6-е июля 1812 года - самый знаменательный день в истории Отечественной войны. В этот день Государем Императором Александром Павловичем подписаны воззвание к Москве о вооружении всего государства и манифест о созыве земского ополчения. Прецедент к тому уже был в 1806 году, когда по манифесту 30 ноября этого года для войны же с французами образовано было и в Рязанской губернии временное ополчение или милиция. Стало быть, идея ополчения не нова. О созыве настоящего временного ополчения зрела мысль в голове Государя на много ранее издания самого манифеста. Уже в Высочайшем рескрипте на имя Милорадовича (Киевского военного губернатора) было сказано: «Ваши резервы [1] должны будут служить основанием для образования общего большого воинского ополчения, которое Мы призвали нужным произвести в государстве».
Наполеон вошел в пределы России 12 июня в ночь под 13, и захватил Гродно, а потом и Вильну, вступив таким образом в пределы России без объявления войны, в такой момент, когда его по видимому еще не ждали. Этим самым со стороны Наполеона сделан был дерзкий вызов России, но Александр Павлович все еще медлил на него ответом. И в этот момент были русским императором приняты все меры к прекращению надвигавшихся военных действий, к восстановлению нарушенных мирных отношений.Генерал-адъютант А. Д. Балашов, впоследствии Рязанский генерал-губернатор, командирован был в главную квартиру Наполеона с письмом от Государя о восстановлении по-прежнему мирных отношений. Но эти последние попытки не дали благоприятных результатов. Ответ императора французов и личная беседа Его с Балашовым говорили категорически и вполне определенно, что прекращение военных действий уже невозможно.
Поэтому 27 Июня Государь писал Барклаю де Толли: «Я решился издать манифест, чтобы при дальнейшем вторжении неприятелей воззвать народ к истреблению их всеми возможными средствами и почитать это таким делом, которое предписывает сама вера».При таких условиях появились на свет воззвание к Москве и манифест 6 июля 1812 г. Государь подписал их в Дриссе, начав компанию отступления. Воззвание и манифест, разумеется, рассчитаны были на подъем патриотического духа народного. И надо отдать справедливость, что составлен манифест искусным пером, действительно, способным поднять народный дух и возненавидеть врага и воодушевлять народ на борьбу с ним до самопожертвования собственною жизнью. Выяснив побудительные причины для созыва новых внутренних сил (вторжение неприятеля, разорение отечества, и.т.д.), воззвание к Москве указывало далее, почему именно наипервее всего Государь обращается «к древней столице предков Москве». А именно, как говорится далее, Государь обращается к Москве потому, что она всегда была главою прочих городов российских, она изливала всегда из недр своих смертоносную на врагов силу; по примеру ее, из всех прочих окрестностей текли к ней, наподобие крови к сердцу, сыны отечества, для защиты оного. Никогда не настояло в том вящей надобности, как ныне. Спасение веры, престола, царства того требуют. Итак, да распространится в сердцах знаменитого дворянства Нашего и во всех прочих сословиях дух той праведной брани, какую благословляет Бог и православная наша Церковь; да составит и ныне сие общее рвение и усердие новые силы, и да умножатся оные, начиная с Москвы, во всей обширной России и.т.д. [2]
Какого числа было получено воззвание это в Москве данных нет, но в Рязани оно пришло к гражданскому губернатору Бухарину при отношении Московского военного губернатора графа Федора Васильевича Растопчина 12 июля. Любопытно, что воззвание это не записано во входящем реестре канцелярии Рязанского губернатора, хотя в поступлении было несомненно, так как 13 июля заслушано было даже в присутствии Рязанского Губернского Правления со слов губернатора.
Содержание отношения графа Растопчина к Рязанскому губернатору остается неизвестным, но вероятно в нем вовсе не рекомендовалось спешно пригласить Рязанское дворянство в Москву, куда прибывал Государь, для повергнутия к стопам Его Величества верноподданнических чувств.
Несомненно, как ни грубо поступал Балашов с представителями Рязанского дворянства, но он не сделал бы этого, если бы в самом деле дворяне туда действительно вызывались хотя бы гр. Растопчиным.
Здесь Рязанский губернатор, несомненно, переусердствовал, а Балашов погорячился и вышел в результате скандал, компрометирующий по тогдашним обстоятельствам времени только Министра полиции, так как отказывать в такой момент Рязанскому дворянству в личном выражении Государю верноподданнических чувств положительно недопустимо.
Так думать можно по следующим основаниям. Отношения гр. Растопчина с призывом к Москве разосланы были всем губернаторам 1 округа, в том числе и Калужскому.
В изданных Н. И. Булычовым архивных сведениях о Калужском дворянском ополчении, как раз напечатано отношение Растопчина, каковое, смеем думать, по существующим канцелярским обычаям было составлено по содержанию по такой же форме, как и для Рязанской. А этим отношением гр. Растопчин предлагал только огласить сколь возможно поспешнее в губернии присланное с нарочной эстафетой призывание Государя Императора к городу Москве и сим обратить содействие к столице. И Калужское губернское правление, по предложению губернатора, напечатало это призывание и разослало по всем учреждениям и предводителям дворянства с тем, чтобы они «оповестили благородное дворянство через земские суды, дабы они при такой государственной крайней необходимости на всякий непредвиденный случай были в готовности к исполнению распоряжений правительства и кроме сего пригласили в губернский город почтеннейших дворян уездов» и. т. д. [3] Из Калуги поэтому дворянство не ездило в Москву, а только созывалось на свое Собрание.
Но Рязанский гражданский губернатор, по получении отношения гр. Растопчина, почему то нашел желательным, может быть по близости к Москве, командировать туда лично предводителей дворянства и в тот же день 12 июля разослал приглашение о поездке, или как говорится в исходящем реестре «о вызове» дворян в Москву Губернскому Предводителю [4] , Дворянскому Собранию [5] , земским судам [6] , городничим [7] , Рязанскому полицеймейстеру [8] . Графу Растопчину в ответ на его отношение губернатором сообщено того же 12 июля об отправлении предводителей дворянства в Москву [9] .
На отправление этого предписания с воззванием Государя Императора к Москве всем названным учреждениям и лицам с нарочными эстафеты израсходовано 59 р. 60 к.
13 июля 1812 г. за № 4199 Губернатор обратился в Рязанскую казенную палату с предложением «о возвращении выданных на прогоны нарочным, с эстафетами денег [10] по призванию Государя к городу Москве».13 июля же Рязанский губернатор внес отношение гр. Растопчина на обсуждение губернского правления. В докладной части журнала правления за 13 июля 1812 года написано: «в присутствии сего правления господин гражданский губернатор и кавалер предложил, что вследствие полученного им при отношении г-на Московского военного губернатора графа Федора Васильевича Растопчина в копии призыва государя Императора к городу Москве, предписано от него градским и земским полициям объявить оное призывание сколь можно поспешнее дворянству, чтоб не исключая и чиновников, во временных судах находящихся, всякий из них немедленно отправился сюда (т.е. в Рязань), а ежели пожелают, то и прямо в Москву». [11]
Как видно Рязанский губернатор сразу взялся за дело слишком горячо. Он решил для увеличения числа лиц офицерского состава во внутреннем ополчении прекратить даже действие временных земских судов, в коих дворянство служило по выборам.
А дабы, за отбытием присутствующих, во временных судах не прекратилось самое течение дел, говорится далее в докладной части журнала правления, то он, губернатор, и отдал на распоряжение оного правления сделать по предмету сему надлежащие предписания. [12]
Рязанский губернский прокурор Томиловский, донося об этих распоряжениях губернатора Министру Юстиции, объяснял причину уничтожения временных уездных земских судов «надобностью в самих дворянах». [13]
«По сему случаю, доносил далее Рязанский губернский прокурор Томиловский, обязанностью поставляю донести Вашему Высокопревосходительству, что я согласился на уничтожение оных временных судов как по уважению нынешних обстоятельств, так и что чиновники в оных оставшиеся не приносили желаемой пользы, ибо в уездных судах большею частью наполняли классные места люди, не могущие заниматься сами письмоводством; а канцелярии одни и те же делились на две части; в земских же временные члены были в совершенном бездействии, поелику они, не отправляясь сами в округа для обследования старых дел, наводили лишь своими требованиями настоящим земским судам излишнюю переписку и затруднение». [14]
Сам Рязанский губернатор в своем представлении Министру полиции о первых распоряжениях дворянства по манифесту 6 июля, в заключении объяснял ему, что «по настоянию дворянства Рязанской губернии я решился согласиться на их требование - позволить им избирать в чины полкового ополчения и тех г.г. помещиков, которые ныне оставлены во временных судах для окончания старых дел; приказав в то же время заняться оными в настоящих судах, я не оставлю строго наблюсти, чтобы они немедленно приведены были к окончанию». [15] Далее в другом представлении губернатор, живя не в ладах с предшественником Томиловского прокурором Шулепниковым, весьма часто писавшим протесты на распоряжения губернатора не мог ожидать, чтобы и настоящий прокурор, только что вступивший в должность, дал благоприятный отзыв Министру Юстиции об увольнении всех чинов временных земских судов, а посему доносил по своему начальству, а именно Министру полиции 25 июля:
Милостивый Государь Александр Дмитриевич.Подписал: Губернатор Бухарин
Предводители дворянства прибыли в Москву еще до представления Московского дворянства и купечества Государю в Слободском дворце; но представиться Государю не удалось им. Министр полиции генерал - адъютант Балашов, как выше видели, не только не допустил их до представления Государю [17] , но и приказал немедленно принять меры к выезду их из Москвы. 15 июля Рязанский губернатор писал гр. Растопчину об объявлении предводителям дворянства Рязанской губернии, чтобы они возвратились в Рязань.
Трудно себе представить, конечно, какую представителями Рязанского дворянства пришлось пережить горечь от такого распоряжения Балашова. Но делать было нечего, сила солому ломит. Еще тяжелее было положение губернатора, сделавшего распоряжение о поспешной поездке дворян в Москву.
Видимо губернатор скоро одумался. 15 июля он писал гр. Растопчину об объявлении предводителям дворянства Рязанской ry6epнии, чтобы они возвратились в Рязань. Но как видели выше, было уже поздно... А представители Рязанского дворянства, получив отказ от Балашова, прибегли было к заступничеству гр. Растопчина и он охотно взялся помочь им. Но и здесь ничего не вышло. Пришлось поспешно возвращаться в свой родной город, так как на 21 июля было назначено чрезвычайное Дворянское Собрание для выслушивания данного в тот же день, 6 июля, манифеста о сборе внутри государства новых сил против неприятеля (в п.с. зак. озаглавлено: земского ополчения), «которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей и каждого и всех», о призыве всех сословий государства к противодействию неприятелю.[18]
«Мы уже воззвали к первопрестольному граду Нашему Москве, а ныне взываем ко воем Нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям духовным и мирским, приглашая их вместе с Нами единодушным и общим восстанием содействовать против всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет он на каждом шагу верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина! Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем отечества; Святейший Синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России; Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: с крестом в сердце и с оружием в руках, никакие силы человеческие вас не одолеют».
В Рязани манифест этот при указе Сената получен 15 июля 1812 года. По входящему реестру поступающих к Рязанскому гражданскому губернатору Высочайших повелений и указов Сената под № 95 записано о получении этого указа Сената так: «из 1-го департамента о своде дворянством поставляемых ими для защиты отечества людей». Получение этого манифеста побудило губернатора в тот же день, по соглашению с губернским предводителем дворянства Л. Д. Измайловым, каковой в Москву не ездил по болезни, назначить чрезвычайное дворянское собрание на 21 июля. Мне кажется, что объявление о возвращении дворян на собрание Рязанский губернатор просил Московского военного губернатора вручить предводителям дворянства, не зная еще о диком поступке Балашова.
18 июля Рязанский губернатор доносил в Правительствующий Сенат о получении Указа о сборе внутри государства новых сил [19] , а 21 июля, в самый день открытия собрания, препроводил губернскому предводителю Л. Д. Измайлову «для исполнения по оному» экземпляр манифеста 6 июля [20] . 22 июля по исходящему реестру канцелярии губернатора значится препровожденным ему же, Измайлову, список с манифеста и рескрипта о военной силе [21] . Так как во входящем реестре точно не обозначено ни даты, ни содержания манифеста, то можно только предполагать, что последний манифест был от 18 июля, коим повелевалось всеобщее вооружение распространить не на всю Россию, как полагалось ранее, в манифесте 6 июля, а только на 16 губерний, в том числе и на Рязанскую.
Официально же, при указе Сената, манифест 18 июля, напечатанный в Сенатской типографии 24 июля, в Рязани получен, как значится на сделанной на нем пометке, 5 августа. Но в Рязани до этого был получен экземпляр его при отношении гр. Растопчина вместе с правилами по составлению ополчения. Кроме сего Балашов, поставляя на вид Рязанскому губернатору его распоряжение о присылке в Москву предводителей, указывал, чтобы они все сделали на месте, и препроводил дополнительный по организации ополчения документ [22] .
Манифест 18 июля гласил: По воззвании ко всем верноподданным Нашим о составлении внутренних сил для защиты отечества и по прибытии Нашем в Москву, нашли Мы к совершенному удовольствию Нашему во всех сословиях и состояниях такую ревность и усердие, что предлагаемые добровольно приглашения далеко превосходят потребность к ополчению число людей. Сего ради, приемля такое рвение с отеческим умилением и признательностью, обращаем Мы попечение Наше на то, чтоб составив достаточные силы из одних губерний не тревожить без нужды других. Для того учреждаем: 1) округ состоящий из Московской, Тверской, Ярославской, Владимирской, РЯЗАНСКОЙ, Тульской, Калужской, Смоленской губерний, примет самые скорые и деятельные меры к собранию, вооружению и устроению внутренних сил, долженствующих охранять первопрестольную столицу Нашу МОСКВУ и пределы сего округа; 2) округ, состоящий из С. Петербургской и Новгородской губерний, сделает тоже самое для охранения С. Петербурга и пределов сего округа; 3) округ, состоящий из Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской и Вятской губерний, приготовится расчислить и назначить людей, но до повеления не собирать их и не отрывать от сельских работ; 4) все прочие губернии остаются без всякого по оным действия доколе не будет надобности употребить их к равномерным отечеству жертвам и услугами, наконец, 5) вся составляемая ныне внутренняя сила не есть милиция или рекрутский набор, но временное верных сынов России ополчение, устрояемое из предосторожности в подкрепление войскам и для надежнейшего охранения отечества. Каждый из военноначальников и воинов при новом звании своем сохраняет прежнее, даже не принуждается к перемене одежды и по прошествии надобности, то есть по изгнании неприятеля из земли Нашей, всяк возвратится с честью и славою в первобытное свое состояние и к прежним своим обязанностям.Манифест 6 июля призывал к составлению ополчения все сословия и состояния всех губерний, манифест 18 июля освобождает от составления ополчения государственных, экономических и удельных крестьян[24] и возлагает составление ополчения не на все, а только на 16 губерний, в том числе и на Рязанскую. Но и этот новый манифест не разъяснял всех недоразумений, возникавших благодаря общности содержания его.
Поэтому для скорейшего составления и образования военной силы или ополчения были изданы особые правила, каковые присланы в Рязань сначала при письме Балашова от 18 июля 1812 года за № 641 [25] .
По этим правилам все земское ополчение должно состоять из конных казачьих, пеших егерских и пеших казачьих полков. Конные полки в свою очередь делились на сотни, сотни, на десятки. Сотня состояла из 120 человек. В каждом конном полку состояли: один полковой начальник, десять сотенных, двадцать четыре обер-офицера, в числе коих два полковых адъютанта, полковой квартирмистр и казначей, сто двадцать урядников, тысяча двести казаков и четырнадцать писарей.
В составе каждого из егерских и пеших казачьих полков находились по четыре батальона, а в батальоне по четыре сотни, каждая сотня состояла из одного сотенного начальника, двух обер-офицеров, одиннадцати урядников, ста пятидесяти егерей и одного писаря, всего же в полку полагалось: полковой начальник, четыре батальонных начальника, сорок один обер-офицер (в числе которых полковой адъютант, четыре батальонных адъютанта и четыре батальонных казначея), сто семьдесят шесть урядников, две тысячи четыреста егерей и двадцать шесть писарей.
Штаб и обер-офицерам ополчения положены были мундиры общеармейские, а тем, которые имели мундиры при отставке, предоставлено право носить их. Одежда нижних чинов состояла в русском кафтане и шароварах из серого крестьянского сукна, русской рубашки с косым воротником, платка на шее, фуражки и сапог. Кафтаны полагались такой ширины, чтобы можно было надевать под них овчинные полушубки, которые в теплое время носились скатанными сверх ранца, подобно шинелям. Каждый из ратников носил на фуражке медный крест и под ним вензелевое имя Государя и надпись «за Веру и Царя». Пешие ратники имели ранцы, а конные чемоданы и мешки для овса. Поклажа в ранцах и чемоданах состояла из одной рубашки, двух холстинных штанов, рукавиц, двух портянок, суконных онучей, запасной пары сапог и сухарей на трое суток и.т.п.
Но, не смотря и на эти два манифеста, и особые правила по составлению ополчения многое оставалось не ясным и не определенным и требующим разъяснения и дополнения. Содержание манифестов очень обще. Прежде всего, не выяснено в них, когда нужно собирать ополчение, не указано способов этого сбора. В манифесте 6 августа, как мы видели, говорилось «полагаем Мы за необходимо нужное собрать внутри государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей, каждого и всех...». Но когда собрать и каким способом, - не объяснено. Поэтому 23 июля Рязанский губернатор вынужден был писать главнокомандующему в С. Петербурге о разрешении возникших недоуменных вопросов по предмету сбора войск [26] . В каких словах излагал губернатор свои недоумения, тоже точно неизвестно, потому что отпуска с этого представления в делах не сохранилось. Из другой бумаги, писанной им министру полиции 25 июля, видно, что Рязанский губернатор как бы сетовал, что «кроме выбора начальника ополчения и полковых командиров и других чинов, в отношении господина Московского военного губернатора ничего не сказано» [27] , а поэтому «на случай каких либо впоследствии времени затруднений» [28] , лично сам «предоставил дворянскому собранию указать имена и тех г.г. помещиков, которые с пользою и способностями могли бы принять на себя звания прочих для каждого числа потребных чинов» [29] . Не было в предложении гр. Растопчина сделано никаких указаний относительно возраста принимаемых ополченцев, их роста и проч. Рязанский губернатор сам составил на этот счет инструкцию и просил министра полиции утвердить ее. По этому поводу Рязанский губернатор доносил министру полиции от 25 июля: «к Московскому господину военному губернатору я обратился с моею просьбою, так как г.г. уездные предводители немедленно будут отправлены для приема вообще с полковыми начальниками поступающих от помещиков воинов, и я в наставление ее премину предложить им, чтобы главнейше озаботились приемом людей здоровых и сколь возможно во всем к службе годных и не угодно ли будет ему (т.е. Московскому генерал-губернатору гр. Растопчину) утвердить мое распоряжение, чтобы не смотря та рост, принимать людей плотных и здоровых от 18 до 48 лет [30] или разрешить свои им предписанием каких именно лет принимать воинов и какого роста? Правило сие, в руководство мне данное, послужит вернейшим для начальства удостоверением, что воины будут поступать совершено способные; «вместе с тем обязанностью моею почел предварить его, господина военного губернатора, что здешнее дворянство весьма затрудняется вооружением, по причине невозможности достать ныне ружей» [31] .
По входящему реестру канцелярии губернатора 1812 года не зарегистрировано ответа на этот запрос ни от Московского военного губернатора, ни от министра полиции Балашова. Оно и должно быть так, потому что разрешение всех этих вопросов ВЫСОЧАЙШЕ утвержденными правилами предоставлено всецело усмотрению местного комитета, называвшегося первым. Составлен был первый комитет на основании этих правил из гражданского губернатора, губернского дворянского предводителя, городского головы, а в Москве и тех чиновников, кои назначены Государем Императором [32] .
Но кроме первого комитета по этим же правилам составлен был в Рязани второй комитет под председательством вице-губернатора. Его задачи заключались в приеме и записке пожертвований, в хранении их и отпуске их по назначению. Делопроизводство первого комитета велось при канцелярии губернатора, а второго - при казенной палате, так как председатель последнего комитета вице губернатор управлял тогда казенною палатою.Как только получены были в Рязани правила об учреждении комитетов, губернатор 23 июля предложил Рязанской городской думе о выборе в комитет депутата [33] ; вице губернатору же И. И. Князеву предложил председательствовать во 2-м комитете [34] .
К 25 июля личный состав обоих комитетов определился вполне. Первый комитет составляли Рязанский гражданский губернатор Иван Яковлевич Бухарин, и. д. губернского предводителя Скопинский уездный предводитель Лихарев, Рязанский городской голова Рюмин. Председателем 2-го комитета состоял вице губернатор Князев и членами или депутатами по избранию дворянства коллежский советник Татаринов, а к нему кандидатом надворный советник Дубовицкий [35] и от городской думы купец Турбин.
25 июля Рязанский губернатор доносил министру полиции: «назначенные к Высочайше утвержденному докладу комитеты занялись уже своими обязанностями и во второй из оных обращены от меня все желающие на пользу отечества добровольными своими приношениями [36] ». Но количества этих пожертвований губернатор не указал, обещая «донести об этом с будущей почтою [37] ». Кроме этого, писал далее губернатор, в том же представлении министру полиции, "внушено от меня г.г. уездным предводителям иметь с комитетами во всем до оных относящимся надлежащие сношения» [38] .
Дальнейшая деятельность Рязанских комитетов кратко описана в рапорте губернского прокурора Томиловского от 5 августа 1812 г. за № 161. Первый комитет занимается теперь, писал г. Томиловский министру юстиции, распоряжениями относительно собрания воинов для составления внутренней военной силы, назначения сборных для этого мест и заготовления трехмесячного провианта для продовольствия сего войска.
Второй Комитет принимает и записывает пожертвования, сохраняет оные и выдает по требованию начальника Рязанской военной силы [39] . Из документов второго Комитета видно, писал дальше Томиловский, что дворянство обязалось до сих пор внести для пожертвования 61 100 руб. и в числе сем поступило уже в тот комитет 15 500 р., а Рязанское купечество подписалось на таковой же взнос 19 385 руб. [40]
Все жертвуемое записывалось во 2-м комитете в шнуровые книги, в приеме денег выдавались квитанции.
Деятельность же Первого комитета была направлена на исполнение обязанностей, возложенных на него правилами, по составлению ополчения, а именно в руководительстве делами по составлению самого ополчения и избранию начальников и полковых командиров ополчения, формированию, обмундированию и вооружению ополченцев и в снабжении военной силы провиантом и т. д.
Затем описанию деятельности Рязанских комитетов посвящен был весь рапорт губернского прокурора Томиловского от 8 августа 1812 года. Г. Томиловский писал Министру юстиции, тайному советнику Ивану Ивановичу Дмитриеву:
«Вследствие предписания Вашего Высокопревосходительства от 11 июля под № 3710-м и к дополнению рапортов моих от 25 июля и 1 августа, относительно учиненных здесь распоряжений по Высочайшему Его Императорского Величества манифесту о сборе внутренних сил, - имею честь донести, что учрежденные в Рязани комитеты по предмету составления внутреннего ополчения, с 1-го августа по сие число занимались: первый назначением сборных мест в городах и селениях здешней губернии для приема предположенных 15 600 воинов и для одного конного казачьего полка лошадей; а назначивши оные, комитет сей составил инструкции для г.г. уездных предводителей и избранных в полковые командиры касательно приема в сборных местах людей и лошадей, постановив при том следующие из важнейших правил; 1) чтобы воины были от 20 до 45 лет; меры не назначено, лишь бы имели силу телесную и были здоровы; 2) помещикам позволяется за родственника или одному за другого ставить людей своих в воины и 3) каждого воина должно снабдить трехмесячным провиантом, то есть: 5 пудами 10 фунтами ржаной муки, 4 1/2 гарнцами круп в кулях и на соль 21 копейкою денег.Действительно 1-й комитет, на основании постановления дворянства, составил в руководство объявление о том, как составлять внутреннее Рязанское ополчение и разослал его по всей губернии; объявление это такого содержания:
От первого Рязанского комитета по предмету составления внутреннего Рязанского ополчения объявляется [42] :Ссылки:
[1] https://62info.ru/author/2313
[2] https://62info.ru/node/6866