Часть V.

Вот такие, выражаясь языком советского ОВИРа, «родственники за границей» обнаружились на поверку у нашего главного героя.

О степени их сходства – судите сами. Мы выявили, что все они огромных размеров, обитают в Нижнем мире, любят воду и околачиваются в окрестностях Мирового дерева. Многие из них имеют несколько голов, а те, у кого она одна нисколько ею не дорожат, поскольку она имеет у них обыкновение в случае потери отрастать заново. Объединяет их и просто маниакальная настойчивость, с которой они пытаются уничтожить наш мир – в конце времён многим из них отведена роль главного антигероя.

Вместе с тем, в нашу теорию никак не вписывается отсутствие Мирового змея в большинстве космогонических мифов, особенно ведических и авестийских. К тому же антропоморфный Кощей даже отдалённого сходства с перечисленными пресмыкающимися не демонстрирует.

Абсолютно отрицать змеиную природу Кощея, однако, не стоит. Обратим-ка мы внимание вот на что: смерть Кощея спрятана, как известно, в яйце, но что это за яйцо, какова его природа и кто его снёс нигде не говорится!

Об яйце, хранящем Кощееву смерть, достоверно мы знаем только то, что оно находится в утке. По банальной логике должно подразумеваться, что яйцо утиное. Но в данном случае мы дело имеем не с естественно-биологической ситуацией, а с волшебно-сказочной – ну, ведь, не может же заяц, в котором в свою очередь находится утка, считаться её биологическим отцом! Он лишь вместилище, но не биологический предок.

Роль не продуцента, а хранилища играет и утка. Яйцо всего лишь временно находится в ней, как в сейфе, но не является её порождением. Поэтому оно может быть чьим угодно – куриным, воробьиным, павлиньим… А может быть вообще даже не птичьим, а крокодильим, например, или черепашьим. Ничто не мешает ему быть и змеиным. А как говорил Рикки-тики-тави: «Из яиц кобры могут вылупиться только кобры! ».

Любопытен и такой факт – в архаичном варианте сказки «О молодильных яблоках», записанном в 1909 году у сказителя Мануйлы Петрова, в качестве средства омоложения выступают не пресловутые яблоки, а «молодецкия яйця»: «А хто эфти молодецкия яйця добудет и хто их съисьть, тот на двадцать лет молодым будет». С яблоками в прилизанном варианте сказки всё понятно – они растут на чудесной яблоне с серебряными листьями посреди дворца богатырки Синеглазки, которая приходится Кощею родной дочерью, и Иван-царевич срывает их прямо с ветки. В неподцензурной версии происхождение молодецких яиц не оговаривается, но генетическая связь их с яйцом Кощеевой смерти очевидна.

О самой известной несушке русского фольклора – курочке Рябе – мы говорили в «Послании нерождённым». Там же рассматривалась и символика яйца, но надо сказать, что эта сказка принадлежит к несколько иному пласту народной мудрости и в идентификации яйца с Кощеевой смертью помочь нам не может.

В искомом вопросе куда как интереснее рассмотреть другую сказку, в которой, как ни странно, напрямую Кощей не фигурирует. Называется она «Баба-Яга и Заморышек». Начинается она так:

Жил-был старик да старуха; детей у них не было. Уж чего они ни делали, как ни молились богу, а старуха все не рожала. Раз пошел старик в лес за грибами; попадается ему дорогою старый дед.
- Я знаю, - говорит, - что у тебя на мыслях; ты все об детях думаешь. Поди-ка по деревне, собери с каждого двора по яичку и посади на те яйца клушку; что будет, сам увидишь!
Старик воротился в деревню; в ихней деревне был сорок один двор; вот он обошел все дворы, собрал с каждого по яичку и посадил клушку на сорок одно яйцо.
Прошло две недели, смотрит старик, смотрит и старуха, - а из тех яичек народились мальчики; сорок крепких, здоровеньких, а один не удался – хил да слаб! Стал старик давать мальчикам имена; всем дал, а последнему недостало имени.
- Ну, - говорит, - будь же ты Заморышек!...

Вопросов по прочитанному лично у меня уйма: кто сей непоименованный «старый дед»-ведун из лесу? Как он прочитал мысли старика? Как старик повёлся на неприкрытое чёрное чародейство? Кто настоящие родители мальчиков, вылупившихся из яиц?

Хотя на последний вопрос ответ напрашивается сам собой: спроста ли в имени главного героя присутствует тот же корень, что и в имени неоднократно упомянутой по ходу повествования дочери и любовницы Чернобога Морены? Не её ли это детки вылупились из яиц, подкинутых доверчивым старикам? И не сам ли Чернобог, обернувшись «старым дедом», надоумил доверчивого простофилю притащить этакую гадость в дом?

А дальнейший ход сказочных событий показывает, что именно так всё оно и было! Братья растут не по дням, а по часам и очень скоро покидают кров приёмных родителей. Дорога приводит их в дом Бабы-Яги. Тут надо обратить внимание, что к Бабе-Яге они попадают не в связи с тем, что им требуется найти путь в Тридесятое царство, а, как бы, просто так, от нечего делать…

Старушка их встречает хлебом-солью и даже предлагает им в жёны своих дочерей, которых у неё как раз сорок одна (спроста ли совпаденьице?! ). Ночью вероломные гости отрубают невинным девицам головы, в знак насмешки надевают их на колья забора и убираются восвояси. Баба-Яга кидается в погоню, но Заморышку с братьями удаётся от неё ускользнуть и расплаты избежать.

Сказка эта обращает на себя внимание ещё и тем, что герои в ней действуют впустую. В других сказках преследуется какая-то конкретная цель – спасти мать, найти невесту, достать молодильных яблок, добыть корону и полцарства в придачу – а в сказке «Баба-Яга и Заморышек» братья не добиваются ничего. У них словно самоцель истребить семью Бабы-Яги и всё! Объяснить эту сказку можно только исходя из сложных отношений двух языческих богинь – Макоши, в сказочном варианте названной Бабой-Ягой, и её родной племянницы Морены. Но для того, чтобы понять корни их конфликта требуется освежить в памяти кое-какие сведения по божественной генеалогии.

Морена (она же Мара, Морана, Маруха, Мора, Змора) – богиня смерти и зимы. Её имя восходит к общеарийскому корню mr, от которого происходят, разноязыкие обозначения смерти, например, санскритское mrtis, индийское mrtū, латинское mortis, русское смерть. В нашем языке имя этой богини, кроме того, дало начало словам мор, морока, помереть, мразь, мрак, марево, изморось, умора, кошмар, заморочка, заморыш…

Морена в неоязыческой иконографии.

Морена – типичный метаморф: она предстаёт то молодой девушкой в белом, то высокой красивой женщиной в чёрном, то страшной сгорбленной старухой в рванье с длинными распущенными волосами. Её планета – Чёрная Луна. Её личное животное – лиса. Её предназначение – нести вред человечеству: там, где появляется Морена, начинаются эпидемии (мóры) и несчастья (мóроки). Там, где по-крупному она нагадить не может, Морена тешится тем, что насылает на людей страшные сны (кошмары). Да, что там люди – каждое утро она с толпой приспешников пытается подкараулить само Солнце красное, но всякий раз отступает перед его мощью и красотой. Подручных Морены зовут мары или мóры; самая известная среди них домашняя пакостница кикимора (тот же корень «мор» ).

Мать Морены – универсальная «матерь богов» богиня Лада. Она является женской ипостасью бога-творца Сварога и была сотворена им прежде всех живых существ в начале времён. В наш мир она явилась в виде сгустка пламени (плазма? ) и звали её тогда Матерь Сва или Слава. Когда творение закончилось и всё устаканилось, Матерь Сва утеряла большую часть своих первородных функций, приняла человеческий облик и превратилась в покровительницу брака Ладу, основным предназначением которой стало рожать детей.

Принципы дуализма требовали уравновесить многочисленных добрых богов, которых нарожала Лада, их аналогами противоположной направленности. К тому же описываемые события происходили в Золотом веке, когда люди были бессмертны и требовалось заодно подсократить их весьма расплодившееся поголовье. Лада согрешила с Чернобогом и родила Смерть-Морену.

К выполнению своих обязанностей Морена приступила с фанатизмом и очень скоро человечество сократилось настолько, что боги испугались, как бы, истребив людей полностью, она не взялась за них самих. И для того, чтобы как-то Морену обуздать, её, во-первых, лишили на всякий случай бессмертия, а, во-вторых, выдали замуж за Дажьбога. Однако, супруги характерами не сошлись, Морена убила Дажьбога и ушла к отцу, с которым вступила в преступную связь и, в противовес детям Лады, наплодила собственное многочисленное отродье.

Атрибуты Морены – груды черепов и серп, которым она перерезает нити жизни. Их прядут три богини-пряхи Макошь, Доля (Среча) и Недоля (Несреча). В русских сказках они зафиксировались в образе Бабы-Яги – вернее, Бабок-Ёжек, поскольку их трое.

Макошь, Доля и Недоля – богини судьбы. Их мать – сама Мать-Сыра Земля, поэтому Кощею они приходятся сёстрами, а Морене, Синеглазке, Василисе Премудрой и прочим кощеевым дочерям – тётками.

Главная в этом трио, понятно, Макошь – она сама, в определённом смысле, «Великая мать». Б.А. Рыбаков расшифровывает её имя как «ма» - мать и «кош» - удел, судьба, то есть «Мать-судьба» или «Мать, дающая судьбу». Её сёстры (или воплощения) Доля и Недоля лишь корректируют работу Макоши, вплетая в её нить добрые и злые события. При этом, у Доли и Недоли очень плохое зрение и кому-то они больше добавляют добра, а кому-то зла – оттого и судьба у каждого своя.

Макошь Виктора Королькова ничем не похожа на стереотипный образ Бабы-Яги.

Слепые сёстры Макоши – Доля и Недоля.

Все сказочные герои, оказавшиеся во владениях Бабы-Яги, застают её именно за прядением: «Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашёл он в неё, а там сидит баба-яга, старых лет, шёлковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает» («Сказка о молодильных яблоках и живой воде»); «В избушке старая баба-яга прядёт кудель…» («Гуси-лебеди»); «...в избушке сидит баба-яга, костяная нога – холст ткёт» («Баба-Яга»). И работу свою она не прекращает даже не смотря на близорукость высокой степени – своих посетителей Баба-Яга определяет, в основном, по запаху: «Фу-фу, русским духом пахнет! ».

Три сестры-пряхи очень расхожая мифологема – это богини судьбы, прядущие нити человеческих судеб. В рассмотренном выше скандинавском эпосе таковыми были Норны: Урд (Судьба), Верданди (Становление) и Скульд (Долг). В древнегреческих представлениях, о которых речь ниже, судьба человека была в руках сестёр Мойр: Лахезис (Дающая жребий), Клото (Прядущая) и Атропос (Неотвратимая). Здесь же прямо таки напрашивается упоминание о немецкой народной сказке «Три пряхи»; а ещё пряхой по профессии был дева Мария.

А поскольку они пряхи, то и не мудрено, что герой получает от них вместо компаса волшебный клубок. Посмотрите по-новому на глубину символики: Яга вручает герою клубок и в пункт назначения герой приходит лишь тогда, когда клубок размотается полностью и нить кончится. Смысл этого: клубок Яги, как богини судьбы, свит не из простой нитки, а из нити судьбы героя. Нить-судьба ведёт героя через тёмный лес – будущее. Соответственно, когда заканчивается нить жизни, он и попадает в Царство Мёртвых. Всё логично и красиво!

Живут Бабки-Ёжки в Тёмном лесу, который является буферной зоной между Миром живых и Миром мёртвых. Дальним своим краем Тёмный лес примыкает непосредственно к пограничной между двумя Мирами реке Смородине. К известному плодовому кустарнику это название отношения не имеет, так как пришло в русский язык из санскрита, на котором «смарха» означает «кровавая». И, действительно, течёт в ней некая похожая на кровь жидкость. При попытке реку Смородину переплыть оная жидкость вспыхивает пламенем до небес. Берега Смородины соединяет один-единственный мост – Калинов. «На Калиновом мосту по-над рекой Смородиной» русские чудо-богатыри пресекают попытки всякой многоголовой нечисти проникнуть с деструктивными целями из Мира Мёртвых в наш Мир (детально загробную географию мы изучали в «Morituri»).

В сказках (не без влияния христианства) Яга фигурирует в основном как проводник в Царство Мёртвых – без её советов миссия героя не выполнима, а его победа не возможна. У Макоши же подобная функция была далеко не главной.

Образ Макоши вообще крайне архаичен и сложен. Прослеживается он со времён палеолита и восходит к культу Великой богини.

В палеолитическом Зарайске Великая богиня была такой.

В те времена Макошь была наделена функциями богини плодородия. Внешне это проявлялось тем, что будущую Макошь изображали с коровьей головой (вспоминаем многочисленные сказки про коровушек-кормилиц и волшебных помощниц – «Бурёнушка», «Крошечка-хаврошечка», «Иван – коровий сын» и т.п. ) и гипертрофированными женскими половыми признаками. От первого Макошь унаследует свой основной атрибут – рог изобилия, с которым будет канонически изображаться; от второго – пышные формы (у сказочной модификации Макоши Бабы-Яги груди болтаются ниже колен, гениталиями она может протереть до дыр железную дверь (в адаптированном варианте – пролизывает языком), а детей у неё больше сорока, причём все они рождены от разных мужей) .

Макошь с рогом изобилия на Збручском идоле (интерпретация Б.А. Рыбакова).

Описанная в сказках способность сказочной Бабы-Яги превращаться в лягушку тоже, как ни странно, относится к свойствам богини плодородия. Дело в том, что у арийских народов лягушка символизировала главный женский репродуктивный орган – матку. Даже существовало поверие, что ночью, во время сна, матка в виде лягушки может выбраться у женщины через рот, чтобы искупаться. В таком плане описанная в сказке «Пойди туда – не знаю куда» метаморфоза Бабы-Яги в гигантских – выше леса стоячего – размеров лягушку, наполняется совсем иным, фрейдистским смыслом. Заодно понятно и почему Кощей свою непокорную дочь-нимфоманку превратил в лягушку, а не в какого-то другого представителя фауны («Царевна-лягушка»).

Прорись языческой славянской космогонической схемы с лягушкой в центре – благодаря христианизаторам Руси смысл её нам, к величайшему сожалению, не известен.

Вместе с тем классическим метаморфом Баба-Яга не является. Сказки описывают её превращения только в лягушку (вспоминаем, в каком образе впервые явился в наш мир авестийский дьявол Ангра-Манью!) и делает она это только с одной целью – перепрыгнуть через огненную реку Смородину. Причём, исходно, если внимательно изучить сказочную хронологию, проходить столь мучительную метаморфозу Бабе-Яге не требовалось – в её арсенале первоначально был волшебный платочек, от взмаха которым над Смородиной появлялся временный мост. Проследить судьбу этого аксессуара оказалось небезынтересным!

Волшебный платочек выкрал у Бабы-Яги хорошо знакомый нам Заморышек. Именно по этой причине Баба-Яга не сумела догнать убийц своих дочерей:

…Поутру встала Баба-Яга, глянула в окошечко – кругом стены торчат на спицах дочерние головы; страшно она озлобилась, приказала подать свой огненный щит, поскакала в погоню и начала палить щитом на все четыре стороны. Куда молодцам спрятаться? Впереди сине море, позади Баба-Яга – и жжет и палит! Помирать бы всем, да Заморышек догадлив был: не забыл он захватить у Бабы-Яги платочек, махнул тем платочком перед собою – и вдруг перекинулся мост через все сине море; переехали добрые молодцы на другую сторону. Заморышек махнул платочком в иную сторону – мост исчез, Баба-Яга воротилась назад, а братья домой поехали («Баба-Яга и Заморышек»).

Но тогда получается, что Заморышек был прекрасно информирован о ценных вещах, имеющихся в доме Бабы-Яги, и местах их хранения – уж, не зловредная ли Морена дала своему отпрыску столь детальную наводку?!

Оставшись без платочка, Баба-Яга в следующей сказке «Пойди туда – не знаю куда» вынуждена через Смородину перескакивать, превратившись в лягушку:

…Андрей оделся, взял горшок, сел на коня Бабы-Яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через нее ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит. Андрей слез с коня, лягушка ему говорит:
- Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться.
Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь.
- Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину.
- Что ты, бабушка, эка маленькая, чай я тебя задавлю.
- Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче.
Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась – сделалась словно копна сена.
- Крепко ли держишься?
- Крепко, бабушка.
Опять лягушка дулась, дулась - сделалась еще больше, словно стог сена.
- Крепко ли держишься?
- Крепко, бабушка.
Опять она дулась, дулась – стала выше темного леса, да как скакнет – и перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой…

(«Пойди туда – не знаю куда»).

А украденный Заморышком платочек обнаруживается… у Кощея (сказка «Марья Моревна»):

- Как же ты через огненную реку переправился? [спрашивает Марья Моревна у Кощея]

- А у меня есть такой платок – как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет! («Марья Моревна»).

Причём, якобы похищенная Кощеем Марья Моревна опять-таки отлично знает, где хранится столь важная вещица и имеет к ней свободный доступ. Она вновь крадёт платок и передаёт его Ивану, что становится первым шагом к кощеевой погибели.

Казалось бы, платочек, мелкая третьестепенная деталь… А выводы какие? А такие, что сказки нельзя изучать по отдельности! Каждая сказка – это не только и не столько самостоятельное произведение, сколько паззл гигантской мозаики и понять всю их мудрость можно только, сложив их в целостную картину.

Но вернёмся к Великой богине… На том этапе культы Макоши и Матери-Сырой Земли были едины. Лишь после его распада функции богини плодородия отошли к Матери-Сырой Земле, а Макошь обзавелась сёстрами и собственными задачами, главная из которых ниспослание судьбы.

Сказочная Макошь судьбу посылает, в основном, недобрую, поэтому встреча с Бабой-Ягой ничего хорошего не предвещает. Рассмотрим, к примеру, сказку, которая так и называется «Баба-Яга» (аналогичный сюжет имеет сказка «Василиса Прекрасная» - не путать её с дочерью Кощея Василисой Премудрой! - поэтому можно предположить, что некогда это было одно и тоже произведение, либо что две сказки выросли из одного общего мифологического первоисточника).

У мужичка умирает жена, его дочь становится сиротой. Недолго поскорбев, мужик женится во второй раз. И мало того, что новой папиной жене его дочь от первого брака приходится не ко двору, так ещё она оказывается сестрой Бабы-Яги.

Пересказ здесь, думаю, стоит приостановить для того, чтобы оценить поэтичность метафор. Ну, как могут звать сестру Бабы-Яги, сиречь Макоши, которая пришла в дом вдовца? Конечно же, Недоля – несчастливая судьба! Понятно, что мужичку, с Недолей повенчанному, не сладко, а его дочери, оставшейся без мамы, ещё тяжелее.

Новая папина супруга решает падчерицу погубить. Для этого она отправляет её к своей сестре Бабе-Яге под благовидным предлогом – попросить нитку с иголкой, дабы сшить девочке новую рубашку. А мы-то с вами уже знаем, что у Бабы-Яги есть только один вид ниток – это нити наших судеб. Выдать девочке Макошь может только нить её собственной судьбы. А для этого что надо с нитью сделать? Правильно, оборвать её. Ну, а человеку, у которого оборвана нить жизни, нужна только одна «новая рубашка» – саван!

Всё, однако, кончается хорошо, поскольку девочка оказывается жрицей высокой степени Посвящения. По сказке, отправляясь к Бабе-Яге, она прихватывает с собой деревянную куклу. В самый роковой момент она кормит куклу кашей, та на время оживает и даёт сиротке детальные инструкции, как сбежать от Бабы-Яги. Так, мимолётом, в сказке описан языческий ритуал жертвоприношения умершим предкам. Деревянная кукла, которую догадливая сирота взяла с собой в опасную дорогу, это Чур – деревянный оберег, изображающий божество - хранителя домашнего очага. Чур – божество не персонифицированное; чурами становились совокупно души всех умерших родственников. Требы чурам приносили кашей. Выполнив этот обряд, девочка вызвала с того света душу своей матери и она деревянными устами куклы поведала своему ребёнку, как избежать погибели. Вот такая повесть о материнской любви!

Макошь прядёт нити наших судеб по ночам. У прях во времена оны бытовало предубеждение, что нельзя на ночь оставлять пряжу, а то Макошь отпрядёт. На самом деле человечья пряжа Макошь, вряд ли, могла заинтересовать, так как пряла она не из шерсти или льна, а из солнечного света – золотой кудель. Поэтому-то и работала она, несмотря на близорукость, только по ночам – днём она впрок заготовляла сырьё для будущей работы. «…А вот тебе мой подарок: серебряное донце, золотое веретенце; станешь кудель прясть – золотая нитка потянется» («Финист – ясный сокол»).

Когда на земле рождается человек, на небе Сварог открывает окошко, через которое будет всю жизнь наблюдать за этим человеком. Обитателям земли эти окошки видны, как звёзды. А потому, сколько живёт на земле людей – столько и звёзд на небе. Это представление сохранилось в подкорректированной после победы христианства поговорке «Небо – терем божий, звёзды – окна, откуда ангелы смотрят» (цитирую по В.И. Даль «Пословицы русского народа»).

К звезде и привязывает нить судьбы Макошь. Смертным дано осязать лишь коротенький отрезочек этой нити – пуповину. Поэтому пуповину надо беречь – пренебрежение ею может прогневить Макошь и она пропорционально укоротит жизнь. А ваши пуповины где? Рассказать? У тех, кто родился до так называемой «перестройки», пуповины в числе прочих отходов попали в мусорный бак роддома, а там их или собаки пожрали, или вороны растащили; а у тех, кто в этот мир пришёл уже в «демократические времена» пуповины заботливо собрали и отправили за бугор для нужд израильской или французской парфюмерной промышленности. А ведь это такой же орган ребёнка как ручка или ножка – задумайтесь, чем торгуете!

У Макоши среди смертных есть помощницы – повивальные бабки или повитухи. Названия эти произрастают от слова «повить» – скрученная нить, которой перевязывалась пуповина. Существительное «повить» происходит от глагола «вить, свивать», а он в свою очередь является славянским звучанием арийского veiti – скручивать, плести, соединять отдельные пряди в одну нить. Птица вьёт гнездо, человек вьёт верёвку, повивальная бабка свивает пуповину с нитью Макоши. Две этих нити соединяются в одну, когда повитуха перетягивает пуповину новорожденного и завязывает на наложенной лигатуре узел. От этого действа вошли в нашу речь идиомы «узловой момент», обозначающий ключевой, определяющий, судьбоносный этап чьей-то биографии, и «завязка» – начало какого-то драматического сюжета.

Уж, не биспираль ли ДНК имели в виду наши предки, под нитями судьбы, которые прядёт Макошь?!

А дальше Макошь прядёт, а Доля и Недоля ей помогают, вплетая в основную нить толики счастья и несчастья. Они могут добавить кому-то больше добра, кому-то больше зла, но какова будет длина нити зависит не от них, а от их злобной племянницы Морены. Именно она портит работу тёток, перерезая своим серпом нити человеческих судеб. Какая красивая метафора: Судьба противостоит Смерти и не может её победить, но Смерть не сильнее Судьбы.

Орлов Владимир.