Если произнести в какой-нибудь достойной компании слово «журналист», можно услышать много нелестных отзывов. А дело всё в том, что не тех людей они называют этим замечательным словом на «ж».

Или те люди, единожды или в который раз осквернившие свой род деятельности, сболтнули где-то, что они «журналисты». Обидно выходит. Стар­­­­­шее поколение прогнозирует нам волну журналистов-неучей, работников жёлтой прессы и тому подобных уродов общества, поясняя это тем, что нынешнее поколение юных представителей второй древнейшей профессии не учится, не читает, не слушает и не смотрит.

Сетуют, какие замечательные и исполнительные раньше были молодые люди. Позвольте, а как же нынешние «журналисты», которые ежедневно сочиняют бред, от которого слабонервные лечатся, а зрячие начинают завидовать слепым? Они же как раз и являются представителями того «золотого» времени библиотечных посиделок и походов в фонотеку! Чтобы проследить, как меняются взгляды на журналистов и журналистику с возрастом и достижением успеха, я решила прокатиться на социальном лифте снизу вверх. С тремя остановками.

– Кать, когда и как ты решила стать журналистом? И почему?

– С детства увлекалась чтением всяческих журналов и меня всегда очень интересовала эта профессия. Пом­­­­­­­ню, мы бегали по двору с блокно­­­­­том и ручкой и задавали прохожим нелепые вопросы, а они нам усердно отвечали. Меня тогда это очень увлекало, как сейчас помню: говорили, что мы из газеты «Октябрята», почему – без малейшего понятия.

– А как ты считаешь, насколько востребована сейчас эта профессия?

– Мне кажется, очень даже востребована, потому что люди всегда хотят получать достоверную информацию. Может иногда или даже зачастую их обманывают, но детское стремление «всё знать» у наших граждан осталось. А знать первому и больше – ещё почётнее.

– А если тебе предложат работу в жёлтой прессе, которая куда более популярна, ты согласишься?

– Нет, не соглашусь, потому что не считаю жёлтую прессу тем источником информации, который следовало бы листать, слушать или воспринимать. Хотя, никогда не знаешь, как повернётся твоя жизнь!

– Как выглядит настоящий журналист? Какими качествами он должен обладать?

– Настоящий журналист, в первую очередь, должен обладать коммуникабельностью, находчивостью, объективностью и уже потом безкомплексным поведением, к тому же есть определённые нормы поведения и элементарное уважение к другим людям, которое соблюдать следует всегда.

– Какими знаниями должен владеть?

– Он должен обладать разноплановой информацией. То есть – знать всё! По крайней мере, всё самое важное, то, о чём другие не знают, то, что можно будет рассказать незнающим. Это очень важно – иметь запас тех знаний, обнародовав которые люди будут смотреть на тебя, как на справочник. А журналист, по сути, должен быть справочником: он должен уметь ответить на вопросы «что?», «где?» и «когда?»

– Что нужно, чтобы стать успешным журналистом?

– Сила воли, конечно. А также ловкость и проницательность. Нужно везде успевать и со всеми и одновременно быть, нужно уметь раздваиваться и делать несколько дел одновременно. Если ты прозеваешь, кто-то другой твою идею за тебя же и придумает. Необходимо иметь круг лиц, которые доверяют тебе, и которым доверяешь ты, именно такие люди первыми вступятся за твою честь, если на неё посягнут.

– Как быть услышанным?

– Я, между прочим, ещё и психологом быть собираюсь. Так что, с точки зрения психологии, могу вам сказать, что никак! Я – абсолютно серьёзно. Ведь если твой оппонент не хочет тебя слушать, он и не услышит! Просто заткнет уши и отойдёт. Но в том-то и привилегия журналиста. Если газету с его статьёй отложат в сторону, она так и останется лежать, и текст оттуда никуда не денется, если телеканал с твоей передачей переключат, он всё равно будет в эфире!

– В какой сфере журналистики ты хочешь работать?

– Наверное, на ТВ. Ну, во-первых, для радио у меня убийственная дикция, для газет – у меня невыносимый характер и вовремя я материал сдавать не буду, да ещё и возмущаться начну, к тому же писать я люблю меньше, чем говорить с людьми. А говорить с людьми можно именно на ТВ, при этом, когда зритель видит общую картинку говорящего человека, то эффект плохой речи скрашивается (смеётся).

– Какой ты видишь себя в будущем?

– Конечно, успешной. Это одно­­значно. Ведь каждый хочет быть успеш­­­ным человеком, мало кто скажет, что грезит о «провальной» жизни. Я хочу, чтобы с утра меня будил муж, а не будильник, чтобы на работу я не ехала, а меня вызывали: «Екатерина! На съемочную площадку!» И я бы, не торопясь, объезжая все центральные пробки, скользила по автостраде…

– Ян, твои представления о профессии изменились с тех пор, как ты начала учиться в университете по профилю?

– Представления о профессии не изменились. В конце концов, сама система поступления построена таким образом, что абитуриент на своей шкуре должен испытать, что такое элементарная подготовка материала. За каждой публикацией, представленной на творческий конкурс, стоит работа журналиста – пусть начинающего, пусть неопытного, пусть даже не понимающего масштабности своей специальности. Месяца через три после начала учебного года мы принесли клятву журналиста, в которой есть слова: «Клянемся правдиво и нелицемерно писать историю современности». И вот тут первокурсник понимает, что за понятием «журналистика» стоит гораздо больше, чем просто творческая и механическая работа. Может быть, поэтому я стала ближе к профессии.

– А почему ты выбрала именно МГУ им. Ломоносова?

– Всегда считала и продолжаю считать, что в МГУ лучшее образование. Хотя я не имею права судить, где оно плохое, где – хорошее, я не разбираюсь в тонкостях преподавания каждой специальности, но лавры первенства у Ломоносовского университета отыграть очень сложно. Даже если стереть налет престижа, МГУ – это уровень, планка. Сейчас появляется очень много учебных заведений, которые гордо вешают на себя табличку «университет». Но университет у нас один.

– Ты уже работаешь? Если да, то где и кем?

– Работать начала в 10-м классе в газете «Акция». Готовила вип-опросы. К сожалению, год перед поступлением был насыщен настолько, что от работы пришлось отказаться. Сейчас я снова участвую в выпуске газеты – пусть и не на главных ролях. Также были публикации в нескольких изданиях, в том числе театрального профиля, что позволило попробовать себя в разных жанрах. И, конечно, приобрести опыт.

– Говорят, что настоящему журналисту образование не нужно. А чему ты успела научиться?

– На мой взгляд, на журфаке МГУ существует два вида обучения: образовательная программа, как таковая, и «самообразование». Чему я научилась? Еврепида от Эсхила отличаю, знаю, что такое дольник и тактовик, что такое офсетная печать и ракель, знаю, о чём Грозный писал Курбскому и т. д. Но ведь всё это есть в учебниках и в интернете! А среди преподавателей есть легендарнейшие личности, колоритнейшие фигуры. В МГУ и стены учат. Чему-то очень человечному.

– Что ты собираешься делать после окончания?

– Однозначно ответить почти невозможно. Попробую себя оправдать: всё-таки первый курс. У меня нет чётко прописанного маршрута с названиями газет, журналов и каналов. Загадывать не могу и не хочу. Планы, мечты есть. Но боюсь сглазить.

– Что нужно, чтобы не потеряться в толпе людей твоего профиля?

– В профессии журналиста, как и в любой другой, каждый должен заниматься своим делом и занимать свое место – из серии «будь собой, не дай себе засохнуть». Так не потеряешься. Другое дело, что найти себя бывает весьма нелегко; можно сказать, что и отсутствие стиля – это стиль. Работать в жёлтой прессе и изо дня в день эпатировать читателей свежими скандалами – тоже возможность выделиться. Только вряд ли это вызовет уважение. Потому что, как бы банально это ни звучало, в чести остаются порядочность, справедливость, верность объективной реальности. А это встречается не всегда.

– Опиши картину одного дня из твоего будущего. Кем работаешь, где и как, есть ли семья, друзья, узнаваемость?

– Невозможность куда-либо пробиться. Сомнительная редакция в подвале. Куча долгов. Маленькая квартира. Апатия во всём – от облаков над головой до облаков в голове. Звон будильника. Просыпаюсь в холодном поту. Слава Богу! Это был всего лишь сон. Потягиваюсь. Окончательно просыпаюсь. Хорошо бы что-нибудь перекусить: обед сегодня с юбилейным выпуском журнала и записью программы явно не представляет угрозы. И хорошо бы муж подбросил в редакцию – моя машина в сервисе.

– Сегодня, несмотря на свободу слова, правда мало кому нужна. Так что ты будешь делать: говорить правду людям, оставаясь на задних рядах, или получать деньги, работая на жёлтую прессу? Как найти равновесие?

– На задних рядах правда тоже дорогого стоит: куда ж мы без надежного тыла? Журналист, прежде всего, должен быть тактичным. Не трусливым, не малодушным, а именно тактичным. А где применять это качество, каждый решает сам.

– Говорят, когда в 1967 году вышел фильм Сергея Герасимова «Журналист», резко вырос конкурс на факультеты журналистики. А сегодня стоит стремиться к этой профессии?

– Сегодня, как и 40 лет назад, и 140, стоит стремиться к тому, к чему душа лежит. А, выбирая профессию из конъюнктурных соображений, можно и просчитаться. Конечно, «вторая древнейшая» давно считается одной из самых интересных и даже денежных и престижных. Но всегда ли в ней чувствовали себя комфортно даже самые талантливые и вознесшиеся на самые вершины? В советские годы, как мне рассказывали ветераны нашего цеха, перед журналистами, работавшими за рубежом (вот уж завидная участь!) стояла такая мучительная дилемма: если ты хочешь писать правду, пиши для ТАСС, но там читать твои правдивые и объективные (разумеется, до известного предела) репортажи будут лишь чиновники ЦК КПСС, МИД и КГБ. А если ты хочешь славы и положения – пиши в «Правду», но писать придётся, чаще всего, враньё. И единственной отдушиной станут редкие закрытые отчёты для ЦК и других серьёзных ведомств, которые, как и серьёзные «тасовки», не предназначаются для массового читателя.

– Но сегодня-то, слава Богу, можно стать известным и успешным, не кривя душой...

– Талантливым людям это удавалось и раньше. И без всякого эзопова языка. Вспомните Ярослава Голованова, писавшего в «Комсомолке» о космосе, или его коллегу – Василия Пескова, или правдиста Всеволода Овчинникова, открывшего для многих Японию. Конечно, и им приходилось о чём-то умалчивать, и они, наверное, страдали от этого. Но они были чрезвычайно популярны и, как сегодня говорят, успешны. И при этом они сделали одно очень большое дело: их статьи и книги, которые миллионными тиражами читали по всему Союзу, в том числе в глубинке, в какой-то мере подспудно подготовили народ к переменам.

В перестроечную эпоху имена в журналистике, то есть успех, делались на остроумной критике и на громких разоблачениях. В 90-е годы это стало небезопасно: за меткую критику или чересчур смелое разоблачение можно было получить пулю в лоб или бомбу под капот. Но настоящих журналистов это не пугало, хотя, к сожалению, часто, всё же, останавливало. Навсегда. Но, тем не менее, очевидно, что писание правды стало прямой дорогой к вершинам профессии. К успеху. Разумеется, некоторые ограничения всё же были, ведь пресса разделилась по политическим предпочтениям. Как, в общем-то, во всём мире. Поэтому люди левых взглядов кучковались в «Правде», «Завтра» или «Лимонке». А правые шли в «Коммерсантъ» или «Независьку». И везде приходилось придерживаться неких принятых в том или ином лагере представлений о том, что такое хорошо, и что такое плохо.

– А как же с объективностью и правдивостью?

– Ну, левым объективность никогда не была нужна. Но, потеряв власть, они снова стали правдивыми. И то, лишь наполовину: когда живописали «ужасы ельцинского режима». Ведь развал экономики, коррупция и жадность чиновников, разгул криминала, разворовывание страны – всё, о чём кричали в «Правде», было правдой. Может, для кого-то это и секрет, но об этом же писала и западная пресса. Когда-то Вера Ильинична Новодворская, которую я имел счастье регулярно лицезреть и слушать на «летучках» в редколлегии журнала «Новое время», говорила, что объективность должна стать ругательным словом, а мы «должны мочить комуняк и гэбульников». То есть заниматься не информированием, а пропагандой. И объяснять госпоже Новодворской, которую я, кстати, очень уважаю за её открытую и бескомпромиссную борьбу с «коммуняками» ещё в эпоху «совка» (для этого нужно было иметь мужество), что за 70 с лишним лет народ в России устал от пропаганды, было бесполезно. В общем, споры с ней на этом не кончились и, когда они мне надоели окончательно, я ушел в «Коммерсантъ», где, как мне казалось, объективность не является ругательным словом.

– А там соблюдается объективность?

– В целом – да. И это одна из причин, почему «Коммерсантъ» на протяжении многих лет остается, как мне кажется, одной из самых популярных газет, и поэтому работать в ней считается престижно. Причём, заметьте, этот принцип соблюдается и соблюдался, несмотря на то, что хозяевами газеты в разные годы были (и есть) люди, которые кроме экономических интересов имели ещё и политические интересы и пристрастия. Наверное, потому, что марка «Коммерсанта» как серьёзной и независимой газеты для них была и остаётся важнее, чем возможность через свою газету пиарить свои политические взгляды.

– И откуда у вас такое маниакальное пристрастие к объективности? В школе и комсомоле привили?

– Ну, вообще-то, в советской школе и в комсомоле учили всегда говорить только правду. Хотя как раз комсомол и научил меня врать. Работая в советские годы в разных организациях в разное время, я неизменно оказывался в руководстве комсомольских организаций, потому что язык был хорошо подвешен. И частенько занимался написанием липовых отчётов или на встречах со старшими партийными товарищами рассказывал, не моргнув глазом, об «определённой работе», проведенной в отчётный период, которая, естественно, никем не велась. Товарищи это понимали, но отчётами были довольны, потому что им некогда было заниматься всякой фигней, нужно было работать. Что касается школы, то она, как я помню, была в мои годы не слишком политизирована и пыталась воспитать из нас «настоящих строителей коммунизма» достаточно формально, упирая, больше, на знания. Я, например, очень благодарен нашей литераторше Ольге Порьфирьевне Вистгоф, за то, что она привила нам интерес к литературе. Она была очень грозной, её жутко боялись даже «хорошисты» и «отличники», но именно она вдруг начала вести у нас интереснейший семинар по поэтам-декадентам «Серебряного века». И кайф от написания текстов я впервые почувствовал благодаря ей, придя на олимпиаду по литературе, где нам предложили написать свободное (то есть, не задумываясь об орфографических ошибках) сочинение о творчестве Маяковского.

– А вы считаете, что одной объективности (разумеется, при наличии таланта) достаточно, чтобы стать сейчас успешным журналистом?

– Иногда она вовсе необязательна. Успешный журналист, если я правильно понимаю этот термин, – это тот, кого много печатают, и которому хорошо платят. И сейчас полно изданий, которые занимаются тем, что развлекают читателей. Например, глянец, который зарабатывает деньги на рекламе, в том числе скрытой, то есть «джинсе». Тут уж не до объективности. Зато гонорары очень хорошие. Если вас как журналиста это устраивает, ветер вам в парус. Но стать успешным можно и в серьёзной журналистике.

Далеко за примером ходить не нужно: специальный корреспондент «Коммерсанта» Андрей Колесников. Когда публикуются его репортажи, многие, насколько я знаю, начинают день не просто с «Коммерсанта», а с чтения опусов Колесникова. Он, правда, не всегда серьёзен, но пишет-то он о серьёзных вещах.

– Назовите другие слагающие успеха профессии журналиста сегодня.

– Профессионализм. Надо знать то, о чём ты пишешь. Если об экономике – почти на уровне экономиста. О внешней политике – почти на уровне дипломата. И ещё необходим здравый скептицизм. Чтобы не попасть впросак, не верь никому. И мне вы не верьте. Мало ли чего я вам тут наговорил.

На лифте каталась Александра БРИЛЬ.

Журналист