иными многими виды и скаредными образовании. И егда нощь мимо ходит, тогда отходят к роще с великим кричанием, аки бесни, омываются водою» («Стоглав»).

Значимости праздника мы имеем не только фольклорно-летописные свидетельства, но и материальные. Например, на точку восхода Солнца в день летнего солнцестояния ориентированы главные оси Стоунхенджа и Аркаима. А говорит это о том, что 5000 лет назад у народов, разделённых 4000 километров, к этому празднику было абсолютно одинаковое отношение.

Главная ось Стоунхенджа ориентирована на точку восхода Солнца в день летнего солнцестояния…

…туда же, куда «смотрит» главная ось Аркаима (обе иллюстрации из книги К. Быструшкина «Феномен Аркаима»).

Купала был праздником и грустным, и радостным одновременно. Радостным от того, что это был праздник ожидания нового урожая, а грустным от того, что Солнце красное пошло на убыль. По этому поводу устраивались «проводы весны». Во времена языческие это был религиозный ритуал – символические похороны Ярилы.

Благодаря пьесе А.Н. Островского «Снегурочка», про Ярилу укоренилось заблуждение, что это бог Солнца. На самом же деле, к Солнцу он имел отношение весьма относительное, а был божеством производительных сил природы – яри (отсюда однокоренные слова яровая, яркий, яростный). Время разгула Ярилы – весна, а как только Солнце «повернуло на зиму» – тут ему и смерть. На ритуальных похоронах Ярилу изображало соломенное чучело с гипертрофированным половым членом в возбуждённом состоянии, одетое в богатые одежды и украшения. После победы христианства выраженную фаллическую символику пришлось заретушировать, а Ярила мимикрировал в менее выразительных Кострому или Кострубонько, которых церковь, хотя и не одобряла, но терпела.

Имена Кострома и Кострубонько происходят от самого яркого атрибута праздника – купальских «огней» (костров). Костры надлежало разводить в изобилии – один костёр максимум на двух человек. В идеале зажигали их «живым огнём» добытым самым архаичным способом – трением дерева о дерево. Непременным праздничным мероприятием были прыжки через пламя: «Нецыи, пожар запалив, предскакаху по древнему некоему обычаю» («Стоглав»). Обязательное купание и столь же обязательные прыжки через костёр вместе складывались в ритуал очищения водой и огнём.

Купальские дни до сих пор считаются самыми магическими в году. Девушкам это самое подходящее время для гаданий на суженого-ряженого. В это время деревья могут переходить с места на место, а травы обретают дар речи. Кроме того, лечебные и ядовитые растения, собранные в эти дни имеют наибольшую силу: «Исходят мужие и жены чаровницы по лугам и по болотам и в пустыни и в дубравы, ищущи смертныя травы и приветрочрева, от травнаго зелия на пагубу человеком и скотом; ту же и дивия корения копают на потворение мужем своим. Сия вся творят действом диаволим, с приговоры сатанинскими» (Летопись Памфиловского монастыря). Ну, а кому повезёт, тому дастся в руки цветок папоротника, который цветёт только раз в году, в полночь на Ивана Купалу.

Я не знаю, какая символика среди этого придавалась репе, но то, что её посадка в эти дни носила ритуальный характер, я не сомневаюсь. Выше мы упомянули, что репа была культовым растением и помимо посадок утилитарного назначения, она выращивалась и в магических целях. А раз так, то и посадки эти должны были осуществляться не произвольно, а в строго определённые моменты, самым подходящим из которых был момент солнцестояния. Когда христианство искоренило языческую традицию, первородный смысл ритуального посева репы был потерян, а запечатлённый в народной памяти отголосок тех верований обосновывал рекомендацию сеять репу именно «на Аграфену» тем, что она будет гипотетически «хороша».

С определённой точностью мы можем реконструировать и дату, когда сказочный дед начал репку извлекать. Что-то скажет нам народный календарь?

С Ильина дня защипывают (собирают) горох, а репу с Ивана Постного. Иван Постный, он же Иван Пролеток – это 11 сентября. По церковному календарю на этот день приходится чествование памяти усекновения честныя главы Иоанна Предтечи, Крестителя Господня: кто Ивану Крестителю не постит – за того и сам набольший поп грехов не умолит! С него начинается «бабье лето», которое продлится до 22 сентября: с Ивана Постного мужик осень встречает, баба свое – бабье – лето начинает. С этого же дня начинают сбор корнеплодов: на Ивана Постного собирай коренья рослые.

И хотя репа оказалась тесно связана с именем Иоанна Крестителя – посадка приурочена к его дню рождения, уборка – ко дню смерти – эта связь между ними случайна. Если христианский праздник слегка поскоблить, то из-под лика Иоанна Предтечи выглянет махровое язычество. 11 сентября – это праздник Рода и рожаниц. Это именно Роду была посвящена репа, как ритуальная культура. И тоже становится понятно, почему сельскохозяйственный календарь предписывал убирать её именно с этого дня.

Христиане в этот день соблюдают строгий пост и не употребляют в пищу ничего, что внешним видом даже отдалённо могло бы напомнить отрубленную человеческую голову. У язычников праздник проходил не в пример веселее.

После зачина, на котором прославлялись Род, Лада и Леля, устраивались «похороны мухи». Пойманную муху или другое какое насекомое клали в домовину из моркови, торжественно относили на пустырь и зарывали в могилу. Этим действом насекомые как бы предуготавливались к грядущему зимнему оцепенению. Муха, «проснувшаяся» среди зимы, считалась выходцем с того света и мы до сих пор верим, что она «к покойнику».

Заканчивался день рожаничным пиром и игрищами. На пиру полагалось ставить на стол обрядовые кушанья: творог, яйца, сыр, оленину или говядину, овсяную кашу, ягодное вино. А «развлекательная часть» начиналась с хоровода, водимого вокруг самой старшей из присутствующих женщин. Старуха при этом в руках держала овсяный хлеб, который по окончании хоровода делился на всех участников и считался лекарством для людей и для скота.

Уборка репы завершалась к 28 сентября – ко дню памяти великомученика Никиты. В народе его звали Репорез. А промежуток с 11 по 28 сентября на языческой Руси называли Репными днями. И опять не может быть случайным совпадением, что внутри этого отрезка оказывается астрономически-значимое событие – осеннее равноденствие! И мы имеем все основания предполагать, что сказочный дед «пошёл репку рвать» 23 сентября.

Вы знаете, что меня потрясает больше всего? Это как гениальные авторы сказок столь скупыми фразами могли передать такой колоссальный объём информации! Вот фрагмент: «Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая. Пошел дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может» – а в нём и летнее солнцестояние, и осеннее равноденствие, и этапы сельскохозяйственных работ, и даты религиозных праздников. В 16 слов спрессовано то, про что я пишу уже третью главу.

Ну, а какой же у этой сказки, всё-таки, финал? По мифу – Жива воскресила Дажьбога. По календарю астрономических событий – за осенним равноденствием следует зимнее солнцестояние и очередной «поворот Солнца на лето». Значит, и по сказке – репку в конце-концов должны вытянуть. Вот теперь-то и попытаемся свести магию, астрономию и детские игры воедино, как бы безумно это на первый взгляд не казалось.

Вслушаемся ещё раз – не торопясь, закрыв глаза и низким голосом читая нараспев:

Ничего не напоминает? Это же магическая формула, заклинание! Конечно, не в первородном виде, а в искажённом и редуцированном, но всё же (а вы были уверены, что все заклинания произносятся либо на латыни, либо на древне-еврейском? – срочно бросайте смотреть голливудские ужастики! ). Перед нами отголосок, тень какого-то обряда, которым волхвы «вытягивали» Солнце с того света.

Я полагаю, что обряд этот начинался в день осеннего равноденствия, что чётко отражено в сказке, и был связан с пригоризонтными наблюдениями за Солнцем (об устройстве пригоризонтных обсерваторий, каковыми являются упомянутые Стоунхендж и Аркаим, я писал в «Молчании звёзд»). Каждый день волхв, отмечая, что Солнце сегодня взошло ещё позднее и ещё дальше к югу печально констатировал «тянут-потянут, вытянуть не могут»!

Азимуты восходов и заходов Солнца и Луны в ключевые точки года.

21 декабря точка восхода Солнца смещаться к югу переставала, а 24-го – начинала обратный путь к северу. С этого момента день начинал прибавляться – вытянули репку!

Действие не только «Репки», но и «Курочки Рябы», и «Колобка» заканчивается в этот день. Курочка обещает снести золотое яичко – Солнце новой весны, прирастающее после зимнего солнцестояния. И мы можем быть уверены, что она его снесёт! И только в этот день! А в полной версии «Колобка» дед догоняет лису, вспарывает ей брюхо и из него колобок выкатывается, как ни в чём не бывало. Это тоже символ освобождения Солнца из зимней летаргии и его «поворота на весну».

Вот и «Репка» в том варианте, где её съедает в финале мышь, имеет право на существование в тот период, когда Солнце идёт на убыль. А в день зимнего солнцестояния вступает в силу тот её вариант, который в этой символической битве за Солнце оканчивается победой!

Ну, а что же сказать насчёт третьего – сюрреалистического – варианта сказки, в котором вместо животных фигурируют ноги. И ему есть место!

Валерий Панюшкин в своей статье «Великая загадка сказки про репку» даёт своё толкование этому варианту:

Разобраться, зачем им понадобился пресловутый корнеплод, вновь помогает фольклорное наследие. У славянских ребятишек была игра вроде современной чехарды. Она сопровождалась песенкой: «Один сядет репой: другой тащит за ногу, не стащит; тащит третий, тащит четвертый, все не стащат. Соберется побольше: вытянули репку!..» Похоже, из этой игры и растет появление столь странных персонажей-помощников.

А что если всё было так. Сначала на основе многолетних наблюдений за Солнцем сформировался календарный миф о ежегодных смерти и воскрешении солнцебога. Верование породило ритуал, комплекс магических действий по «вытягиванию Солнца». Малопонятные пассы волхвов были собезьянничаны детворой и превратились в игру, которой суждено было надолго пережить и веру, и действа её породившие.

Возможность такой трансформации ритуальных действий в детскую забаву (правда, на примере другой игры «Гуси-гуси – га-га-га!» ) рассматривал В.Н. Дёмин: «Не исключено, что в далёком индо-европейском прошлом дожившая до нашего времени детская забава с беготнёй представляла собой серьёзное ритуальное игрище, в коем участвовали жрецы и их паства» («Гиперборейские тайны Руси»). Я считаю, что данный постулат вполне применим и в нашем случае и В. Панюшкин вполне здраво определил вектор.

Слова Валерия Никитича Дёмина дерзну дополнить собственной мыслью: в своём глобальном плане гениальные создатели сказок отводили детям роль краеугольного камня – им надлежало стать главными хранителями сакрального знания. И они ими стали!

Наблюдения превратились в знание, знание – в догму, догма – в веру, вера – в миф, миф – в сказку… а информация осталась информацией. В ходе своих метаморфоз она неоднократно сменила личину, но не потеряла от этого своей ценности. Ушли поколения, сменись боги, утерялся первородный смысл… а сказки пережили всё это и донесли до нас заключённые в них сакральные коды. А возможным это стало благодаря тому, что из поколения в поколение сказкам внимала самая восприимчивая и непредвзятая аудитория – дети.

У детей чистые души и открытые сердца; их мозги не загажены тленом курсов доллара и индексов Доу-Джонса. Любую информацию они впитывают, как губки, причём, фиксируют её с минимальными искажениями, поскольку им ещё чужды циничное критиканство и мещанский утилитаризм. И в жизни они разбираются лучше нас, взрослых. Они умеют расставлять приоритеты и точно знают цену всему. Дайте любому несмышлёнышу карандаш и бумагу и что он нарисует? Две самые дорогие вещи – маму и Солнышко. Машины и танки он начнёт рисовать гораздо позже, когда вы его научите, а начнёт он непременно с этого, с самого дорогого, что есть у каждого человека.

По этой же причине незатейливую песенку Льва Ошанина и Аркадия Островского, не прижившуюся во взрослой аудитории, дети приняли, полюбили и сделали своей, детской. Они интуитивно поняли то, до чего не дошли окостеневшие мозги и очерствевшие сердца взрослых: что по природе своей это не просто музыкальное произведение, а… молитва. Молитва о самом главном:

Орлов Владимир.