Текст напечатан по источнику: А.Л.Зиссерман. Фельдмаршал князь А.И.Барятинский. //журнал «Русский архив» за 1888 год.

Для восстановления здоровья князь Александр Иванович получилпродолжительный отпуск за границу. Он путешествовал по разным странам Европы; стараясь пополнить недостатки своего образования, слушал в разных городах университетские лекции и особенно в Марсели славившегося тогда профессора математики.Там же он познакомился с Гульяновым, известным русским лингвистом, этнографом и египтологом. Старик Гульянов, видя в молодом человеке любознательность, жажду познаний, что тогда так редко встречали в кругу светской молодежи, очень к нему привязался. Будучи совершенно одиноким, не имея никого родных и близких, старик предложил князю сделаться наследником его весьма ценной, многими трудами собранной библиотеки, и в 1940 году, в Дармштате, был заключен с ним договор, в силу которого за довольно значительную сумму, библиотека, оставленная в полном пожизненном пользовании Гульянова, после его смерти становилась собственностью князя. Эта услуга дозволила русскому ученому, боровшемуся уже с тяжким недугом, окончить давно начатое издание сочинения и вполне обеспечила последние годы труженической жизни Гульянова, скончавшегося на чужбине.

Во время этих же путешествий по Европе князь познакомился с известною портретистскою Vigee Le Brun. Князь рассказывал, что видел у нее снятые ею с натуры портреты королевы Марии Антуанеты и других лиц несчастной королевской фамилии; но еще удивительнее были портреты m-me Dubarry любовницы Людовика XV. Когда князь Александр Иванович выразил удивление, что художница могла знать Dubarry, m-me Le Brun отвечала, что во время писания этого портрета она была даже несколькими годами старше Dubarry.

В то же время князь Александр Иванович хорошо познакомился молодым графом de Falloux, известным впоследствии писателем, бывшим министром. De Falloux при встречах с знакомыми русскими всегда отзывался с большой похвалой о способностях князя Александра Ивановича и говорил, что при первом же знакомстве, не взирая, что князю было всего лет 20, предвидел предстоявшую ему блестящую будущность. В своих записках, напечатанных во французском журнале «Le Correspondant» (февраль 1889, стр. 600) граф De Falloux, между прочим, говорит: «Русская аристократия в это время (1835 г.) далека была от мысли вызывать освобождение крестьян, хотя и предвидела его; она молча пассивно готовилась к нему. Я обязан дружбе князя Александра Барятинского, впоследствии победителя Шамиля и фельдмаршала, сообщением частной записки, завещанной ему отцом,в которой излагались злоупотребления крепостным правом. Говорилось о невозможности продолжительного его существования, о желательном со стороны русского дворянства почине; вообще записка заключала в себе самые благородные, светлые мысли и наставления.

В 1838-39 годах,во время путешествия по Европе с великим княземнаследником Александром Николаевичем, в свите которого находился и друг князя Барятинского, граф Иосиф Михайлович Виельгорский, он, несмотря на неразлучные с таким образом жизни развлечения, находил время интересоваться

и более серьезными предметами. Оба друга посвящали главным образом свое внимание всему касающемуся истории России и Славянских народов.

С этою целью они собирали сочинения на разных языках, рукописи, древности, картины, оружие, исторические портреты и проч. Расходы делались общие, с условием, что со смертию одного все переходит в собственность остающегося в живых.

Сохранилось несколько писем графа Виельгорского к князю, из которых видно, с каким неослабевающим усердием они относились к своему предприятию – основанию музея, названного ими «Русский сборник». 28 ноября 1838 года из Рима Виельгорский писал, между прочим: «Я сделал такую находку для нашего кабинета, что едва удержался на ногах от восхищения. Это три картины русские, подобных которым нет во всей России. Я тебе не пишу, что это именно такое и где оне, потому что если Жуковский узнает, то тот час заставит великого князя купить. Я дал уже поручение достать их и, быть может, мы их получим за бесценок; владелец картин не понимает их важности и продает дешево; я обещал до трех тысяч и каждый день ожидаю известий об успехе. Здесь я надеюсь купить много латинских и итальянских книг, относящихся до России и Славянских земель. В будущем году наша библиотека будет иметь до 2000 томов одних иностранных сочинений». «Здесь 26 русских художников, ожидающих заказов и сидящих без работы; никто из наших дворян им ничего не заказывает».

В следующем письме от декабря Виельгорский говорит подробнее о картинах. «1-ая, портрет боярина Микулина, посла нашего в Лондоне, в 1600 году, он очень хорошо сохранен и прекрасной работы; 2-ая, когда татары около 1570 года наводнили Россию, царь Иоанн Грозный собирался бежать в Новгород и просил королеву Елизавету дать ему убежище в Англии и отыскать невесту; тогда был сделан портрет его и отправлен в Лондон. По всем справкам это должен быть тот же самый портрет: он хорошо сделан и хорошо сохранен. Следовательно, это первый русский портрет существующий! 3-я, самая большая драгоценность в отношении костюма, картина, представляющая князя Прозоровского, посла нашего в Лондоне (при Михаиле Федоровиче) с своими сыновьями. Здесь видна вся пышность и великолепие боярского костюма; один из сыновей подает ему шапку, другой жезл; видны все подробности кафтана, рубашки, унизанной жемчугом, шапки, покрытой дорогими каменьями; работа удивительная.Это неоценимая редкость. Я окаменел, когда увидел. Это одна картина, которую наш консул в Генуе Смирнов продает и хочет за нее 8000 франков наличными деньгами. С другими он расстаться не хочет. Все три он нашел в Лондоне у антиквария, который хотел их замазать, не понимая букв, которые на них назначены (sic). На картине прозоровскогоесть описание оной славянскими буквами. Что скажешь? Я равнодушно об этом не могу думать…. Между тем я здесь собрал до 50 сочинений латинских и итальянских. Ты их у меня увидишь. Одно 1557 г., другое 1600 г. с картинами русскими.

В другом письме, от 30 января 1839 года, Виельгорский сообщал своему другу, что какой-то Шухов в Москве собрал для них: 1) нож, оправленный в золото, с ахонтами, боярина Головина; 2) рукопись с надписью патриархов; 3) грамоту императрицы Анны; 4) указ Екатерины с собственноручными приписками; 5) грамоту бургомистров г. Риги, по коей Пётр I-й утверждает их права на сто лет; 6) часы патриарха Никона; 7) грамоту царя Михаила Феодоровича Ляпунову; 8) 11 указов Петра I-го бригадиру Кропотову, с собственноручными отметками; 9) письмо Макарова о смерти Петра I-го; 10) универсал Меншикова; 11) татарский шлем с Куликова поля. «Работы по Русской библиографии сильно продвигаются и теперь, прибавляет Виельгорский, я составляю Французскую библиографию о России, труд громадный. Берг писал мне, что достал для тебя Крамера (Polonia 1589, fol), о котором ты хлопотал» и т. д.

Одним словом, молодые люди не исключительно предавались окружавшей их пустой, светской жизни, и находили средства и время для занятий, доказывающих стремление к приобретению серьёзных исторических познаний. О достоинстве же собираемых ими книг и рукописей можно судить по тому, что Археографическая Комиссия, под председательством министра народного просвещения Норова, приступая к изданию материалов к истории Петра Великаго и особенно в подробности дела Шакловитаго, 10 марта 1847 г. № 41 обращалась к князю Александру Ивановичу Барятинскому с просьбою сообщить несколько свитков следственнаго дела о Шакловитом, находящихся в принадлежащем ему собрании.

Граф Виельгорский умер в 1839-м году,и его собрания перешли всобственность

князя Барятинскаго. Эти собрания составляли в то время почтенную цифру 12 тыс. томов; но цифра эта не осуществляла ещё заветной мысли князя, желавшаго создать из своей библиотеки стройное целое, сделав её доступною для учёных изследователей. С этою целью он один из первых воспользовался предложением вдовы Гильфердинга и в начале 1873 года приобрёл библиотеку ея покойнаго мужа, состоявшую из 2700 слишком томов и заключавшую в себе обильные материалы сравнительнаго языкознания , истории и этнографии славянских народов. Но и этим значительным приращением покойный фельдмаршал ещё неудовольствовался. Уже с 1866 года не оставляла его мысль о приобретении одной из замечательнийших библиотек, составлявшей собственность поселившагося в Женеве Русскаго, г-на Касаткина. Веденные со вдовою его, в течение нескольких лет, переговоры увенчались наконец в 1874 году успехом, и библиотека, вмещавшая в себе 25 тыс. книг по разным отраслям науки, а также значительную коллекцию эстампов, была приобретена за 45 т. франков.

Таким образом, ценою больших усилий, настойчивости и пожертвований, составилась огромная библиотека из шестнадцати особых отделов в числе около 42 т. томов, приведённая в полный, стройный порядок и систему. После смерти фельдмаршала, библиотека, согласно его воле, досталась младшему его брату, которому он при жизни неоднократно передавал своё желание, чтобы она могла принести пользу учёному миру. Для достижения этой цели, в 1882 году было решено передать всю библиотеку в Московский Императорский Исторический и Румянцевский музеи в25-летнее пользование с предоставлением права всем посещать её с научными целями, на общих правилах, существующих для публичных библиотек. Эта передача была окончательно произведена в Сентябре 1887 года.