(Выпуск посвящен памяти известного российского археолога Б.А.Фоломеева)
Часть 1 [1]
В.Ю. Коваль (г. Москва). Новые данные о древнерусской керамике Рязанской земли
Древнерусская керамика Рязанской земли изучена пока весьма слабо. По керамической посуде Старой Рязани до сих пор отсутствует опубликованная типология*, не опубликована и не классифицирована керамика Переяславля-Рязанского, Пронска, Коломны и других городов Рязанской земли XII-XV вв. Более или менее изученной можно сегодня считать лишь керамику дальних окраин Рязанского княжества - Ростиславля Рязанского (Коваль, 1996; 2000), Зарайска (Стрикалов, 1998), Верхнего и Среднего Подонья (Гоняный, 1990; Гоняный и др., 1993; Пряхин, Цыбин, 1991; 1996; Тропин, 2000), а также метрику средневековой рязанской керамики (Стрикалов, 1993). В связи с этим изучение керамики становится одним из важнейших направлений исследований в археологии Рязанщины. Особенно плохо изучена керамика глубинных сельских территорий центральной части Рязанского княжества. Поэтому керамический материал из раскопок, проведенных в 2000-2001 гг. на селище Алешня-6 (на правом берегу реки Вожи"), памятнике, расположенном в 30 км к западу от Переяславля-Рязанского, имеет чрезвычайно большое значение для исследования региональных особенностей керамики Рязанской земли. Сегодня стал уже очевидным тот факт, что в каждом из микрорегионов в средневековом керамическом производстве существовали свои особенности, приводившие к существенным различиям в формах керамической посуды, технологии ее изготовления, орнаментации. В результате керамический материал из территориально близких памятников подчас имеет разительные отличия. Без скрупулезного изучения этих отличий, приводящего к осознанию причин их возникновения или исчезновения, невозможно адекватное понимание археологических реалий, с которыми сталкивается исследователь (т.е. правильная датировка памятника и отдельных комплексов, установление векторов внешних связей и т.п.).
Селище Алешня-6 (Дураковское III селище)** представляет собой двуслойный памятник с отложениями IX-X вв. (поселение раннего этапа славянского расселения в Поочье) и эпохи развитого средневековья, между которыми фиксировался хронологический разрыв (Челяпов, Судаков, 1999. С. 34). Раннее поселение характеризовалось исключительно лепной керамикой, формы которой близки керамическим изделиям роменской, боршевской археологических культур и культуре ранних вятичей верхнеокского бассейна. Полное отсутствие раннекруговой керамики XI в. позволяет установить верхнюю границу суще-
________________________________________________________________
*Подобная типология разработана И. Ю. Стрикаловым, однако им опубликовано лишь очень краткое описание наиболее часто встречающихся типов керамики без статистических данных, характеризующих эти типы и хронологические группы керамики Старой Рязани (Стрикалов, 1996).
** Этот памятник имеет и другое наименование - Дураковское 111 селище, под которым он проходит в научных отчетах В.П. Челяпова и В. В. Судакова. Нам яти и к открыт в 1978г. В.П. Челяповьм.
*** Пользуюсь случаем выразить свою глубокую благодарность руководителям раскопок на памятнике -В.В. Судакову, В.П. Челяпову, В.М. Буланкину - за предоставленную возможность изучить и опубликовать материалы из раскопок 2000-2001 гг., а также за постоянную дружескую помощь в работе.
_________________________________________________________________
ствования этого поселения в пределах X в. Поселение эпохи развитого средневековья характеризовалось гончарной (круговой) керамикой, в которой уже при первой публикации памятника удалось выделить 2 хронологические группы -XII-XIV и XV1-XVII вв. (Челяпов, Судаков, 1999. С. 34). Ранние и поздние материалы в культурном слое памятника полностью перемешаны: круговая керамика численно преобладает как в верхнем слое, так и в предматериковых пластах. Очевидно, культурный слой памятника был в значительной степени переотложен уже в эпоху существования древнерусского селища, а впоследствии он перемешивался в результате распашки и но многочисленным кротовинам. Существование на памятнике отложений предмонгольского времени не вызывает сомнений, поскольку за 3 года раскопок (1997 и 2000-2001 гг.) здесь было собрано около 60 обломков стеклянных браслетов (среди них образцы зеленого, коричневого, бирюзового, фиолетового и голубого цветов, гладкие и крученые, в том числе с перевитьем нитями стекла желтого и красного цвета), типичных для комплексов первой трети XIII в. на большинстве русских городских и сельских поселений. К XII-XIII вв. относились также витой из бронзовой проволоки четверной петлеконечный браслет и несколько обломков брон зовых решетчатых перстней, зонные стеклянные бусы бледно-желтого цвета, бипирамидальная сердоликовая бусина.
По итогам раскопок 2000-2001 гг. стало очевидно, что керамика XVII в. была представлена на памятнике единичными обломками белоглиняных горшков и попала в культурный слой случайно, вероятно, в процессе распашки и вывоза на поля навоза из села Алешня (памятник расположен всего в 2 км от села). Такое же происхождение имели и единичные обломки чернолощеной керамики XVIII-XIX вв. (с небрежным полосчатым лощением) и поливной белогли-няной посуды XIX-XX вв. (с желтой и зеленой прозрачной глазурями). Поздние образцы керамики происходили в основном из самого верхнего, перепаханного, горизонта культурного слоя.
Керамика XVI в. была представлена на селище несколько более широко, однако и она встречалась почти исключительно в верхнем (пахотном) горизонте культурного слоя. На отдельных участках (например, на раскопе 2 сезона 2001 г.) ее количество достигало почти половины всей круговой посуды, что может свидетельствовать о существовании на площади памятника участка, заселенного в XVI в., основная часть которого могла и не сохраниться до наших дней (следует заметить, что селище активно разрушается водной эрозией - подмывается руслом р. Вожи, так что значительная его часть уже уничтожена). К XVI в. следует относить керамику из формовочной массы без визуально фиксируемых примесей, характеризовавшуюся днищами без следов подсьшок или срезов с гончарного круга, и венчиками горшков, имевшими вертикальную постановку, заостренный и слегка профилированный край, украшенными линейным орнаментом по внешней стороне (рис. 5,11) (Челяпов, Судаков, 1999. Рис. 7,34-38,70,72). Правильность предложенной датировки подтверждается материалами Москвы, Ростиславля Рязанского и Переяславля-Рязанского (Коваль, 2001. С. 106. Рис. 3; Челяпов, Судаков, 1999. С. 34).
Основную массу круговой керамики селища (от 30 до 96 % на разных участках) составляли сосуды, изготовленные в традициях древнерусского гончарства на ручном гончарном круге, на этапах РФК по А.А.Бобринскому (Бобринский, 1978. С. 27-62). Для изучения этой керамики была проведена ее статистическая обработка по методике, разработанной автором (Коваль, 1996; 1997; 2000). На основании полученных статистических материалов (статистические таблицы включены в отчеты о раскопках памятника) удалось сделать вывод о том, что на селище присутствовали 4 типа гончарной керамики:
1) Керамика из формовочной массы с примесями мелкого песка (идентичная керамике, бытовавшей в XII-XIV вв. в Старой Рязани, Переяславле-Рязанском, Ростиславле Рязанском), которую будем в дальнейшем называть «керамикой поокского типа» (рис. 1,2-4,9,12; 2,2; 4,6-11; 5,1-6). Большая часть этой керамики имеет розоватый или желтоватый цвет поверхности, доля белоглиняной посуды колеблется в пределах 20-30 %. Значительная часть сосудов имела неполный (трехслойный) обжиг. Днища сосудов сформованы в основном (80-90 %) на песчаной подсыпке, значительно реже применялась подсыпка золы, в единичных случаях - подсыпка дресвы. Венчики горшков были как правило сильно профилированными, однако их край обычно оформлялся в виде слабо выраженного утолщения, достигавшегося заворотом «чернового края»* внутрь сосуда. Самыми распространенными в керамике этого типа были плавно изогнутые в наружную сторону венчики типа 23/1 по опубликованной нами (Коваль, 1997) типологии, доля которых составляла от 40 до 50 % всех венчиков (рис. 1,9,12; 4,8-9; 5,1-2). Второе по встречаемости место принадлежало типу 28/1 - венчикам с наклонной шейкой, но аналогично оформленным краем (рис. 1,3; 2,2; 4,11; 5,6) - их доля не превышала 20 %. Значительно реже встречались венчики более архаичной профилировки, у которых «черновой край» заворачивался в валик округлого сечения и не подвергался обточке и уплощению (рис. 4, 6,10; 5, 1,4). Именно такие венчики (типов 18/2, 23/2, 28/2) были наиболее характерны для так называемой «курганной» керамики, бытовавшей по всей территории Руси в XII - первой половине XIII вв. Венчики типов 23/1 и 28/1 также существовали в домонгольскую («курганную») эпоху (Коваль, 1995. С. 45,47), однако они пережили ее и бытовали в Рязанской земле вплоть до XV в. В целом керамика «поокского типа» была характерной для керамического производства Переяславля-Рязанского и Канищевского городища XII-XIV вв. (Судаков, Челяпов, 1997. С. 18. Рис. 3).
2) Керамика из формовочной массы без визуально фиксируемых примесей или же с примесью песка мельчайшей фракции, почти не фиксируемого визуально, но делающего поверхность керамики слегка шероховатой на ощупь (рис. 1, 5, 7, 8, 11; 2, 1, 5, 7; 3, 1-2, 5-10; 4, 1-4). Большая часть керамики этого типа изготовлена из беложгущихся глин и прошла полный обжиг (черепок, как правило, однослойный). Эта керамика близка той посуде, которая доминировала в XII-XIII вв. в гончарном производстве долины реки Прони, верхнедонских поселений, долины Осетра. В Зарайске, например, она составляла в XIII в. от 33 до 47 % всей керамической посуды (Стрикалов, 1998. Табл. 3). На исследуемом
______________________________________________________________
*«Черновым краем» мы называем край венчика, который на завершающем этапе обработки сосуда на гончарном круге подвергался разнообразным деформациям - срезанию излишков глины, завороту внутрь или наружу (относительно емкости сосуда). Окончательно сформованный край венчика целесообразно называть «чистовым», поскольку он являлся законченным произведением мастера.
_______________________________________________________________
памятнике второго типа явно преобладала, составляя в среднем около 1/2 всего сбора фрагментов круговой посуды. В Ростиславле такая керамика появилась в XIII в. (причем ее доля в керамических комплексах не превышала 10 %), в XV-XVI вв. она получила широкое распространение в Коломне, а в Москву стала ввозиться (из того же региона Коломны) в больших количествах только с начала XVII в. (Коваль, 2001. С. 103-105,107).
3) Керамика из формовочных масс с примесью песка и мелкой дресвы, представляющая собой обломки горшков, изготовленных в традициях керамического производства Москворечья XIII-XIV вв.* (рис. 1, 1; 5, 7-10). Эти горшки характеризовались сильно профилированными венчиками и линейным орнаментом, наносившимся всегда только инструментом с одним рабочим концом (т.е. палочкой), в то время как на поокской керамике уже с XIII в. линейный орнамент наносился в основном гребенкой (Коваль, 2000. С. 77-78. Табл. 4). Единичность находок керамики этого типа свидетельствует о случайном характере ее попадания на селище (вероятно, вместе с отдельными переселенцами из москворецкого бассейна), а сильно профилированные венчики горшков указывают на то, что места производства указанных образцов лежали за пределами крупных городских центров Московской земли, где в XIII-XIV вв. актив но проходил процесс упрощения форм венчиков. Консервацию домонгольских традиций в формотворчестве можно предполагать скорее на обширных сельских территориях москворецкой долины.
4) Ангобированная керамика, изготавливавшаяся из красножгущейся глины с примесью очень мелкого песка, почти не фиксирующегося визуально. Белый ангоб наносился на верхнюю часть тулова и венчики горшков кистью шириной не более 2 см (судя по сохранившимся полосам). Иногда полосы и потеки ангоба фиксируются и на их внутренней поверхности. Керамика этого типа декорировалась только линейным орнаментом, причем этот орнамент наносился почти исключительно палочкой. Крупные обломки такой керамики были обнаружены в заполнении ямы 1 (2000 г.) (рис. 1,10,13), вместе с развалами горшков первой половины XIII вв., и в других комплексах XIII в. (рис. 2, 3-4; 3,3-4; 4,5), что позволяет датировать ее тем же временем. Формы венчиков горшков (типы 23/1, 28/1, 28/2, 28/3) также близки керамике «поокского типа» пред-монгольской эпохи. В целом эта керамика производит впечатление высококачественной столовой посуды, изготавливавшейся в крупном городском центре с развитым гончарным производством. Однако керамика этой разновидности не известна на Ростиславле, не отмечена она и при изучении керамики Зарайска. Следовательно, она представляет собой образец импорта из какого-то иного центра. Возможно, таким центром был Переяславль-Рязанский.
Все приведенные данные свидетельствуют о том, что гончарная керамика, встреченная на исследованном селище, изготавливалась в русле четырех различных традиций керамического производства, среди которых 2 традиции были доминировавшими (керамика типов 1 и 2), а две представляли образцы сосудов, попавших на поселение в результате случайных (разовых) завозов (керамика типов 3 и 4). При этом отсутствие всяких свидетельств гончарного
* В других смежных регионах керамика из геста с примесями дресвы перестала производиться еще в середине XII в.
производства на данном памятнике не дает оснований для каких-либо гипотез о месте производства доминировавших типов керамики. Трудно также предполагать, что керамика типов 1 и 2 могла производиться в одном и том же месте. Более вероятным представляется ее происхождение из различных, хотя и близкородственных центров, оказывавших друг на друга заметное влияние. Для определения этих центров данных пока недостаточно. Можно лишь отметить, что для Переяславля-Рязанского и его ближайших окрестностей в XII-XIV вв. была характерна керамика типа 1, т.е. из глины с примесью мелкого песка, причем преобладала посуда из красножгущихся глин (Судаков, Челяпов, Буланкин, Романова, 1995. С. 27; Судаков, Челяпов, 1997 С. 18), тогда как на нашем селище белоглиняная керамика была доминирующей.
Если предположить, что керамика типа 1 привозилась из Переяславля (или какого-то иного пункта в долине Оки), то керамика типа 2 должна была поступать из иного центра, связанного своим происхождением с традициями гончарства юго-западной части Рязанской земли. Весьма вероятно, что она изготавливалась в долине р. Вожи, во всяком случае доминирование на селище именно этого типа посуды свидетельствует о том, что центр его производства находился в непосредственной близости от данного поселения.
Для хронологической идентификации керамики исследуемого памятника можно провести сравнение значений ее хроноиндикаторов с хроноиндикаторами керамики Ростиславля, датировки которых твердо установлены (табл. 1).
Таблица 1 [12]
Из таблицы 1 видно, что значения хроноиндикаторов керамики исследуемого памятника имеют сходство с комплексами Ростиславля, относящимися как к первой, так и ко второй половинам XIII в. При этом наиболее тесная связь по большинству хроиоиндикаторов прослеживается именно с комплексами первой половины XIII в. - прежде всего по удельному весу белоглиняной керамики.
___________________________________________________________
* Данные по Ростиславлю представлены по публикации (Коваль, 1996).
** Через тире показаны значения хроноиндикаторов в раскопах 2000 и 2001 гг.
***Номера типов венчиков соответствуют нумерации в разработанной для средневековой русской керамики типологии (Коваль, 1997).
__________________________________________________________
венчиков ранних типов (типы 6,8/2,18/2,23/2,28/2) и подоле волнистого орнамента в декоре. Таким образом, основная масса керамики памятника должна быть отнесена к предмонгольской эпохе. Вопрос о нижней хронологической границе существования памятника можно решить, если обратиться к сравнению хроноиндикаторов его керамики с комплексами Ростиславля второй половины XII в. (см. таблицу 1). Нетрудно заметить, что ни по одному из показателей сходства не прослеживается. В то же время, присутствие в культурном слое селища некоторого количества венчиков-хроноиндикаторов XII в. (рис. 1,2; 2,1; 4,7), в том числе и у археологически целых форм сосудов, например, у горшка-миски из ямы 1 (2000 г.) (рис. 1,8) позволяет высказать 2 предположения: либо время образования древнерусского поселения здесь относится к концу XII в., либо «цилиндрические» венчики - хроноиндикаторы XII века (рис. 1,2,8) бытовали на данной территории вплоть до первой трети XIII в. Второе предположение кажется нам более вероятным.
Некоторую долю керамики селища (прежде всего - часть керамики из формовочных масс без примесей и с примесями дресвы) допустимо относить к середине или даже второй половине XIII в. На подобную возможность указывает комплекс из шурфа 5 (2001 г.), где была обнаружена яма, керамический комплекс которой датировался первой половиной XIII в. по находкам обломков стеклянных браслетов и основным характеристикам керамики (присутствие венчиков ранних типов, очень низкая — всего 1 % - доля волнистого орнамента в декоре) (см. таблицу 1). Удельный вес керамики типа 2 составлял в керамическом комплексе этой ямы 24 % (основная же масса материала из ямы относилась к керамике «поокского» типа), тогда как в перекрывающем ее культурном слое - 49 %. Важно также отметить, что среди днищ в керамике типа 2 здесь присутствовало только одно на зольной подсыпке, а остальные - на подсыпке из песка. Если датировка заполнения ямы первой половиной XIII в. верна (а оснований для сомнений в этом пока нет), то перекрывающий ее культурный слой, который сформировался не за одно десятилетие, вполне можно датировать серединой - второй половиной XIII в.
Различия в керамических комплексах из ямы и перекрывавшего ее культурного слоя позволяют наметить отличительные черты более позднего керамического комплекса:
- постепенное увеличение количества использовавшейся в быту керамики их тонких формовочных масс (типа 2) и вытеснение из употребления керамики «поокского» типа;
- более широкое использование зольных подсыпок под днища среди керамики типа 2 (в более чем половине случаев);
- появление в комплексах ангобированной керамики (отсутствие в яме шурфа 5 подобной керамики может иметь случайные причины, поэтому данный признак пока нельзя считать хронологическим).
Среди керамики селища присутствуют в небольшом количестве также образцы посуды второй половины XIII - XIV вв.: горшки с венчиками типа 3/1 или близкими им по профилировке (рис. 3, 6,9,10; 4, 3-4; 5, 5), а также некоторые формы горшков с выраженным ребром на плечике, не известные в керамике домонгольской эпохи (рис. 1, 3; 2, 6; 3, 2). Вместе с тем, ко второй половине
XIII - началу XIV вв. относилось, вероятно, не слишком большое количество керамического материала, о чем свидетельствует невысокая доля волнистого орнамента в декоре сосудов. Известно, что уже во второй половине XIII в. волнистый орнамент стал весьма популярным на широких пространствах Рязанской земли и в том числе - в Среднем Поочье (Коваль, 2000. С. 78,79). Следовательно, данное поселение прекратило свое существование до того как этот орнамент стал доминирующим, т.е. до XIV в. Таким образом, его верхнюю границу вряд ли можно заводить выше конца XIII - начала XIV вв., а весь набор круговой керамики селища можно датировать XIII - началом XIV вв., учитывая, что основная ее масса относилась к первой половине XIII в.
Таблица 2 [13]
Керамика типа 2 требует особого внимания, так как ее происхождение и датировка изучены пока довольно плохо. Сравнение основных характеристик этой керамики с характеристиками керамики «поокского типа», проведенное по материалам раскопа 1 (таблица 2) показывает, что при общем сходстве керамики обоих типов (которое прослеживается по равной степени распространенности венчиков типа 23/1 (рис. 1,9, 11; 3, 1, 5; 4,1, 2,8, 9; 5, 2) и близкой доле волнистого орнамента в декоре, керамика типа 2 отличается от «поокской» по следующим показателям:
1) она преимущественно формовалась из беложгущихся глин, хотя применялись и слабоожелезненные глины, дававшие в обжиге кремовые или розовые оттенки;
2) среди нее доля венчиков ранних типов (6,8/2,18/2,23/2,28/2) была существенно меньше, т.е. хронологически она могла быть несколько более поздней, чем керамика «поокского типа»;
3) удельный вес венчиков типа 28/1 (рис. 2,5; 3,7) среди нее был несколько ниже, а венчиков типа 18/1 (рис. 1,5; 2,7) - существенно выше, чем у керамики «поокского типа»;
4) днища керамики типа 2 формовались преимущественно на зольных подсып-ках, причем встречены как массивные вогнутые днища (рис. 1,6), так и плоские, толщина которых в центре составляла иногда всего 2 мм. На многих из днищ были клейма (рис, 6,1,3-8). Большинство клейм принадлежали к типу простых (одноэлементных - с изображением окружности: найдено 2 целых таких клейма (рис. 6,3) и обломки от еще 3 шт. Сложные клейма представлены 3 вариантами:
* Через тире показаны значения хроноиндикаторов в раскопах 2000 и 2001 гг.
** Применяемая здесь терминология соответствует разработанной оригинальной типологии средневековых русских клейм, находящейся в печати.
- окружность с точкой посередине (рис. 6, 5) - 2 шт. (в том числе одно -в яме 2 раскопа 1 2000 г.);
- свастика (рис. 6, 4);
- 2 или 3 концентрические окружности.
Среди комбинированных клейм следует отметить свастику, заключенную в окружность (рис. 6,1), окружность в сочетании с несколькими полосками (рис. 6, 8), «розетку» с крестом в центре (рис. 6, 6) и зигзагообразные фигуры (рис. 6, 7).
Клейма, состоявшие из не более чем 3 элементов (т.е. простые, сложные и часть комбинированных) были типичны для средневекового русского гончарства и находят широчайший круг аналогий как в городских центрах Рязанской земли (Мансуров, 1946. Табл. IV, 1,2,9; Монгайт, 1955. Рис. 80, 1-4, 17-18),таки в различных иных регионах Руси (Кадиева, 1996. Рис. 1,1-3,5), причем наибольшее сходство прослеживается с южнорусскими клеймами, например, с клеймами Киева (Толочко и др., 1981. Рис. 129), тогда какс клеймами Юго-Западной Руси совпадений в рисунках практически нет (Гупало, 2001. Рис. на с. 29). В отличие от простых и сложных клейм, значительная часть комбинированных клейм представляла собой продукт индивидуального творчества мастеров и поэтому, как правило, такие клейма известны в виде единичных, изолированных образцов, бытовавших на ограниченных территориях. Комбинированные клейма исследованного селища имеют наибольшее сходство с клеймами Ростиславля Рязанского второй половины XIII-XIVBB.
Если ориентироваться на признаки хроноиндикаторов, определенные для Ростиславля (см. табл. 1) и применять их к керамике типа 2, то ее датировку следовало бы отодвигать во вторую половину XIII - начало XIV вв., когда на селище, несомненно, еще продолжала протекать жизнь. Вместе с тем, нельзя забывать о том, что показатели хроноиндикаторов Ростиславля определены для керамики типа 1, традиция производства которой имела существенные отличия и особую хронологию своего развития. Поэтому вполне вероятным выглядит предположение о том, что отмеченные здесь особенности керамики типа 2 (широкое применение беложгущихся глин, различия в применявшихся способах оформления венчиков горшков и формовка днищ преимущественно на зольных подсыпках, клеймение днищ) были изначально внутренне присущи той традиции керамического производства, в рамках которой изготавливалась керамика типа 2. Присутствие в одних и тех же комплексах первой половины XIII в. (например, в ямах 1 и 2 раскопа 1 2000 г. и яме шурфа 5) керамики типов 1 и 2 (рис. 1, 2) позволяет сделать вывод о том, что в первой половине XIII в. керамика из тонких формовочных масс (типа 2) уже производилась, причем масштабы ее производства (или ввоза на поселение), видимо, не уступали керамике «поокского» типа. Однако уже к середине XIII в. керамика типа 2 становится на памятнике доминирующей, что вполне могло быть связано с разрушением основных городских производственных центров «поокской» керамики в результате монгольского нашествия 1237 г. Можно также предположить, что не без влияния керамики типа 2 в керамическом производстве главных городов По-
очья второй половины XIII века начался процесс постепенных трансформаций, выразившийся в распространении днищ на зольной подсыпке, более широком применении клейм, упрощении форм венчиков. Результаты этого процесса привели в XIV в. к существенному изменению всего облика глиняной посуды, бытовавшей в городах и на сельских поселениях долины р. Оки (в том числе в Старой Рязани, Переяславле-Рязанском, Ростиславле и Коломне).
Керамика селища Алешня-6 (Дураковского III) демонстрирует интересный образец смешения типов посуды, изготавливавшейся в русле различных (хотя и близкородственных) традиций гончарного производства, бытовавших в окрестностях Переяславля-Рязанского в переломный период истории Рязанской земли.
Список литературы
Бобринский А.А. Гончарство Восточной Европы. М.. 1978.
Гоняный М.И. Поселение древнерусского времени Монастырщина III на Верхнем Дону // Труды ГИМ. Вып. 73. М., 1990.
Гоняный М.И., Кокорина Н.А., Свирина А.Б. Гончарный комплекс первой половины XIII в. на поселении Модастырщина 5 // Труды ГИМ. Вып. 82. М., 1993.
Гупало В.Д. Раннесредпевековые гончарные клейма // РА. 2001. № 1.
Коваль В.Ю. Комплексы со стеклянными браслетами из Ростиславля Рязанского // Плес-ский сборник. Вып. 2. Плес, 1995.
Коваль В.К). Керамика Ростиславля Рязанского: вопросы хронологии // Археологические памятники Москвы и Подмосковья (Труды МИРМ. Вын. 9). М., 1996.
Коваль В.Ю. Керамика средневековой Русл: проблемы археологической типологии // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Вып. 2. Тверь, 1997.
Коваль В.Ю. К вопросу о хронологических изменениях в орнаментации средневековой русской керамики // Археологические памятники Москвы и Подмосковья (Труды МИРМ. Выи. 10). М., 2000.
Ковать В.Ю. Ьелоглиняная керамика в средневековой Москве // РА. 2001. № 1.
Мансуров А.А. Старорязанские и пронские гончарные клейма// СА. 1946. № VIП.
Монгайт А.Л. Старая Рязань // МИА. 1955. № 49.
Пряхин А.Д., Цыбии М.В. Древнерусское Семилукское городище ХП-ХШ вв. на р. Дон (Итоги раскопок 1984-86 гг.) // Археология славянского Юго-Востока. Воронеж, 1991.
Пряхин А.Д., Цыбил М.В. Древнерусское Семилукское городище (материалы раскопок 1987-1993 гг.) // На юго-востоке Древней Руси. Воронеж, 1996.
Стрикалов И.Ю. -Метрика древнерусских горшков рязанской земли // Древние памятники Окского бассейна. Рязань, 1993.
Стрикалов И.Ю. Хронология керамики и культурный слой Южного городища Старой Рязани // Археологические памятники Окского бассейна. Рязань, 1996.
Стрикалов И.Ю. Керамика Зарайска // Средневековый Зарайск. Зарайск, 1998.
Судаков В.В., Челяиов В.П., Буланки и В.М., Романова Е.И. Материальная и духовная культура древнего Переяславля // Подземная охранная зона исторической территории Рязанского кремля. Рязань, 1995.
Судаков В.В., Челяпов В.П. Материалы славянского времени с Канищевского городища (раскопки 1995 года) // Труды Рязанского исторического общества. Вып. 1. Рязань,1997.
Толочко П.П. и др. Новое в археологии Киева. Киев, 1981.
Троими Н.А. Древнерусская керамика X1I-XIV вв. как источник по изучению хронологии сельских поселений южных территорий Рязанской земли /'/ Куликово поле: вопросы историко-культурного наследия. Тула, 2000.
Челяпов В.П., Судаков В.В. Дураковское III поселение на р. Вожа // Труды Рязанского исторического общества. Вып. 3. Рязань, 1999.
В.И. Завьялов (г. Москва). Стратиграфия и хронология 27раскопа Старой Рязани
В 1997 г. на одном из наиболее перспективных для археологических исследований участков посада Старой Рязани был заложен раскоп, получивший порядковый номер 27 (рис. 1). Раскоп размерами 12x6 м был ориентирован по линии север-юг с небольшим (около 14") отклонением к востоку и вытянут вдоль безымянного ручья, протекающего на этом участке параллельно Оке. Раскоп расположен на усадьбе А. А. Петруцкого. Хозяин усадьбы и подсказал место для проведения археологических исследований. При рытье колодца А. А. Петруцким было обнаружено, что культурный слой по своему характеру значительно отличается от культурного слоя на остальной территории памятника: он сильно гумусирован, имеет черный цвет, влажный, в нем хорошо сохраняется органика. Раскоп был разбит на квадраты размерами 2x2 м. Разборка культурного слоя велась по квадратам условными пластами мощностью 20 см с тщательной переборкой земли и ее частичной промывкой. К сожалению, небольшая площадь раскопа не позволила вскрыть сколько-нибудь значимую часть жилого комплекса с остатками построек. К тому же близость ручья свидетельствует, что данный участок является периферией усадьбы, но, тем не менее, обнаруженный при археологических раскопках материал и наблюдение за стратиграфией позволили предложить некоторые выводы о жизнедеятельности в этом районе посада Старой Рязани.
Несмотря на то, что работы на таком небольшом по площади раскопе продолжаются уже пять лет, материка достичь пока не удалось. Во многом это объясняется объективными причинами сильной увлажненностью почвы, необходимостью постоянной откачки воды, укреплением осыпающихся стенок раскопа и дополнительными трудозатратами по рытью траншей и колодцев. После сезона 2001 г. мощность культурного слоя (под балластом) составила два метра (летом 2001 г. был вскрыт десятый пласт). Однако данные проведенного геоморфологического бурения, изменение структуры культурного слоя (заметное увеличение примеси серо-голубой глины в гумусированный слой), а также уменьшение количества находок в пласте, позволяют считать, что работы последнего полевого сезона проходили в предматериковом слое.
Стратиграфическая ситуация на раскопе 27 существенно отличается от стратиграфии других раскопов Старой Рязани. Под дерном на всей площади раскопа располагался пахотный рыхлый слой серого цвета мощностью 0,25-0,30 м. Под ним залегал стерильный слой желтого суглинка с коричневыми горизонтальными прослойками толщиной 0,01-0,05 м. Мощность балласта составляла 0,65-0,8 м. На границе желтого суглинка и культурного слоя располагаются линзы серо-голубой глины толщиной около 0,05 м.
В результате работ группы геоморфологов Московской геологоразведочной академии (руководитель - к.г.н. Е.И. Романова) удалось установить, что
_______________________________________________________
* Работа выполнена при поддержке РГИФ. Грант 01-01 -000047а
________________________________________________________
балласт, перекрывший и законсервировавший культурный слой в этой части посада, является сползшим валом городища. Разрушение вала было следствием взятия Рязани войсками Батыя в декабре 1237 г. Датировка вещевого материала подтверждает это предположение. В культурных напластованиях верхних пластов встречена серо- и белоглиняная древнерусская керамика, аналогичная керамике второй половины ХП-начала XIII вв.
Уровень дневной поверхности на площади раскопа падает по направлению север-юг (около 70 см между северной и южной границами раскопа). Верхние пласты культурного слоя, залегающего под балластом, характеризуются черным цветом, с обильными включениями угля. Ниже (примерно с третьего пласта) слой приобретает темно-коричневый цвет. В слое встречаются линзы серо-голубой глины, щепы и навоза (в северной части раскопа примесь щепы и навоза более характерна для пластов 3-6, а в южной - для пластов 5-9). Но в целом стратиграфия культурного слоя однородна. Характерной особенностью культурного слоя 27 раскопа является его сильная увлажненность, способствующая относительно хорошей сохранности органических материалов. Участок с подобным культурным слоем исследуется в Старой Рязани впервые. Именно культурный слой, расположенный под балластом и явился предметом пристального изучения.
Археологические коллекции любого памятника включают многие сотни разнообразных предметов. При многолетнем формировании коллекции (а именно с этим мы столкнулись при исследовании раскопа 27) работа с материалом требует больших временных усилий по его группировке, распределению, датировке и т.п. Для того, чтобы минимизировать время на поиск информации по определенным параметрам, была разработана база данных индивидуальных находок раскопа 27. В качестве системы управления базой данных (СУБД) была выбрана программа FoxPro для Windows (Каратыгин, Тихонов, Тихонова, 1996). Выбор данной СУБД определялся следующими моментами:
• FoxPro содержит целый ряд интерактивных средств, которые могут использоваться пользователем любого уровня;
• FoxPro для Windows может использовать средства Windows, с помощью которых приложение FoxPro может обмениваться данными с другими приложениями Windows;
• данные электронных таблиц позволяют включать как текстовую информацию, так и рисунки;
• информация в таблицах может дополняться новыми данными, редактироваться или исключаться из таблицы;
• данные в таблице могут упорядочиваться по выбранным признакам;
• информация, содержащаяся в таблице, может быть использована при составлении отчетов;
• имеется возможность дать графическую интерпретацию информации, содержащейся в базе данных.
Кроме того, важным обстоятельством является го, что программа занимает небольшой объем дискового пространства и вполне удовлетворительно работает с Windows даже ранних редакции (начиная с 3.0). Это позволяет работать с базой данных не только в стационарных, но и в полевых условиях.
Попробую объяснить эти пики характером распределения других находок. Распределение индивидуальных находок по пластам приведено на рис. 2,2. На этом графике, также как и на предыдущем четко обозначены два пика с резким падением между ними. Падение приходится на пятый пласт. Одной из наиболее знаменательных находок на 27 раскопе был янтарь, который присутствует в виде необработанных кусков различной величины. Больше всего встречено янтаря в пластах III (встречен в 16 квадратах) и IV (встречен во всех квадратах). В пласте V количество янтаря резко падает, а ниже VI пласта янтарь практически не встречается.
Рассмотрим стратиграфическое распределение двух категорий наиболее многочисленных на раскопе 27 индивидуальных находок амфор и стеклянных браслетов (рис. 3,3). У обеих кривых пик приходится на третий пласт. Второй пик наблюдается в шестом пласте.
С чем может быть связано такое стратиграфическое распределение материала? Выше отмечалось, что дневная поверхность раскопа имеет небольшой уклон с севера на юг. Проследим, насколько влияет это падение поверхности на общую стратиграфию находок. Разделим условно раскоп на две части северную (кв. 1-9) и южную (кв. 10-18). При детальном анализе происхождения находок оказывается, что абсолютное большинство и амфор, и стеклянных браслетов, найденных ниже пятого пласта, происходят из южных квадратов раскопа. Так, из 22 амфор, найденных в пятом пласте, на северные квадраты приходится всего семь, из 39 амфор шестого пласта из северных квадратов происходят три, у стеклянных браслетов наблюдается сходное соотношение - в пятом пласте все браслеты найдены в южных квадратах, в шестом - десять из 14. Таким образом, падение уровня дневной поверхности на исследуемом участке было характерно и для периода средневековья, а, следовательно, находки из южных квадратов синхронны находкам из северных квадратов, расположенных выше по глубине залегания от нулевого репера.
Пласты на которые приходятся седловина и пик графика (пласты 5-6) можно считать своеобразным хронологическим рубежом. В этих пластах не только появляются новые артефакты, не встречающиеся в нижних напластованиях, но и изменяется характер занятии владельцев усадьбы (появление янтаря, амфор). Напротив, ряд находок, которые могут характеризовать производственную деятельность владельцев усадьбы, присутствуют только в нижних пластах и не встречен выше предполагаемого хронологического рубежа (бронзовые заготовки и полуфабрикаты, латунная проволока, тигли-льячки).
Своеобразным хронологическим репером, разделяющим верхний и нижний ; хронологические горизонты, может служить распределение стеклянных браслетов в слое. Известно, что эти украшение начинают свое бытование на древнерусских памятниках не раннее 30-х гг. XII в. (Щапова, 1972. С. 121; Колчин, 1982. С. 159). Следовательно, пятый-шестой пласты раскопа 27, где впервые встречены стеклянные браслеты, следует датировать временем не раньше середины XII в.
На датировку верхних пластов культурного слоя серединой XII - началом XIII вв. указывают и амфоры, представленные в коллекции более чем 200
фрагментов. Наиболее вероятной датой отложения амфорной керамики в пластах 3-6 раскопа 27 следует считать ХП - самое начало XIII вв., поскольку ни в одном из пластов «трапезундские» амфоры не преобладают над «триллийс-кими»'.
Индивидуальные находки из напластований 1-6 пластов, имеющие сравнительно узкое время бытования, не противоречат предложенной датировке (рис. 3,1-3). Среди них свинцовая пломба «дрогичинского» типа (пл. 5, кв. 5). Пломба относится к типу VI по Б. Д. Ершевскому. На одной стороне пломбы изображение княжеского знака (двузубец»?), на другой - четырехконечный крест. Датируются дрогичинские пломбы ХП - началом XIII вв. (Ершевский, 1978. С. 241).
Последней третью XII - началом XIII вв. датируются два фрагмента иранских сосудов (определение к.и.н. В. Ю. Коваля). Один из них с люстровой росписью изготовлен из белого твердого кашина, другой - обломок фаянсовой чаши типа «минаи» с полихромной надглазурной росписью по белой непрозрачной поливе (оба фрагмента происходят из пласта 3, квадрат 2).
Из третьего пласта (кв. 5) происходит костяной гребень типа Н, датируемый по новгородским материалам началом XII - концом XIV вв. (Колчин, 1982. С. 166).
Не противоречит предложенной датировке и находка вислой печати (пл. 6, кв. 17) новгородского князя Всеволода Мстиславича (1117-1136 гг., определение д.и.н. П. Г. Гайдукова).
Итак, первый стратиграфический горизонт, объединяющий 1-6 пласты, может датироваться серединой XII - первой половиной XIII (до 1237 г. ?) вв., т.е. соотносится с периодом наивысшего расцвета Старой Рязани, ее превращением в стольный город Древней Руси. В это время население этого участка было связано с каким-то производством, сырьем для которого служил янтарь. Это не было ювелирное ремесло, поскольку среди находок отсутствуют какие-либо инструменты и заготовки, а сам янтарь в своей массе представлен мелкими необработанными фрагментами низкого качества, не пригодными для производства изданий. Второй особенностью этого комплекса является большое количество византийских амфор (около четверти всех индивидуальных находок). Если принять во внимание, что амфорная тара служила для привоза оливкового масла, то весьма возможно предположить, что занятием жителей усадьбы было изготовление лаков на основе янтаря. Кроме того, на раскопе встречаются небольшие куски гематита, использовавшегося в качестве красителя. Затежи этого минерала известны на Украине, в районе Курской магнитной аномалии, на Урале (Колчин, Хорошев, Янин, 1981. С. 125). В окрестностях Старой Рязани выходы гематита неизвестны. Интересно, что янтарь кусками разной величины и различные красители (в том числе и гематит) были обнаружены в Новгороде на усадьбе художника Олисея Гречина (Колчин, Хорошев, Янин, 1981. С. 114). Прослеживается сходство с упомянутой новгородской усадьбой и по количеству амфор (Колчин, Хорошев, Янин, 1981.С. 86). Интересно, что и хронологически усадьба Олисея Гречина и пласты 1-6 на раскопе 27 совпадают.
Теперь остановлюсь на характеристике нижнего стратиграфического горизонта. Как уже упоминалось, границей между ними служат 5-6 пласты, относящиеся к середине XII столетия. Следовательно, напластования ниже 6
_________________________________________________
* благодарю за консультацию В. Ю. Коваля
_________________________________________________
пласта следует датировать не позже середины XII в. Говорить о нижней дате этого стратиграфического горизонта до окончания работ на раскопе было бы преждевременно, но представляется, что не будет большой ошибкой датировать ее по крайней мере рубежом XI - XII (концом XI ?) вв.
Из вещей, датирующих нижний хронологический горизонт, отмечу деревянную уключину (пл. 8, кв. 4). Поделка представляет из себя прямоугольный брус размерами 9x4x50 см. В ней имеются два сквозных подквадратных отверстия 3,5x3,5 см. Отверстия расположены в 10 см от краев детали. Между отверстиями расположен паз размерами 3,5x3,5 см и глубиной около 4 см. Оба отверстия вырублены долотом, следы от которого хорошо прослеживаются в дереве. Самые близкие аналогии этой поделке можно найти среди уключин подгруппы А12 (уключины с прямоугольными крепежными отверстиями). По новгородским материалам такие уключины устанавливались сбоку на доску верхнего пояса (или на набойную доску). В группе А1 уключины с прямоугольными крепежными отверстиями были самыми многочисленными. Они датируются X - XI вв., но основная масса находок приходится на XI век (Дубровин, 2000.С. 110-111).
Деревянной поделкой, датирующей нижний хронологический горизонт, является навершие-«домовой». Навершие было найдено при рытье канавы у восточной границы кв. 3. По глубине залегания эта находка относится к 9 пласту. Изделие имеет вид тонкого деревянного стержня, который заканчивается фигурной головкой человека (?). Диаметр стержня около 0,6 см, общая длина около 13 см (рис. 3,2). По типологии Г. Е. Дубровина, эту находку можно отнести к типу М (Дубровин, 1990. С. 99). Среди новгородских древностей подобные находки довольно многочисленны. Преимущественное время бытования этого типа - X-XI вв. Большинство исследователей связывают эти предметы с какими-то языческими верованиями (см. напр. Колчин, 1971. С. 42).
Из 8 пласта происходит деревянная игрушка-«коник». Коник вырезан из дощечки толщиной около 0,3 см. Его длина 5 см, а высота - 4 см (рис. 3,3). По типу данную находку можно отнести к плоским фигуркам с едва намеченными ногами. Подобные игрушки бытовали в Новгороде в Х-ХП вв. Костяной гребень типа М с простым линейным орнаментом, нанесенным с обеих сторон, происходит из пл. 7 кв. 9. Орнамент состоит из двух полос, образованных тремя прочерченными линиями. По новгородской хронологии такие гребни датируются началом XI - концом ХП вв. (Колчин, 1982. С. 166).
Среди индивидуальных керамических изделий большое количество представлено тиглями-льячками (пласты VI VIII). Судя по фрагментам, тигли относились к типу ложковидных глубоких сосудов с закрытым верхом. Черепок в изломе серого цвета, тесто плотное с примесью мелкого песка. Тигли подверглись воздействию высоких температур, из-за чего на внешней поверхности наблюдается ошлакование керамики. По мнению исследователей, тигли-льячки подобного типа применялись для тепловой обработки красителей и лаков (Кол-чин, Хорошев, Янин, 1981. С. 120-121).
Усадьба нижнего стратиграфического горизонта была связана с ювелирным производством. Оно документируется находками выплесков шлака с приставшей к нему меди (интересно отметить, что это практически чистая медь - химический анализ, выполненный на Рязанском заводе АО «Тяжпрессмаш»* показал содержание меди 99,8%), обрывки латунной проволоки (химический анализ проведен там же, содержание цинка более 11%), обломками бронзового дрота, размеченного насечками на равные части, тиглями-льячками.
Проведенные исследования убедительно доказывают существование на раскапываемой территории двух стратиграфических горизонтов. Нижний горизонт датируется временем конца XI - середины XII вв. В это время основным занятием жителей усадьбы было ювелирное ремесло. В середине ХП века в жизни усадьбы происходят какие-то изменения, отразившиеся прежде всего, на хозяйственной деятельности владельцев. Эти изменения не носили характера коренной переориентации в производстве или (по-видимому) смены владевшей этой территорией семьи. От ювелирного производства хозяева усадьбы переходят к художественному промыслу, связанному с янтарем и жидкостями (оливковым маслом?), привозимыми в амфорах. Жизнь на этом участке посада прекращается после взятия Рязани полчищами Батыя. Разрушение западного вала крепости привело к его сползанию, что привело к консервации культурного слоя.
Список литературы
Дубровин Г. Е. Зооморфные деревянные навершия // Материалы по археологии Новгорода. М., 1988.
Дубровин Г. Е. Водный и сухопутный транспорт средневекового Новгорода X-XV вв. по археологическим данным. М., 2000.
Ершевский Б. Д. Древнейшие печати новгородских посадников (1096-1117 гг.) // СА. 1978. №2.
Каратыгин С. А., Тихонов А. Ф., Тихонова Л. Н. Программирование в FoxPro для Windows на примерах. М., 1996.
Колчин Б. А. Новгородские древности. Резное дерево // САИ. El-55. M., 1971.
Колчин Б. А. Хронология новгородских древностей // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982.
Колчин Б. А.. Хорошев А. С., Янин В. Л. Усадьба новгородского художника XII в. М., 1981.
Щапова К). Л. Стекло Киевской Руси. М., 1972.
Н.В. Жилина (г. Москва). Эволюция филигранного убора по кладам Старой Рязани
Богатый состав старорязанских кладов позволяет предложить подробную эволюционную линию металлического убора, большую часть в котором составляют скано-зерненые и филигранные украшения. Реконструкция региональной линии будет важна для дальнейшего сравнения с общерусским развитием и другими региональными линиями.
____________________________________________________________________
* Пользуюсь случаем выразить благодарность Главному металлургу ДО «Тяжпрессмаш» А. С. Богдановскому и зав. лабораторией химического анализа Е. П. Тарасовой за проведенные исследования
** Работа выполнена в рамках проекта РГНФ № 01 -01 -00202а
____________________________________________________________________
Все рязанские клады можно отнести к последней хронологической группе 70 гг. XII - первой трети XIII вв. (Корзухина, 1954. № 162-165. С. 143-145). В каждом из них имеются или трехбусинные украшения или колты. Исследователи и авторы находок рассматривают старорязанские клады как семейные сокровища, зарытые накануне татаро-монгольского нашествия (Калайдович, 1823; Оленин, 1831; Кондаков, 1896. С. 111-112; Гущин, 1936. Табл. XXVI-XXIX. С. 77-80; Селиванов, 1891. С. 208-212; Монгайт, 1952. С.108-109. Рис. 32-34; Мон-гайт, 1955,1967; Даркевич, Монгайт, 1972; Даркевич, Монгайт, 1978; Даркевич, Фролов, 1978; Даркевич, Пуцко, 1982; Даркевич, Борисевич, 1995). Относительная хронология скано-зерненых украшений позволяет распределить клады по длительности периода накопления (Жилина, 1998).
Наиболее продолжительный период складывались сокровища кладов 1822 г., 1868 г.; 1967 г. № 2 (XI-XIII вв.), 1970 г.: первая половина XH-XIII вв. В них имеются колоколовидные рясна или их детали, архаичные колты на большой дужке, но здесь же есть и модифицированные скано-зерненые колты на узкой луннице, или лунничные колты, трехбусинные или гладкие дужки. Клады 1937\1950 гг. и 1979 г. № 2 могли накапливаться с начала XII в.: украшения сохраняют линейно-геометрический стиль зерненой орнаментации. Другие клады накапливались в течение более узкого промежутка времени. Со второй половины XII в. складывался состав кладов 1887 г., 1967 г. № 3, 1974 г., 1979 г. № 3: здесь есть колты на луннице и трехбусинные дужки очелья, еще переделанные из трехбусинных колец. Непосредственно к концу XII - первой трети XIII вв. относится клад 1992 г.: трехбусинные дужки в его комплексе уже сделаны специально и укрепляются в держателях.
Восстанавливаемые по кладам уборы социально различны. Более простой облик имеют украшения в кладах 1967 г. № 2 и № 3. Клады богатых горожан: 1970,1974,193Д1950,1887 гг. Элитарными являются клады знати: 1822 г., 1868 г., 1992 г. Клад 1822 г. с момента его находки рассматривается как великокняжеский.
Рязанский скано-зерненый убор сохранял больше черт традиционного народного облика, в то время как в Киевской земле более ощутимо превалировали формы византийского эмалевого убора. Основные закономерности развития совпадали, но в рязанской серии украшений имеются колты со сплошь зернеными лучами (2 подгруппа), в киевской же преобладают колты с гладкими лучами (1 подгруппа), а колты 2 подгруппы известны мало.
Клады Рязани сохранили наиболее архаичный скано-зерненый убор XI в. с колоколовидными ряснами. Простой вариант подвески мог носиться с ленточным убором, украшение сохраняет линейно-геометрический стиль зерни, уходящий корнями в X в. Технология изготовления зерни проста (I технологический комплекс) (рис.1:1967 г. № 2)***. Колоколовидные рясна могли носиться и в кичкообразном уборе. Элитарный вариант этого убора выполнен в архаическом стиле, сохранявшем композиции с признаками языческих сюжетов. При изготовлении филиграни и зерни применена высокая технология: вальцованная скань спиральной навивки и штампованные заготовки для гранул зерни,
***При ссылках на рисунки указывается год находки клада, а при нескольких кладах, в одном году -также и номер, данный ему авторами находок.
плавно меняющей диаметр на гранях (рис.1:1868,1888 гг.). Наиболее полно убор восстанавливается по кладу 1868 г. В его комплект входили колоколовидные рясна и цепь с петлевидными наконечниками (рис. 1:1868). Колоколовидная подвеска с остатками цепочек сохранилась и среди материалов А.В. Селиванова (рис. 1:1888). Это первый убор древнерусской знати, складывающийся в славяно-русских традициях, прежние были общеславянскими.
Детали убора с колоколовидньши ряснами есть в двух других кладах. В кладе 1970 г. имеются три цепочки от более крупного рясна (рис.1: 1970). Это изделие относится к более позднему хронологическому комплексу рясен, вероятно, к XII в. Возможно, сохранившиеся в кладе цепочки использовались вторично с другой целью, для подвешивания колтов с узкой лунницей.
В кладе 1822 г. также была драгоценная цепочка золотого рясна (Древности..., 1851. Табл. 36)(рис. 1:1822). Аналогичные цепочки известны по находкам в культурном слое средневекового Новгорода от XI-XIII вв., золотая кол околовидная подвеска с цепочками случайно найдена в Чернигове в 1958 г. (Жилина, 1997). Такие украшения относятся к золотому строгому стилю, они входили в элитарный убор.
Стадиально следующий убор - с ленточным очельем и лентами из трехбусинных колец, имитирующих косы (рис. 1:1887,1937\1950,1970 гг.) (Жилина, 2001 а). Связка из трехбусинных колец, закрепленная на конце ленты и утяжеляющая ее, является одним из переходных вариантов к специальному украшению для этой цели - колту. Такой вариант ленты предлагается в реконструкции по погребению из раскопок 2000 г. в Старой Рязани, под основаниями Борисоглебского собора. Связка могла быть закреплена и в верхней части ленты (рис. 1:2000 г.).****
Более сложная и изысканная форма концевой подвески - колт - возникла в результате бусинного конструирования. Первые скано-зерненые колты имели широкую дужку как у височного кольца и верхний луч уплощенной формы, приспособленный к ленте. Можно представить два варианта ношения: в ленте и в лопасти-наушнике (рис.1: 1970 г.). Верхний луч иногда сохраняет остатки линейно-геометрической орнаментации. Опираясь на относительную хронологию, можно датировать убор первой половиной XII в.
В состав убора входили оправы крестов с линейно-геометрической орнаментацией. Кресты носили в составе ожерелий, аналогично бусинам в оправах (Даркевич, Пуцко, 1982). Канал в верхнем конце креста аналогичен каналу бусины (рис.1:1979 г. № 2). Архаичную форму лопастных бус наследуют бусы с чеканными долями (рис.1:1970 г.). В монистах используются и бусины с полусферами(рис.1:1970 г.).
Под влиянием византийского эмалевого убора вырабатывается узкая рясенная лента и колты видоизменяются. Они приобретают узкую лунницу, приспособленную к ношению на цепи из бляшек. Колты на луннице известны в кладах 1887,1937\50 гг., 1970,1974 гг. (рис.2; рис.3).
Цепь-рясно в линейно-геометрическом стиле сохранилась в кладе 1937\1950 гг. (рис.2:1937\1950). В кладе 1974 г. зафиксировано ношение скано-зерненых колтов на колодочках (Даркевич, Фролов, 1978) (рис. 2:1974 г.).
____________________________________________________________________
**** Благодарю д. и. н. А.В. Чернецова, руководителя Старорязанской экспедиции, за возможность использования материала погребения для работы.
_____________________________________________________________________
Согласно датам колтов на луннице из культурного слоя городов, распространение такого убора можно связывать со второй половиной XII в. (Седова, 1981. С. 20. Рис. 10).
Колты выполняются в геометрическом стиле, развиваясь от шестилучевой формы с четырехлепестковой розеткой в центре к пятилучевой с трехлепестковой розеткой. В ансамбле с ними находятся бусы с поясками из зерненых треугольников и бусы с полусферами (рис.2, рис.3).
Трехбусинные украшения на этом этапе развития изменили свое назначение. Под воздействием формы гладкой византийской дужки эмалевого золотого убора возникли трехбусинные дужки. Провизантийская гладкая дужка есть в кладе 1822 г. (рис. 5). Рязанские клады позволяют подробно пронаблюдать процесс приспособления височных колец под очельные дужки (рис. 2: 1967 г. № 2 и 3,1974 г., 1979 г. № 2 и № 3). Кольца разгибались, их концы деформировались или обрубались. Следующий этап - специально сделанные трехбусинные дужки с двумя петлями на концах (рис. 4:1992 г.). Очелье носилось аналогично византийской диадеме с концевыми держателями (Даркевич, 1995. Рис.41).
Головной убор, соответствующий колтам на луннице и дужкам, скорее всего был более сложным, кичкообразным (рис.2). Провизантийский головной убор, носившийся с лунничными колтами на ряснах из квадрифолийных бляшек, имел пирамидальную форму, он изображен на эмалевом портете князя Бориса или Глеба колта клада 1992 г. (рис.4). На наш взгляд, на колте - мужское изображение, прическа представляет собой выпущенные вьющиеся волосы, она аналогична прическе византийских императоров.
В накладной миниатюрной металлической орнаментации золотого убора преобладает проволочная филигрань, зернь является ее дополнением. Стилистическое развитие филиграни идет от строгого завиткового стиля к пышному, основанному на качествах рельефного спирального завитка (Жилина, 1999). К первой стадии относятся уборы, восстанавливаемые по кладам 1868 и 1992 гг. (рис.4). Однако держатели очелья уже продвинулись к формированию пышного стиля: спиральные завитки спорадически накладываются друг на друга.
В шейно-оплечном ярусе носятся медальоны с христианскими изображениями - бармы (рис.4:1868 г.; рис. 5). Черневые бармы могли совмещаться в ношении с крупными скано-зернеными бусинами, овальными в сечении: с поясками зерненых треугольников и с полусферами. Прежние скано-зерненые мониста стилистически менялись, бусы и подвески лишались обильной орнаментации зернью, гладкие оправы бус и крестов становились ближе к строгому стилю (Ср.: рис.2: 1979 г. № 2; рис. 3:1887 г.).
Пышную стадию представляет женский княжеский убор, восстанавливаемый по кладу 1822 г. (рис.5). В женский убор входили медальоны барм с христианской композицией, в центре которой находилась Богоматерь. Ожерелье соединялось филигранными бусинами, которых в кладе достаточно для того, чтобы соединить все медальоны ожерелья и уложить на оплечье. Крупные колты могли носить на ряснах из бляшек, или на таких же крупных бусинах, как в ожерелье медальонов (рис,5,б). Как более ранние украшения в этом уборе выглядят колты и бусы: стилистически они относятся к строгому завитковому стилю. Кроме того, колты обновлены драгоценными камнями в конусных кастах, что подчеркивает древность колтов. Одновременно этот же факт подчеркивает более поздний характер перстней клада с такими же конусными кастами. Стилистически более развитыми были и медальоны барм в сформированном пышном стиле обновление которым не потребовалось. Вероятно, они занимали хронологически промежуточное положение между ранним комплексом вещей и перстнями попавшими в княжескую сокровищницу в последнюю очередь. Одновременно с этим в первой трети XIII в., и были переделаны колты. Я предполагаю, что в качестве головного убора носился городчатый венец, выглядевший аналогично коруне с иконы «Богоматерь Боголюбская» (на реконструкции воспроизводится ее форма). Следует отметить, что коруна выполнена в пышном стиле, находящемся в стадии формирования, аналогичной стадии держателей очелья. В восстанавливаемом виде убор рязанской княгини будет выглядеть сходно с уборами сербских знатных женщин (РадхуковиЬ, 1969. Сл. 16) (рис.5, а).
Основанием для реконструкции первого варианта мужского убора может быть изображение князей Бориса и Глеба на эмалевых колтах женского убора клада Головной убор представляет собой шапку с отворотом. Возможно, отворот выполнен из меха, тогда здесь изображена дорогая княжеская шапка, на тулье которой крест-накрест наложены металлические пластины, реликт стеммы Между пластинами - расположены накладные медальоны. Такой вариант шапки одного из князей использован на реконструкции. Головной убор другого князя аналогичен, но имеет тулью с арочным заполнением, возможно, это орнамент ткани По сторонам головы расположены недлинные волосы, в завитках которых угадываются рясна с концевой подвеской (рис. 6, а). Стилистический ансамбль имеющихся в кладе подвесок-сионцев и бус с арочным корпусом позволяет предло-I жить реконструкцию подвешивания сионцев на нити из аналогичных бусин (рис 6:1822 г.). Размер бусин соответствует овальному в сечении корпусу сионца При этом сионец не выделялся бы из всей нити, а короткие подвески под ним расходились бы в стороны, что соответствовало бы изображению византийских рясен (рис, 6, в). Этот вариант княжеского убора является инсигнией обычного княжеского достоинства. Сходные уборы сформировались и в других славянских странах (рис. 6,6) (Джурич, 2000. С. 466). Форма этих уборов менялась вслед за формой императорского венца (Жилина, 20016. Рис.81).
Второй вариант реконструкции воссоздает инсигнию высшей власти - диадему, слившуюся со стеммой, на полусферической тулье, с такими же сионцевидными ряснами. Эта реконструкция предлагается на основании формы венгерской короны Стефана и дробниц Мстиславова Евангелия (Кондаков, 1906. С.65. Рис.8). Золотые нательные крестики в строгом стиле могли входить как в мужской убор, так и в женский. Образок с Распятием в формирующемся пышном стиле использован в варианте реконструкции мужского убора.
Рязанские клады более подробно и ярко, чем материалы других земель, позволяют представить облик и эволюцию, как серебрянного скано-зерненого убора зажиточных слоев городского населения, так и апогейную стадию развития золотого филигранного княжеского убора.
Список литературы
Гущин А.С. Памятники художественного ремесла Древней Руси Х-ХПГ вв.М.;Л, 1936
Джурич В. Византийские фрески. М., 2000.
Даркевич В.П., Борисевич Г.В. Древняя столица Рязанской земли. М., 1995.
Даркевич В.П., Монгайт АЛ. Старорязанские клады 1967 г. // СА. 1972. № 2.
Даркевич В.П., Монгайт А.Л. Клад из Старой Рязани. М., 1978.
Даркевич В.П., Фролов В.П. Старорязанский клад 1974 г. // Древняя Русь и славяне. М., 1978.
Даркевич В.П., Пуцко В.Г. Старорязанские клады (раскопки 1979 г.) // СА. 1982. № 2.
Древности Российского государства. М., 1851.
Жилина U.B. Древнерусские рясна // Истоки русской культуры. М., 1997.
Жилина Н.В. Зернь и скань Древней Руси XI-XIII вв. //Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т.4. М., 1998.
Жилина Н.В. Искусство золотой филиграни но древнерусским кладам (автохтонность и влияния) // Древнерусская культура в мировом контексте: археология и междисциплинарные исследования. Материалы конференции. М.,1999.
Жилина Н.В. Реконструкция металлического упора но кладам второй половины XI -- начала XII вв. с территории кривичей и словен // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков, 2001а.
Жилина Н.В. «Шапка Мономаха». Историко-культурное и технологическое исследование. М., 20016.
Калайдович К. Письма к А.Ф. Малиновскому об археологических исследованиях в Рязанской губернии, с рисунками найденных там в 1822 г. древностей. М., 1823.
Кондаков H.TI. Русские клады. Исследование древностей великокняжеского периода. СПб., 1896.
Кондаков Н.П. Изображения русской княжеской семьи в миниатюрах XI в. СПб., 1906.
Корзухина Г.Ф. Русские клады Х-ХП1 вв. М.;Л., 1954.
Монгайт АЛ. Топография Старой Рязани // КСИИМК. Вып. XL1V. 1952.
Монгайт А.Л. Старая Рязань // МИА. № 49. М., 1955.
Монгайт АЛ. Художественные сокровища Старой Рязани. М., 1967.
Оленин А. Рязанские русские древности, или известие о старинных и богатых великокняжеских или царских убранствах, найденных в 1822 г. близ с. Старая Рязань. СПб., 1831.
Седова М.В. А.В Ювелирные изделия древнего Новгорода (X-XV вв.). М., 1981.
Селиванов А.В. Древности с. Старой Рязани // Труды VII АС. Т. II. М., 1891.
Радоjковиh Б. Накит кот срба. Београд, 1969.
О.М. Олейников (г. Москва). Старорязанские стеклянные браслеты
Данная статья является частью работы по определению географического места производства стеклянных браслетов, широко распространенных в Восточной Европе в XIII в. Морфологическое изучение данного класса находок не смогло ответить на поставленный вопрос. Картографирование находок стеклянных браслетов из-за слабой изученности средневековых археологических памятников Малой Азии, Ближнего Востока, Западной Европы так же ничего не дало. Поэтому наше внимание было обращено на глубокое изучение химического состава стекол с целью выявления гео- или геобиохимических характеристик сырьевых материалов: песка, красителей, щелочесодержащих минералов, свинца (Олейников, 1998. С. 183-186). Уже доказано, что песок, земля, вода в разных геохимических провинциях различны.
Так как в средневековом стеклоделии использовали золу местных растений, можно предположить тесную связь, между почвой, на которой росло это растение, и стеклом, непрерывную цепочку передвижения элементов по схеме: почва - растение - зола - стекло. Стекло получает свои компоненты из песка и золы. Зола представляет собой минеральную, несгораемую часть тех веществ,
которые накапливали в себе растения из почвы. Поэтому можно сказать, что состав древнего стекла несет в себе отпечаток химического состава почвы района, в котором оно было изготовлено.
Можно предположить, что географическая карта минерального состава почв будет служить руководством для определения мест производства древних и средневековых стекол. С помощью корреляционных таблиц и более точного определения количественного состава химических микроэлементов средневекового стекла определенного класса удалось установить, к какой части шихты относится тот или иной редкий элемент. Так например, для производства K-Pb-Si-стек-ла использовали: свинцовый минерал с примесью Zn, Ni, Cu, Sn, Ag; песок с примесью Са, К, Mg, Al, Ti, Ее, Р, В, Cr, Ga, Mn; краситель в виде бронзы с примесью Sn, Ag, Bi, Be, Sb, Li. В качестве щелочесодержащего минерала использовалась
Таблица № I. Химический состав старорязанских стеклянных браслетов желтого цвета. [14]
Класс стекла - Pb-K-Si-O
(без добавления красителя)
В таблицах 1 -8 приведены содержание элементов в весовых процентах. Спектральный анализ произведен в Институте минералогии, геохимии, петрографии, кристаллографии РАЛ А. Галудзиной.
* Указан шифр по картотеке автора
** Погрешность ± 10%
Таблица №2. Химический состав старорязанских стеклянных браслетов зеленого цвета. [15]
Класс стекла - Pb-K-Si-O
(с добавлением Fe) (с добавлением Fe-Cu)
высококалиевая зола с минимальным содержанием натрия. Больше всего этот состав похож на золу камыша или ячменной соломы (Turner, 1961. Р. 93) .
Одним из эталонных памятников по изучению химического состава средневековых стеклянных браслетов является Старая Рязань. Уникальность этого города для археологов состоит в том, что можно точно датировать массовые находки. Произведенные количественные анализы 45 старорязанских стеклянных браслетов (из раскопок А.Л. Монгайта 1949 г., раскоп № 1 ) обнаруженных в слоях первой трети XIII в. показали, что они состоят из стекол класса: Pb-K-Si-O - 91%; Na-Ca-(K-Mg)-Si-O - 9%.
Рассмотрим специфические особенности каждого класса стекла в отдельности.
Первый и самый многочисленный класс стекла - K-Pb-Si-O. Это стекло окрашивалось в средневековье во все цвета и оттенки минералами, содержащими Си, Fe, Mn, Sn, Co (Олейников, 2002. С. 52-53). Медь входила в бронзу с
Таблица № 3. Химический состав старорязанских стеклянных браслетов темно-зеленого цвета. [16]
Класс стекла - Pb-K-Si-O
(с добавлением Fe)
примесью Sn, Ag, Bi, Sb, Li. Она окрашивала стекло в синий цвет (таблица 5), Отмечена связь Fe с Со, Ni, Sc и Mn. В шихту оно добавлялось в виде мелких опилок, которые, окисляясь при варке и меняя валентность, изменяли цвет стекла от светло-зеленого к темно-зеленому и от светло-коричневого к темно-коричневому (таблицы 2,3,7). Марганец добавлялся в шихту в виде природного минерала (например манганит), в состав которого входили Fe, P, Ba, Co, Ni, Си, окрашивал стекло в фиолетовый цвет.
В сочетании друг с другом эти красители также меняли цвет стекла. Так Си с Мп окрашивали стекло в голубой и синий цвет (таблица 4). Си и Fe окрашивали стекло в зеленый цвет (таблица 2). Желтый цвет различных оттенков получался без каких-либо специальных красителей (сам свинец придавал стеклу желтый оттенок). В редких случаях в желтом стекле встречалось олово (таблица 1).
Здесь не понятна логика мастера, использующего различные красители для создания стекла определенного цвета. Объяснение этого разными центрами или
Таблица № 4. Химический состав старорязанских стеклянных браслетов синего цвета [17]
Класс стекла - Pb-K-Si-O (с добавлением Cu-Mn)
школами производства отпадает из-за одинаковой геохимической характеристики сырья и красителей для всех исследованных нами стекол класса K-Pb-Si-O.
По всей видимости, мастер в процессе получения определенного цвета стекла из-за нарушения температурного или окислительно-восстановительного режима варки стекла добавлял дополнительно к первоначальному красителю другие, пока не получался необходимый цвет. Если это предположение верно, то изготовление браслетов было в основном вспомогательным производством по сравнению с производством посуды, витражного и мозаичного стекла, где требовались стекла определенного цвета и чистоты. Это подтверждается и тем разнообразием цветовой гаммы браслетов, когда практически невозможно найти одинаковые оттенки разных браслетов.
Почти во всех цветных стеклах этого класса обнаружены микропримеси кобальта, которые не влияли на окраску стекла. Выделить его в отдельный минерал пока не удалось, но он коррелируется с Fe и Мп.
Таблица №5. Химический состав старорязанских стеклянных браслетов синего цвета. [18]
Класс стекла - Na-Ca-(K-Mg-Al)-Si-O Класс стекла - Pb-K-Si-O
(с добавлением Co-Mn-Fe) (с добавлением Си)
Из выше сказанного следует вывод, что производство стекла класса Pb-K-Si-O осуществлялось в одном центре с использованием многовекового опыта применения разнообразных красителей, уходящего в античное время и Древний мир. Если принять во внимание, что высококалиевые стекла обнаружены в местах прохождения Великого шелкового пути от Западной Европы до Дальнего Востока, то центр производства данного типа стекла следует искать на Ближнем Востоке (Олейников, 1998. С. 193). В начале XIII в. этот центр переместился в северо-восточную часть Средиземноморья (по геохимическим характеристикам основныхстеклообразующих) (Перельман, 1979. С. 297; Олейников, 2002. С. 53).
Второй центр производства стекла, поставлявший свою продукцию на древнерусский рынок в XI-XIII вв., был основан на выпуске более высокохудожественных произведений (в данном случае - браслетов). В качестве основных стеклообразующих здесь использовали золу растений аридной зоны (солончаковых).
Таблица №6. Химический состав старорязанских стеклянных браслетов фиолетового цвета. [19]
Класс стекла - Pb-K-Si-O
(с добавлением Мn)
Бросается в глаза удивительная схожесть геохимических характеристик используемых песков в Pb-K-Si-O и Na-Ca-(K-Mg)-Si-O стеклах. Некоторые количественные отличия (Ga и Zr) говорят скорее о том, что они брались из разных мест одной геохимической провинции.
Геохимические характеристики золы этих двух классов стекол также похожи. Различия - в большем содержании V, Сг и Sr и меньшем - Мо в стекле класса Na-Ca-(K-Mg)-Si-O, чем в стекле класса Pb-K-Si-O. Это указывает на различные места произрастания растений, из которых получалась зола для стеклоделия, но в одной геохимической провинции. Такие стекла окрашены в насыщенный синий цвет кобальтовым минералом, в состав которого входили Fe, Мn и Ni (таблица 5), и в насыщенный фиолетовый цвет, получаемый сочетанием железисто-марганцевого минерала с содержанием Со и оловянистой брон-
Таблица №7. Химический состав старорязанских стеклянных браслетов коричневого цвета. [20]
Класс стекла - Pb-K-Si-O
(с добавлением Fe)
зы с содержанием Ag. (таблица 7)*. Следует отметить, что похожий тип красителя, но с меньшим содержанием Со, применялся в цветных стеклах класса Pb-K-Si-O. Эти два факта также сближают стекла указанных классов.
По выше изложенным фактам можно представить некую схему местонахождения этих двух центров производства стекла. Первый центр стеклоделия, основанный на свинцовом минерале, песке и на золе соломы или молодого тростника, росшего на берегу реки с пресной водой, находился поблизости от второго. На это указывает общая геохимическая характеристика используемых песков, с незначительным уменьшением количества Ga, и схожая геохимическая характеристика золы соломы или тростника и солончакового растения, используемых в этих двух центрах с количественным отличием V и Мо. Этот центр
_________________________________________________________
* Подобный краситель для стекла браслета темно-коричневого цвета обнаружен в слоях XI в. в Великом Новгороде (Олейников, 2002. С. 58. Таблица 3). Следовательно, старорязанский браслет, изготовленный из стекла темно-фиолетового цвета класса Na-Ca-(K-Mg)-Si-O можно датировать более ранним временем, чем все остальные.
_________________________________________________________
Таблица № 8. Химический состав старорязанских [21]
-стеклянных браслетов фиолетового цвета.
Класс стекла - Na-Ca-(K-Mg)-Si-O
(с добавлением Mn-Fe-Co)
также находился на торговом пути, через который шли товары в Западную и Восточную Европу, на Кавказ и Дальний Восток (Гали-бин, 1989. Табл. №№ 39,40,184,533,534,542, 545,572,577,593-595, 658, 662, 917,919,1056, 1070,1080, 1082,1219,1224, 1240,1241,1244, 1248, 1255, 1257, 1277, 1303, 1325.; Lai B.B., 1952. Р.25,№417; Geilmann, 1955. S. 148; Олейников, 1998. С. 194). Предварительно, мы относим этот центр в Венецию.
Второй центр, специализировавшийся на изготовлении высокохудожественных произведений искусства из высококачественного стекла, находился, вероятно, в столице искомого региона с многовековым опытом производства данного вида товара. Он был расположен в засушливом пустынном месте, на пересечении торговых путей, которые соединяли его с Западной и Восточной Европой, с Малой Азией, Кавказом и Ближним Востоком, со Средней Азией и Дальним Востоком. При этом данный тип стекла существовал на протяжении тысячелетий. Предварительно, мы относим этот центр в Византию.
Список литературы
Галибин В.А. Химический состав археологических находок из стекла ( но данным количественного спектрального анализа) XXIII в. до н.э. XIX в.н.а М., 1989.
Олейников О.М. Сравнительный анализ химических составов стеклянных браслетов городов Древней Руси // Новгород и Новгородская земля. История и археологая. Выи. 12. Новгород, 1998.
Олейников О.М. Стеклянные браслеты Великого Новгорода // РА. 2002. №1.
Geilmann W. Glastechnische Berichte. 1955. Н.4.
La] B.B. Examination of some ancient indian dlass specimens. Ancient Yndia, № 8.1952.
Turner W.E.S. Ancient Glass and Glassmaking, Proc. of the Chem. Soc. March, 1961. (данные заимствованы автором из «Dictionary of Applied Chemistry». Thorpe. 1937, Vol. I. P. 508-509).
Животные - постоянные спутники человека. Однако в дошедших до нас древних источниках содержится очень мало сведений о животном мире, окружавшем наших предков. Изучение костных остатков домашних и диких животных, обнаруживаемых во время археологических раскопок, дает возможность пополнить историческую науку новыми сведениями и сделать более точные выводы об образе жизни и занятиях древних людей.
При археологических раскопках городища Старая Рязань и поселения Дураковское III в районе села Алешня Рыбновского района Рязанской области в 1998 - 2001 годы было собрано более пяти тысяч костей разных видов животных. Костные остатки из Старой Рязани принадлежали животным X-XII века. Остеологический материал Дураковское III датировался раннеславянским периодом IX - X вв. Большую часть материалов составляли фрагменты размерами 10 ± 5 сантиметров. Встречались фрагменты размерами от 0,5 до 32 см (по наибольшему измерению). Края фрагментов костей имели изломы неправильной формы. Попадались неразрушенные кости скелетов животных: фаланги пальцев, кости пясти, запястья, плюсны, заплюсны, позвонки, нижние челюсти, зубы.
Проведенные нами остеологические исследования дали возможность охарактеризовать домашних и диких животных, живших рядом с человеком. Нами определялась принадлежность костей по видам животных, по количеству особей различных видов, прижизненный возраст и размеры животных.
Видовая принадлежность костей устанавливалась по соответствующим для каждого вида животных особенностям строения их скелетов. Прижизненный возраст определяли по соотношению губчатого и компактного вещества в диафизах костей, по развитию зубов и степени их стертости, по относительным размерам костей (Антандилов, 1990; Анатомия домашних животных. С. 25-116; Гоголев, Ипполитова, 1977.С. 138-203; Физиология сельскохозяйственных животных).
Размеры животных расчитывали по соотношению размеров отдельных костей и размеров скелетов (Цалкин, 1970). Для сравнения использовались скелеты животных анатомического музея Рязанской государственной сельскохозяйственной академии, музея Московской сельскохозяйственной академии, Зоологического музея и Дарвинского музея (г. Москва).
Количество особей определяли подсчетом одноименных фрагментов костей одного вида животных. Например, в одном из квадратов раскопов было обнаружено четыре левых ветви нижней челюсти коз. Следовательно, в данном квадрате находилось четыре особи этого вида. Количество животных определялось также по наличию фрагментов различных костей, принадлежащих одному виду животных, но имеющих явные отличия по относительным размерам.
Кости диких копытных животных определялись по объемной массе и цвету. В отличие от домашних млекопитающих кости диких животных имеют
большую удельную плотность, характерный красно-коричневатый оттенок (Громов, отчеты за 1980-1985 гг.).
Термины, использованные нами для обозначения костей общеприняты в анатомии домашних животных и соответствуют требованиям Международной ветеринарной анатомической номенклатуры (Анатомия домашних животных; Глаголева, Ипполитова, 1977).
Результаты анализа костей, обнаруженных в раскопах, показали, что наибольшее количество особей домашних животных с поселения Дураковское III представлено крупным рогатым скотом. На втором месте - поголовье мелкого рогатого скота. На городище Старая Рязань это соотношение меняется в пользу коз и овец. На третьем месте по численности на Старой Рязани стоят куры, затем свиньи, собаки, лошади, рыба. Менее чем одним процентом представлены дикие копытные, пушные звери, волки, медведи. На поселении Дураковское III третьими по численности были свиньи, приблизительно такое же количество лошадей. Диких копытных, домашних кур насчитывалось по 4,5%. Относительная численность пушных зверей, рыбы на поселении не превышала 2,0% от животных, обнаруженных при раскопках.
Видовой состав животных городища Старой Рязани и Дураковсого Ш поселения [22]
*Материалы культурного слоя IX-X вв,
** Культурный слой Х1-ХП вв.
Крупный рогатый скот, судя по размерам костей, был значительно мельче современного скота. Так, по нашим расчетам, высота коров в холке составляла 110- 115 см на поселении и 115 - 120 см на городище. Живая масса их могла быть равной 250 - 350 кг. Для сравнения: высота современных коров 130 - 135 см и живая масса 450 - 550 кг (Герчиков,1958. С. 55).
Соотношение количества костей телят к костям взрослых коров в раскопах городища Старая Рязань было равным 1:2. На поселении Дураковское III костей телят встречалось больше - 2 - 3 теленка на одну корову.
Биологические возможности коров позволяют им приносить приплод ежегодно. Поэтому соотношение «телята: взрослый скот» в норме должно составлять не менее 5:1. Низкую численность телят в древней Рязани можно объяснить следующим. Возможно, владельцы скота не использовали в полной мере его биологические возможности в связи с неполноценным кормлением и содержанием животных. Коровы приносили приплод один раз в три-четыре года и реже. Телят также могли передавать в другие местности (продавать или обменивать).
Морфометрические измерения костей конечностей крупного рогатого скота показали, что суставные поверхности диафизов имеют относительно большую площадь в сравнении с современными животными. Такое строение суставов позволяло животным «отводить» и «приводить» конечности на значительно большие углы.
В последние годы появилось много публикаций, где роль крупного рогатого скота в Древней Руси расценивается в основном как поставщика удобрений, а не производителя товарной животноводческой продукции (Милов, 1990). Исследователи связывают это с тем, что развивалась трехпольная система земледелия, требующая внесения в почву удобрений. Поэтому приходилось держать большое поголовье специально для производства навоза. Мы не согласны с такими выводами по следующим причинам. Размеры фрагментов костей и характер их разрушений, расположение в культурных слоях свидетельствуют о том, что животных употребляли в пищу. В противном случае в раскопах не встречались бы кости молодых животных и разрушенные кости. Кроме того, 1 единственным источником полноценных белков, содержащих все незаменимые 1 аминокислоты, являются животные. Известно, что сохранению здоровья и интеллекта народа во многом способствует использование именно высококачественной белковой пищи. Кстати, обнаруживавшиеся в захоронениях Старой Рязани кости людей, в частности зубы, свидетельствуют о высокой устойчивости древних рязанцев к заболеваниям - на зубах нет ни малейших признаков кариеса Поэтому вызывает сомнение предположение об отказе от мясной и молочной продукции ради увеличения производства зерновых кормов.
Необходимость замены переложной системы земледелия на трехпольную вызвана, скорее всего ростом городов. В городах развивалось ремесло, усиливалось разделение труда. Возникала потребность в увеличении производства белковых продуктов питания и сырья для изготовления одежды - кожи, шерсти, пуха. Требовалось увеличение производства кормов для животных, что являлось стимулом совершенствования земледелия. Археологические находки подтверждают наши выводы: если на городище Ст. Рязань обнаруживали инструменты земледельцев - серп, сошник, то в раскопах на поселении Дураковское III подобных находок практически не было. Это свидетельствует о том, что древние поселенцы занимались преимущественно животноводством.
В X - XII вв. хорошо отлаженной, давно сформировавшейся отраслью животноводства было козоводство (овцеводство). Кости скелетов коз и овец очень похожи, их трудно дифференцировать. Рогов овец и баранов как на поселении так и на городище нами не обнаружено. Прижизненный возраст мелкого рогатого скота, судя по состоянию зубов, был в пределах от б - 8 месяцев до 4 - 5 лет. То есть древние рязанцы не забивали животных до завершения роста костяка и формирования мышечной массы и не держали в хозяйстве старых, снизивших продуктивность коз и овец. Размеры костей из раскопов практически
не отличаются от размеров современных животных (Ерохин и др., 2001. С. 5-6; Николаев, Ерохин, 1987. С. 18-38).
В отличие от мелкого рогатого скота свиньи древней Рязани имели значительный разброс как по возрасту, так и по размерам. Возраст колебался от 3 - 4 месяцев до 5 - 7 лет и старше. В материалах раскопов ран неславянского периода обнаружено значительное количество коренных зубов свиней с сильно стертой жевательной поверхностью коронок - до половины их высоты. Подобное состояние зубов может наблюдаться у очень старых животных. Таких свиней держать в хозяйстве экономически нецелесообразно, поэтому можно предположить, что часть костей принадлежала диким кабанам.
Кроме того, прижизненная масса взрослых свиней поселения Дураковское III (IX - X вв.) колебалась от 40 ± 10 до 80 ± 10 кг. Подобные колебания свойственны для диких животных (Громов, отчеты за 1980-1985 гг.). Таким образом, свиноводство IX - X вв. можно охарактеризовать как формирующуюся отрасль.
Свиньи Старой Рязани (X - XII вв.) были значительно крупнее своих сородичей с Дураковского III поселения. Размеры костей конечностей, позвонки, фрагменты челюстей довольно крупные, не уступающие по величине современным животным (Волкоплясов, 1968. С. 15-30). Прижизненная масса могла составлять от 50 - 60 до 100 - 130 кг. Основная масса костей (более 50 %) могла принадлежать животным, не достигшим годовалого возраста. Около 30 % свиней имели возраст более трех лет. В раскопах городища Старая Рязань встречались также кости диких свиней - кабанов. Таким образом свиноводство Старой Рязани носило более упорядоченный характер, нежели на поселении Дураковское III.
Лошади древней Рязани занимали четвертое место по численности среди домашних животных на поселении и шестое - на городище. Судя по размерам пястных, плюсневых, таранных и пяточных костей, лошади Старой Рязани отличались крепкой конституцией. Таких лошадей можно было использовать как рабочих и верховых. По нашим расчетам высота в холке могла быть не менее 140 см, что соответствует размерам «строевой лошади», использовавшейся в кавалерии или по современной классификации - «мелкой» верховой лошади. Лошади с Дураковского III поселения при такой же высоте имели более тонкие кости конечностей, что присуще верховым породам лошадей (Федотов, 1989. С. 40). Как на поселении, так и на городище большая часть костей (85-87%) происходила от взрослых лошадей. В том числе 60% лошадей имело прижизненный возраст от 12 до 20 лет. Количество костей жеребят не превышало 13-15% от общей численности лошадей.
Таким образом, древние рязанцы эксплуатировали лошадей в качестве средства передвижения или рабочей силы для обработки пашни. И только в конце периода естественной продолжительности жизни их использовали в пищу.
Домашние куры составляли около 4,5% численности животных на поселении и 15,7% на городище. Размеры птицы с Дураковского III поселения несколько уступали по величине современным курам-несушкам. Куры Ст. Рязани были на 5-10% мельче в сравнении с современными.
В материалах раскопов обеих археологических экспедиций обнаружены кости туров - диких предков домашнего крупного рогатого скота. Количество
фрагментов костей незначительно - от двух особей в Старой Рязани и одной на Дураковском III поселении. Кости туров имеют более крупные размеры в сравнении с костями современных туров, домашних коров и быков.
Дикие копытные животные относились в основном к семейству полорогих. По размерам они занимают среднее положение между мелким и крупным рогатым скотом. Относительная численность особей диких копытных в Старой Рязани не превышала 1 %, на Дураковском III поселении - около 2,6 %. Состояние коренных зубов (коронки стерты практически до корней) позволяет сделать вывод, что животные были очень старыми. Очевидно, древним охотникам было легче добывать таких особей. Для охоты могли использоваться лошади, на которых преследовали слабых животных.
Среди костных остатков обнаружены фрагменты костей не опознанных нами животных - роговые отростки каплеобразной формы в поперечнике, фрагменты трубчатых костей с необычно большой толщиной компактного вещества.
В Старой Рязани было довольно много собак. Численность их составляла около 10,8% от домашних животных. На поселении Дураковское III нами обнаружены кости всего от двух особей. Размеры собак сравнимы с современными беспородными или мелкими породами - фокстерьерами, спаниелями, пуделями. Кости собак обнаруживались в виде фрагментов среди костных остатков других животных. Это позволяет предположить, что собаки могли быть использованы в пищу.
Кости пушных зверей - норки, хорька, лисы обнаружены на поселении Дураковское III. Там же среди материалов раскопов найдены клыки медведя, лисы, таранные кости волка, обработанные древними поселенцами в виде амулетов. На Старой Рязани найдены амулеты из когтевой фаланги волка, необработанный клык медведя. Численность зверей составляла менее 2% от общего числа животных на древних поселениях Рязани.
Население занималось рыбной ловлей. На Старой Рязани и на Дураковском III поселении встречались кости крупных рыб семейства карповых. Диаметр позвонков составлял от 11 до 21 мм. На Старой Рязани, кроме того, обнаружены фрагменты осетровых рыб - боковые пластинки, челюсти. Размеры рыб могли соответствовать особям массой от 5 до 10 и более килограммов.
Гуси и утки, кости которых в незначительном количестве (по 3 особи) встречались в материалах раскопов Старой Рязани, скорее всего, были объектами охоты.
Таким образом, животноводство периода Древней Руси было представлено теми же видами сельскохозяйственных животных, которые содержатся в современных хозяйствах. Наибольшее внимание уделялось разведению крупного рогатого скота, коз и овец. Население X - XII вв. серьезно относилось к разведению лошадей. Свиноводство можно охарактеризовать как экстенсивную отрасль - в X - XII вв. продолжалось одомашнивание свиней. Население занималось рыбной ловлей, охотой на копытных и пушных зверей.
Список литературы
Автандилов Г.Г. Медицинская морфометрия. М., 1990.
Акаевский А.А., Юдичев Ю.Ф. и др. Анатомия домашних животных. М., 1984.
Волкопялов Б.П. Свиноводство. Л., 1968.
Герчиков Н.П. Крупный рогатый скот. М., 1958.
Глаголев П.А., Ипполитова В.И. Анатомия с.-х. животных. М., 1977.
Громов Д.В. Биологические особенности кабанов. Отчеты Окского государственного заповедника за 1980-1985 гг.
Ерохин А.И. и др. Козоводство М., 2001.
Милов Л.В. Природно-климатические факторы и особенности Российского исторического процесса. Тез. докл. на отделении истории АИ СССР 17 мая 1990г.
Николаев А.И., Ерохин А.И. Овцеводство. М., 1987.
Федотов П.А. Коневодство. М., 1989.
Физиология сельскохозяйственных животных. М., 1980.
Цалкин В.И. Древнейшие домашние животные Восточной Европы. М., 1970..
С.И. Андреев (г. Тамбов).Находки оружия древнерусского времени на Тамбовщине
За последнее время на территории Тамбовской области выявлено значительное число оружия древнерусского периода. В настоящей работе мы ставим своей задачей ввести в научный оборот данные находки, которые, на наш взгляд, представляют интерес в связи с проблемой выявления юго-восточной границы Рязанского княжества.
Для определения типов найденного оружия использованы классификации А. Н. Кирпичникова и А. Ф. Медведева (Кирпичников, 1966; Медведев, 1966). Ниже приводится информация о четырнадцати предметах вооружения - одном боевом топоре, двух копьях, сулице и десяти целых наконечниках стрел.
1. Боевой топор - чекан. Найден в непосредственной близости от села Скачиха Уметского района. В настоящее время хранится в фондах Уметского краеведческого музея. Его размеры: длина - 178 мм, ширина лезвия - 54 мм, диаметр щекавицы 39 мм. Сохранность хорошая, все детали тщательно проработаны. Чекан относится к типу I, для которого характерно узкое, продолговатое, треугольной формы лезвие, тыльная часть обуха которого снабжена молоточком. Судя по деталям (молоточковидная приставка обуха круглая в поперечном сечении, щекавицы обуха имеют округлую форму, грибовидная шляпка на молотке), датируется X-XI вв. (Кирпичников, 1966. С. 33-35). Данный экземпляр отличает то, что его обух и верхняя часть лезвия образуют прямую линию, тогда как все известные на настоящее время топоры имеют изогнутую форму (рис.2,1).
2. Копьё 1. Найдено на территории поселка Умет. В настоящее время хранится в фондах Уметского краеведческого музея. Сохранность удовлетворительная. Его размеры: длина - 183 мм, ширина лезвия - 35 мм, диаметр втулки -34 мм. Копье с относительно широким пером удлиненно-треугольной формы. Плечики ясно выражены, низко опущены. Втулка массивна и расширяется книзу. Поперечное сечение лезвия ромбическое, на лезвии заметна грань. Относится к типу III А, который представлен с IX в. Для этой разновидности характерны особые пропорции тульи и пера (отношение длины лезвия и тульи 1:1). Данные образцы типичны для многочисленных деревенских курганов центральной и северной Руси XI в. Объясняется это тем, что копья удлиненно-треугольной формы, по-видимому, служили как охотничьим, так и боевым оружием (Кирпичников, 1966. С. 13). В XII-XIII вв., когда участились войны, распространенность и применение копий удлиненно-треугольной формы значительно снижаются. Находки этих наконечников в Залесской, Смоленской и Муромской землях можно связать с чудским населением. Действительно, в муромских и мерянских могильниках IX - нач. XI в. наконечники данной формы господствуют, и только в редких случаях обнаруживаются в русских погребениях и поселениях (Кирпичников, 1966. С. 13) (рис.2, 2).
3. Копьё 2. Найдено на огороде усадьбы села Оржевка Уметского района. В настоящее время хранится в фондах Уметского краеведческого музея. Копье сильно коррозировано, кончик и часть втулки утрачены. Относится к типу V, имеет перо в виде четырехгранного стержня с воронковидной тульей. Поперечное сечение лезвия квадратное. Это самые узкие древнерусские копья, их можно назвать пиками (Кирпичников, 1966. С. 15). В начале пики были типичным оружием азиатского воина-кочевника, но затем были восприняты в некоторых европейских странах. Очевидно, что и на Руси пики были заимствованы из областей степного Юго-востока. Особенно популярны были маневренные и легкие пики на юге Руси в борьбе с легкоконными кочевниками. Наибольшее распространение этот тип оружия получает в XII -XIII вв. (Кирпичников, 1966. С. 16). Пики всегда являлись в первую очередь кавалерийским оружием, и их распространение связано с выдвижением конницы (рис.2,3).
4. Сулица. Найдена на пашне у села Новое Тарбеево Мичуринского района. Хранится в частной коллекции. Сохранность хорошая. Сулица (другое название - дротик) является метательным копьем. Сулицы представляют нечто среднее между копьем и стрелой, т.е. они обычно меньше копья и больше стрелы. Эта сулица с кинжаловидным черешковым наконечником, с широким плоским пером. Наконечник имеет длину 15,3 см, длина пера 6,5 см, ширина 2,5 см. Его кончик загнулся, видимо, от удара о твердую поверхность. Стержень на конце был загнут, скорее всего, для лучшею скрепления с древком. Такие наконечники привязывались к древку сбоку, и лишь загнутый на конце черешок входил в дерево. Большинство сулиц предназначалось скорее для охоты, чем для военных целей. На это указывает их нахождение в крестьянских курганах и на городищах в массе сельскохозяйственного и бытового инвентаря. Во время промысла, вероятно, могли бросать в цель и обычные гарпуны (Кирпичников, 1966. С. 23). В целом в Х-ХП вв. военное значение сулицы, по-видимому, невелико. В XIII в. употребление метательных копий участилось. Здесь сказались активизация пехоты и приспособление войск к борьбе в глухих лесных и болотистых районах (Кирпичников, 1966. С. 25). Аналогичный наконечник найден на Посаде Старой Рязани и датируется авторами XIII веком (Даркевич, Борисе-вич, 1995. С. 299) (рис.2,4).
Наконечники стрел. 5. Найден в овраге у села Оржевка Уметского района. Хранится в школьном краеведческом музее. Его размеры: длина 73 мм, ширина 16 мм. Относится к типу 16 - трехлопастной черешковый, килевидный с отверстиями в лопастях, вариант 1 (Медведев, 1966. С. 59-60). Этот тип наконечников довольно редок: и имел распространение в южной половине Руси в VIII и IX вв. (рис. 2,5).
6. Найден во время охранных раскопок на территории Тамбовской крепости (улица С. Разина). Хранится в фондах Инспекции охраны историко-культурного наследия Тамбовской области. По внешним признакам относится к типу 38 - килевидный, с пропорциями пера 1:2 (Медведев, 1966. С. 64). Его размеры: длина 68 мм, ширина 12 мм. Датируется XIII-XIV веками. Изготовлен из бронзы методом двусторонней отливки. Кончик и черешок деформированы от удара. Аналогов данному наконечнику найти не удалось. Отметим, что вместе с наконечником найдены фрагменты керамики древнерусского облика и фрагмент дна гончарного сосуда с клеймом (рис.2,6).
Остальные восемь наконечников найдены на песчаной осыпи южного склона урочища Галдым, расположенного к юго-востоку от села Малиновка Тамбовского района (рис.2,7-14). Хранятся в частном собрании.
7. Первый наконечник близок типу 40, ромбовидный, с упором и расширением в нижней трети длины пера (рис 2,7). Подобные наконечники были распространены с X по XIV вв. (Медведев, 1966. С. 64-65). К этому же типу относится и наконечник под номером 13 (рис.2,13).
8. Относится к типу 41, вид 2 ромбовидный гнездовского типа (Медведев, 1966. С. 65). Его размеры: длина 78 мм, ширина 14 мм. Были распространены с середины XI по XIV вв. (рис.2 - 8).
9. Близок типу 49 - ромбические крупные (Медведев, 1966. С. 69). Его размеры длина 129 мм, ширина 28 мм. Были широко распространены в XIII - XIV вв. (рис.2,9).
10. Два наконечника относятся к типу 42 - ромбовидные с расширением в середине длины пера и пропорциями пера 1:2 (Медведев, 1966. С. 66). Их размеры: длина 92 мм и 63 мм, ширина 23 и 18 мм. Были сравнительно широко распространены главным образом в IX-X вв., выходят из употребления в XI в (рис.2,10,11).
11. Относится к типу 43 - ромбовидный с расширением в середине длины пера (Медведев, 1966. С. 66), его размеры: длина 62 мм, ширина 20 мм. Данный тип был распространен в IX - первой половине XIII вв. (рис.2,2).
12. Относится к типу 53 - ромбовидный с широким острием (Медведев, 1966. С. 70), его размеры: длина 66 мм, ширина 23 мм. Были распространены с IX по первую половину XIII в. (рис.2,14).
В ходе разведок, проводившихся в районе концентрации находок (Уметский район), были выявлены как мордовские, так и древнерусские (домонгольского и монгольского времени) памятники археологии.
В заключение отметим, что большинство мест находок оружия тяготеет к древнерусским поселениям. Только концентрация предметов на востоке области никак не связана с ними. В связи с этим можно предположить, что появление здесь предметов древнерусского вооружения имеет отношение к походам рязанских князей на половцев. Летописные источники под 1150 и 1177 гг. сообщают о двух походах рязанских князей на половцев в бассейн реки Вороны (Цыбин, 1999. С. 133). С. А. Плетнева полагает, что в междуречье Дона и Хопра кочевала орда Ельтукова (Плетнева, 1975. С. 277).
Список литературы
Кирпичников Л. Н. Древнерусское оружие. Копья, сулицы, боевые топоры, булавы, кистени IX-XIII вв. // САИ. Е1-36. М.-Л., 1966.
Медведев Л. Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел) VIII - XIV вв.//САИ. El-36. M., 1966.
Даркевич В. П., Борисович Г.В. Древняя столица Рязанской земли. М., 1995.
Цыбин М. В. Половцы и Рязанская земля // Евразийская лесостепь в эпоху металла. Воронеж, 1999.
Плетнева С. А. Половецкая земля // Древнерусские княжества X-XII1 вв. М., 1975.
П.Е. Русаков (г. Москва). Жокинский комплекс памятников по материалам исследований 2000-2001 г.
В 2000,2001 гг. отрядом СНПГ по охране и использованию памятников истории и культуры Рязанской области проводились исследования района расположения трех древнерусских городов, остатки которых представлены Лубянским, Ижеславльским и Жокинским комплексами памятников. Эти объекты компактно располагаются на территории Михайловского и Захаровскогор-нов Рязанской обл. Расстояние между городищами не превышает 8 км. Все три комплекса, в силу их расположения, площади, определенных особенностей их планировки выделяются из общей массы древнерусских памятников.
Задачей проводимых исследований является изучение роли этих городов в военно-политической истории Рязанской земли, их связей друг с другом, уникальных особенностей, поиск сопутствующих им памятников, уточнение времени их существования.
В рамках этих исследований наиболее информативный материал был получен при работах на Жокинском комплексе памятников.
Жокинское городище является ядром этого комплекса, дополняемого рядом селищ (Жокино 1 - 5 и Хавертово 1,2) (рис. 1). Находится в Захаровском р-не Рязанской обл., рядом с границей Михайловского р-на, на левом берегу р. Жраки (Жеравки) - левого притока Прони, к северу от дороги Рязань - Михайлов (Р-132), в 3,8 км к северу от городища - село Жокино, в 2 км к юго-востоку - село Хавертово.
Жокинское городище было обследовано сравнительно поздно. Если Лубянское и Ижеславльское привлекли внимание еще Н.В.Любомудрова, а в 20-е годы - местного краеведа М.В. Бабкина и А.А. Мансурова, то Жокинское городище - лишь в 1953 году в числе двух предыдущих было обследовано А.Л. Монгайтом (Монгайт, 1953; 1956), который впервые сделал описание этого памятника. Под его руководством была произведена тахеометрическая съемка, а также был заложен раскоп 1 на территории городища площадью 96 кв. м. (чертежи утрачены). По итогам работ 1953 года памятник был датирован древнерусским временем. Исследования А.Л. Монгайта были продолжены в 1956 году, когда было заложено еще 2 шурфа и 4 раскопа. В раскопе 2 были обнаружены 14 погребений, относящиеся к позднему христианскому
кладбищу. Результаты работ 1953 и 1956 гг. опубликованы (Монгаит, 1961). В 1978 году в ходе разведочных работ памятник осмотрен Р.Ф. Ворониной (отчет в Институте археологии РАН отсутствует). В 1985 году И.Л. Чернаем обследованы окрестности Жокинского городища, уточнена его планировка и обнаружено несколько памятников древнерусского времени и XIV - XV11 вв. И Л Чернай отметил разрушение селища Жокино 1 карьером, созданным при строительстве автодороги и моста через реку Жрака (Чернай, 1985. С. 25-30). Значительная степень разрушения памятника была подтверждена в 19У1 г. А Н. Сорокиным (Сорокин, 1991).
Только после проведения в этом районе работ И.Л. Чернаем стало возможным говорить именно о целом комплексе памятников, связанных с Жокинским городищем.
Площадка Жокинского памятника расположена на двух уровнях. Его возвышенная, наибольшая часть (24 м от уровня уреза воды) имеет подковообразную форму, примыкая западной стороной к склону берега и продолжается в пойме Нижняя, пойменная часть (8 м от уровня уреза воды) вытянута вдоль берегового склона и имеет подчетырехугольную форму. В северной части она имеет воронкообразную впадину, возможно, следы колодца. По всему периметру городище окружено внутренним валом, спускающимся по склону от верхней площадки к нижней. Сам склон довольно крутой и его площадь вряд ли могла использоваться при застройке. Кроме того, верхняя площадка огорожена с северной, восточной и южной напольных сторон еще двумя подковообразными валами (средним и внешним). Высота валов городища - 3 -7 м. На верхней площадке, с внешней стороны от каждого полукольца валов, имеются рвы глубиной 1,5 - 2,0 м. Поскольку часть территории городища занята элементами фортификации (валы, рвы) и береговым склоном, полезная площадь городища (пригодная для сооружения жилых и хозяйственных построек) примерно равна 1 га. При этом на укрепленную площадку городища ведут три воротных проема - 2 в верхней части, с севера и юга, и 1 с запада - в нижней части АЛ Монгайтом были замечены, но никак не интерпретированы небольшие возвышения в пойме за пределами описанной им площадки городища И Л Чернай определил эти возвышения как остатки 2-х сильно размытых валов и 2-х рвов перед каждым. Сооружения протянулись от северо-западной оконечности городища к реке по прямой, и обращены внешней стороной на север. Эти сооружения И.Л. Чернай предположительно отнес к эпохе засечных черт. Кроме этого он отметил еще один небольшой вал шириной до 7 метров и высотой - ок. 0,5 м с одной стороны примыкающий к городищу, а с другой обрывающийся карьером, частично разрушившим селище
Селище расположено южнее городища, вплотную к нему и имеет площадь ок 200x150 м Вал ограничивает его с юго-востока. Памятник датируется древнерусским временем. Помимо него к городищу с севера примыкает также селище Жокино 2, которое тоже содержит древнерусские материалы, сконцентрированные в его южной части. Памятник имеет площадь (по H.JL Чернаю) ок. 450x120 м К западу и северу от Жокино 2 расположены селища Жокино 3,4,5, имеющие соответственно площадь ок. 160x80,130x90,110x75 м. Все они имеют
датировку более позднюю чем городище (XIV -XVII вв. по И.Л. Чернаю) и были связаны с ним лишь территориально.
Планировочные особенности и отдельные фортификационные элементы, связанные с городищем, расположенные в непосредственной близи от него выделяют его как уникальный памятник. Единственный близкий ему аналог — Ижеславльское городище, расположенное в 11 км к юго-востоку от Жокинского, и входящее в группу исследуемых городищ данного региона.
В 2000 - 2001 гг. проводились работы, связанные с поиском новых памятников, относящихся к Жокинскому комплексу, уточнением его датировки и планировки.
Визуальный осмотр Жокинского городища позволил предположить, что воронкообразная впадина в ее северной части является не остатками колодца, а следом бывшего здесь когда-то родника. Это тем более вероятно, что родник находится на аналогичной части площадки Ижеславльского городища. Это объясняет и наличие западного проема в валу городища. Берущий начато на территории городища родник должен был находить выход к реке, иначе вода скапливалась бы на территории нижней площадки городища. Величина проема заставляет усомниться в этом предположении, но наличие целых трех возможных въездов на городище, полезная площадь которого составляет не более одного гектара, требует своего объяснения.
Помимо этого визуальный осмотр окрестностей городища выявил остатки еще одного вала, находящегося в пойме и шедшего от юго-западной части памятника к реке параллельно 2-м валам и рвам, описанным И.Л. Чернаем. В отличие от последних, он почти полностью снивелирован. Его высота ок. 0,8 м., ширина - от 3 до б м., протяженность - до 50 м. Этот вал, в сочетании с двумя параллельно идущими, расположенными к северу от него, ограничивает территорию между Жокинским городищем и рекой Жракой, размером 100x60 м. Если признать что эта территория является еще одной частью площадки городища, то его полезная площадь увеличится примерно в 1,5 раза. Также нельзя не учитывать, что часть посадов древнерусского города тоже, видимо, была укреплена (селище Жокино 1).
Настоящими исследованиями на селище Жокино 1 был собран подъемный материал (135 фрагментов керамики), в большей части происходящий из обнажений слоя в стенках карьера и с грунтовой дороги, проходящей по селищу. Была сделана статистика керамики по методике В.Ю. Коваля (Коваль, 1992. С.207-212; 1996. С. 103-133; 2000. С. 73-83). Она показала что керамика с этого памятника аналогична встреченной на памятниках других изучаемых комплексов: Лубянского и Ижеславльского (Русаков, 2000). Подъемный материал содержит большое количество фрагментов с содержанием в керамическом тесте крупинок слюды (41 %). Вся керамика содержит также примесь мелкодисперсного или просто мелкого песка. Обжиг встречен как окислительный, так и окислительно-восстановительный. Из общей массы выделяется группа керамики, встречаемая на памятниках Жокинского, Ижеславльского и Лубянского комплексов в значительно большем количестве, нежели в других районах, расположенных по соседству. Для нее характерно керамическое тесто из сильно оже-лезненных глин с естественной примесью слюды и песка мелкой фракции, и в
оолыпинстве случаев окислительно-восстановительным обжигом. Эта группа связывается с керамикой местного производства. К керамике местного производства относится значительное количество фрагментов и из других групп, но от/делить ее от привозной зачастую практически невозможно. Выделять, как местную керамику, фрагменты из вышеописанной группы позволяет их сравнительно большое количество в общей массе подъемного материала (29%).
В ходе археологических разведок 2001 г. были впервые обследованы два останца, находящиеся в карьере, поблизости от селища Жокино 1, содержащие не затронутый при разработке карьера культурный слой. Площадь участка слоя на останце № 1 - ок.2,5 кв.м, а на останце № 2 - не более 10 кв. м. Вероятно, они ранее были частью селища Жокино 1. На останце №2 был заложен шурф площадью 2 кв.м, который в итоге дал керамический материал (112 фрагментов). Он также был статистически обработан, и во многих деталях повторил статистику подъемного материала Жокино 1. Вышеописанная группа керамики составила 50% от общей массы, что является наивысшим показателем среди всех статистических таблиц, составлявшихся для данного региона. Это свидетельствует о том, что древнерусские памятники Жокинского комплекса ближе всех известных находятся к точке производства керамических изделий этой группы.
В 2000 и 2001 гг. на территории Михайловского района в 0,5 км к югу от городища были обнаружены селища Хавертово 1 (80x40 м) и Хавертово 2 (75x40 м). Они расположены на разных берегах ручья Студенник (левый приток Жраки). Селище Хавертово 1 датируется не позднее XIII в. По всей видимости, это еще одно селище - посад средневекового города. Хавертово 2 датируется XIII -XIV вв. Это представляет особый интерес в связи с тем, что все ранее описанные памятники прекратили существование в XIII в., а Хавертово 2 продолжало существовать и в ордынское время. Из 72 фрагментов, собранных на этом памятнике, только 4 (5%) по своим признакам могут быть отнесены к вышеописанной группе характерной местной керамики.
Такое наблюдение важно для изучения других памятников этого региона. Как показал анализ керамики, найденной на селище Жокино 2, она не содержит материалов, которые можно было бы определенно связать с XIV - XVI вв. Селище Жокино 2 расположено к северу от городища и прилегает к нему вплотную, протянувшись с севера на юг. По результатам обследования 2001 года его площадь составила ок. 500 х 200 м. Древнерусские материалы группируются в южной части памятника. Среди индивидуальных находок на селище к этому периоду относится фрагмент ручки амфоры, изготовленной не позднее начала XIII в. Большая часть подъемного материала свидетельствует о существовании на этом месте поселения в XVII - XVIII вв. Среди индивидуальных находок на это указывает полушка 1735 г. и две набивные подковки, аналоги которых появились в Москве не ранее XVIII в. (Векслер, Лихтер, Осипов, 1997). Некоторые карты XVIII - XIX вв. позволяют получить дополнительную информацию об этом памятнике. Карта Рязанской губернии, составленная А. Вильбрехтом, на этом месте содержит обозначение села с подписью «село Городецкое». Карты и планы Генерального межевания в ряде случаев тоже содержат соответствующие сведения (Генеральный уездный план, 1790). На них само городище
обозначено многогранником, а рядом расположено поселение, при этом село упомянуто, как «село Городище», а в одном случае как «Богородицкое». По всей видимости, это второе название села, происходящее от наименования храма. Подобные случаи можно часто встретить в перечислениях сел и церквей в материалах XIX в (Добролюбов, 1885). Писцовые книги тоже содержат упоминания о селе Городище. В числе владений Богословского монастыря, записями, относящимися к XVII в., перечисляется ряд поселений и в их числе село Городище, но более ранние перечисления его владений (от 16 июля 1553 г. и от 1574 г.) такое село не упоминается. Его также не удается отыскать и среди других записей XVI в. В записи, относящейся к XVII в. упоминается пустошь Богородицкая, но без указания местонахождения (Писцовые книги Рязанского края... Т. I. Вып. 3. С. 32; Т. I. Вып. 2. С. 60). Вероятно, и в число монастырских владений оно попало не сразу, так как во всех известных по соседству монастырских селах существовали церкви св. Иоанна Богослова, а это не совсем соответствует второму названию села (Богородицкое). Карты и планы Генерального межевания передают также и планировку села, позволяют определить местонахождение церкви. Ряд памятников Жокинского комплекса, имеющих соответствующую датировку хорошо соотносятся с планировкой села Городище (селища Жокино 2, 3, 4). Селище Жокино 5 не вписывается в очертания этого села, но в силу территориальной близости, возможно, оно тоже относилось к селу Городище, и прекратило свое существование еще до создания самой ранней из известных карт. Сама территория городища, судя по имеющимся картам ничем не занята, но именно с этим селом следует связывать позднехристианское кладбище, исследованное на городище в раскопе 2 А.Л. Монгайтом.
Село Городище прекратило свое существование до 1860-х годов, так как на картах этого и последующего времени оно уже не встречается (Административная карта Рязанской губернии, 1860-е гг.). Скорее всего, это произошло где-то в начале XIX в., так как среди данных втор. пол. XIX в. пока не найдено сведений даже об упраздненном приходе в соответствующем селе. Со 2-го июня 1808 по 1849 гг. в соседнем с. Жокино приходским священником был Иоанн Илларионов Городищенский. Если фамилия указывает на его место рождения, то переход в соседнее село как раз мог быть связан с прекращением существования прихода в с. Городище в начале XIX в.
Карты и планы Генерального межевания позволяют, еще и получить многочисленный материал по гидронимии региона. На исследуемой территории было собрано 50 гидронимов, относящихся к Жраке, Проне, Локне и другим рекам данного района. Из них только 2 (названия ручьев Лютик и Студенник) получены в ходе опроса местных жителей, а остальные получены из картографического материала. В ближайших окрестностях Жокинского комплекса расположены вышеупомянутые ручьи, реки Яропол, Катогощ и Жрака. Данные нанесены на карту рек, там же обозначены и городища (1-Лубянское, 2-Ижес-лавльское, 3-Жокинское), нанесены контуры зон лесной растительности. В итоге получена гипотетическая карта изучаемого региона (рис. 2).
В отличие от памятников с поздней датировкой сама древнерусская часть комплекса вызывает много вопросов. Неизвестно название города в древнерусское
время, не ясным остается его место в системе памятников данного региона, не уточнены даты и особенности его появления и исчезновения. Большое значение также имеет в данном лесостепном регионе расположение зон с лесной и степной растительностью, восстановленное при помощи Почвенной карты Рязанской области (Почвенная карта Рязанской области, 1986) (рис. 3). Согласно карте все памятники изучаемого региона находятся в обширной степной зоне, почти со всех сторон ограниченной лесами (более 40 км с севера на юг и более 60 км с запада на восток). С южной стороны местами ширина полосы лесного массива достигала не более 2 км, но это, при определенных условиях, все равно способствовало предотвращению вторжений кочевников на защищенную лесами степную зону. Черноземные почвы этой зоны степей, безусловно, способствовали развитию земледелия. Проня, в бассейне которой находятся все три исследуемых комплекса памятников, представляет собой основную водную магистраль, проходящую в зоне защищенных степей. Не удивительно, что в таких благоприятных условиях на берегах Прони возникли и развивались относительно крупные города. Все же Жокинское городище находится в стороне от основной водной магистрали, чтобы считать его крупным торговым городом, кроме того оно не располагается на рубежах защищенной зоны, чтобы приписывать ему «пограничные» функции. Но, несомненно, памятник связан с Лубянским и Ижеславльским городищами и выполняет особые функции среди памятников «защищенного» региона.
Список литературы
Административная карта Рязанской губернии. Издание Ильина, СПб., 186...годы.
Генеральный уездный план. Рязанская губерния. Михайловский уезд. 1790 г. Фонд № 1356 РГАДА.
Векслер А.Г., Лихтер Ю.А., Осипов Д.О. Обувные подковки XV - XVIII в.в. (По материалам раскопок в Москве)// РА. 1997. № 3.
Добролюбов И.В. Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упраздненных. Рязань, 1885.
Коваль В.Ю. Керамика древней Руси: проблемы археологической типологии // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Тверь, 1992. Коваль В.Ю. Керамика Ростиславля Рязанского// Археологические памятники Москвы и
Подмосковья. Труды Музея истории города Москвы, М., 1996.
Коваль В.Ю. К вопросу о хронологических изменениях в орнаментации средневековой русской керамики // Археологические памятники Москвы и Подмосковья. Труды Музея истории города Москвы. Вып. 10. М., 2000.
Монгайт АЛ. Отчет о работе Рязанской археологической экспедиции. 1953 г.// Архив ИА РАН. Р-1. № 875
Монгайт АЛ. Отчет об археологических раскопках в Рязанской обл. 1956 г. //Архив И А РАН. Р-1. № 1354.
Монгайт АЛ. Рязанская земля. М., 1961.
Писцовые книги Рязанского края XVI-XV1I вв. Т. 1. Выл. 1-3. Рязань, 1898, 1900, 1904.
Почвенная карта Рязанской области. Рязань,1986.
Русаков П.Е. Отчет об археологических разведках в Михайловском районе Рязанской области. 2000 г. // Архив ИА РАН.
Сорокин А.Н. Отчет о разведках и раскопках в зонах проектирования автодорог в Рязанской и Владимирской области в 1991 г. // Архив ИА РАН.
Топографическая карта Михайловского уезда. 1790-е гг. // РГАДА. Фонд № 1356.
Чернай И.Л. Отчет об археологическим разведках в 1985 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 10411.
А.С. Сыроватко (г. Москва). Случайные находки предметов вооружения из Рязанской области
Предметы, представленные в настоящей публикации, сами по себе не являются редкими находками. Желание ввести их в оборот продиктовано тем обстоятельством, что все они находятся в частных собраниях, и какова будет их дальнейшая судьба, неизвестно (автор выражает признательность сотруднику Коломенского краеведческого музея Самошину С.И. и Башкировой Т.П. за содействие в подготовке публикации).
Наконечники копья и дротика, а также втульчатый топор (рис. 1,1-3), найдены, согласно сопровождающей легенде, на городище Старая Рязань кладоискателями, которые наигравшись находками, подарили их случайным людям. Все три предмета, прежде чем обрести нынешнего владельца, сменили нескольких хозяев, и носят следы неумелой расчистки и заточки.
Наконечник копья (рис. 1,1) - тип, довольно широко распространенный в древнерусское время. Длина наконечника - 210 мм, максимальная ширина пера - 40 мм. Окончание втулки утрачено, и о внутреннем ее диаметре можно судить только приблизительно - ок. 20 мм. По мнению А.Н. Кирпични-кова подобные наконечники типа Ilia, хотя и были очень широко распространены на Руси, чаще встречались в восточных областях, и могут быть связаны с чудским населением (Кирпичников, 1966). Такого же мнения придерживался и Г.А. Архипов, который полагал также, что и сама форма зародилась в финно-угорской среде (Архипов, 1973. С. 49). Датируется такой тип наконечников VIII-XI вв.
Двушипный наконечник (рис. 1, 2) имеет аналогии в древнерусских древностях. По классификации А.Н. Кириичникова он относится к типу VII. На Руси подобные наконечники употреблялись в качестве охотничьего оружия, хотя автором классификации отмечается, что чаще они встречаются в муромских могильниках (Кирпичников, 1966. С. 17). Оружие подобных типов было широко распространено и в финно-угорском мире (Леонтьев, 1996). В Безвод-нинском могильнике подобных наконечников, трактуемых автором раскопок как наконечники дротиков, найдено 8 экземпляров. По типологии Ю.А. Краснова они принадлежат к типу 1-е жаловидным пером, и встречаются в погребениях третьей и четвертой стадии могильника, относящимся к VII - первой пол. VIII в. н.э. (Краснов, 1980).
Публикуемый экземпляр имеет небольшие размеры и больше похож именно на дротик, чем на копье. Длина пера (до основания шипов) 52 мм, общая длина ок. 190 мм. Край втулки поврежден, часть ее утрачена в месте сварки шва, хотя втулка в нижней части была не сомкнута, что довольно часто встречается на подобном оружии. Однако, по-видимому, размеры сохранившейся части предмета близки к истинным. Максимальный внутренний диаметр втулки составлял 18-20 мм.
Последний предмет из этой серии, железный топор-кельт несомненно относится к кругу финских древностей (рис. 1,3). Длина его 135 мм, внутренний диаметр втулки 31 мм, толщина стенок колеблется в пределах 3-4 мм. Кельт относится к группе предметов укороченных пропорций, причем втулка составляет ок. 2/3 общей длины предмета. Угол между осями втулки и бойка практически отсутствует.
Для датировки втульчатых топоров важным показателем являются соотношение длины втулки бойка, а также угол наклона между ними. По данным М.Ф. Жиганова, у наиболее ранних экземпляров угол наклона осей втулки и лезвия в среднем составлял 3-6, а втулка иногда бывала длиннее лезвия (Жиганов, 1963). Ю.А. Краснов, анализируя материалы Безводнинского могильника, также пришел к выводу о более древнем возрасте кельтов укороченных пропорций с небольшими (или нулевыми) изгибами (Краснов, 1980. Табл. 13). Наш экземпляр по всем признакам соответствует топорам VI-VIII вв.
Все три представленные находки характерны для финского мира и, что заставляет усомниться в том, что найдены они именно на Старорязанском городище, - более вероятно их происхождение из разграбленного или разрушающегося могильника рязано-окского времени, находящегося неподалеку.
Наконечник копья или рогатины (рис. 2) найден в окрестностях с. Романовка Зубово-Полянского района республики Мордовия, на границе с Рязанской областью и вывезен в Коломну, где осел в одном из школьных музеев. Это довольно массивный экземпляр - ширина лезвия составляет 63 мм, общая длина сохранившейся части - 265 мм, внутренний диаметр втулки 40 мм. Во втулке пробито квадратное отверстие со стороной 7 мм, от углов которого разошлись трещины, однако сам предмет отличной сохранности. Перо в сечении почти плоское, лишь с одной стороны имеющее слабо намеченное ребро. Все изделие, в отличии от изящных предметов, описанных выше, напротив, производит впечатление грубого и небрежно сделанного с неаккуратно сформованной втулкой и небрежно сваренным швом. Заметно и то, что на данное копье кузнец явно не пожалел металла. Все это, а также значительные размеры копья и отличная сохранность, скорее свидетельствуют в пользу поздней даты предмета, XVI-XVHI, а возможно и XIX вв., хотя по форме это оружие близко к типу Ilia, IX-X вв.
Список литературы
Архипов Г.А. Марийцы IX-XI вв. М.,1973.
Жиганов М.Ф. Из истории хозяйства мордвы в XI1I-XVI вв. // ТИЭ. Т. 86. М.,1963.
Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие. Вып. 2. Копья, сулицы, боевые топоры, булавы,
кистени IX-XI1I вв. // САИ. Е1-36. М.,1966. Краснов Ю.А. Безводнинский могильник. М.,1980. Леонтьев А.Е. Археология мери. М.,1996.
Исключительная насыщенность современной территории Воронежской области археологическими памятниками неоднократно отмечалась исследователями древностей. Многие из них считают этот факт следствием особенного физико-географического положения Среднего Подонья. За последние 50 лет археологами выявлено здесь около 2500 древних и средневековых поселений и могильников. Эти же 50 лет стали особенно губительными для многих археологических объектов в связи с усиливающимся техногенным воздействием на них современного человека. Распашка курганов и городищ с применением тяжелой техники, строительство оросительных систем, автодорог, нефте- и газопроводов без согласования с организациями охраны памятников истории и культуры и без охранных археологических раскопок привели к безвозвратной утрате огромного количества часто уникальных древностей. Причем, в большинстве случаев строители стремятся, во что бы то ни стало обойти археологов, мотивируя это тем, что стране важнее хлеб растить, дороги строить, торговать газом. Однако, создавая эти богатства, недопустимо уничтожать многовековое историческое и культурное наследие. К сожалению, эту простую истину часто удается доказать только в ходе судебных разбирательств. За последнее десятилетие в Воронежской области прошло несколько судебных процессов между строителями и органами охраны памятников истории и культуры. Проблемам, связанным с этими процессами и посвящается настоящая статья.
Одной из наиболее ярких историй является спасение уникальных княжеских захоронений второй половины XIII - начала XIV вв. н. э. в окрестностях с. Олень-Колодезь Каширского района Воронежской области. 5 марта 1996 г. в Государственную инспекцию охраны историко-культурного наследия Воронежской области был представлен на согласование проект строительства автомагистрали «Воронеж - Нововоронеж». Уже предварительное ознакомление с картой-схемой запроектированной автодороги дало основание требовать приостановки строительства до проведения дополнительного археологического обследования зоны земляных работ и корректировки проекта. Заказчику стройки направили соответствующее предписание и договор на финансирование археологических исследований. Однако до начала мая ответ так и не был получен. Учитывая эти обстоятельства, сотрудники инспекции, изыскав время и средства, выехали в с. Олень-Колодезь и установили, что строительство автодороги идет полным ходом, создавая угрозу частичного или полного уничтожения курганной группы. Бульдозерам оставалось пройти до курганов около 50 м. Нам же не оставалось ничего, как только снять глазомерный план, произвести фотофиксацию памятника и снова известить заказчика строительства о необходимости незамедлительного приостановления земляных работ. Ответа снова не получили. Сложилось такое впечатление, что автодорожники стреми-
лись форсировать земляные работы и затягивали оформление договора на научные исследования, с тем чтобы к началу археологического обследования зоны строительства никакие курганы им уже не мешали.
Остановить строительство удалось только в конце мая с участием прокуратуры г. Нововоронеж, но к этому времени уже полностью были уничтожены насыпи шести курганов и частично разрушена еще одна. После сравнительно недолгого судебного разбирательства заказчик строительства был вынужден оплатить расходы, связанные с доисследованием памятника. Но значительная часть исторической информации и, вероятно, древних предметов, содержавшихся в земляных насыпях разрушенных курганов, уже была безвозвратно утрачена.
Большое значение в ходе судебного спора имел факт открытия в окрестностях с. Олень-Колодезь уникальных княжеских захоронений второй половины XIII- начала XIV вв. н. э. Представленные суду фотографии некоторых драгоценных предметов, несомненно, облегчили процесс защиты памятника. Строительные работы на этом участке дороги были остановлены до сентября. Согласование проектов строительства автодорог на территории Воронежской области с этого времени приобрело систематический характер, но случаи разрушения археологических памятников тем не менее не прекратились.
В соответствии со ст. ст. 42 и 43 Закона РСФСР «Об охране и использовании памятников истории и культуры» Управление автомобильных дорог («ВОРОНЕЖУПРДОР») представило на согласование в Государственную инспекцию охраны историко-культурного наследия Воронежской области проекты строительства автодорог на территории Воронежской области реализуемые в 1999 г. Согласно заключенному договору автодорожники обязались до проведения археологических исследований не проводить в зонах проектируемого строительства никаких земляных работ. Однако в ходе археологических изысканий специалистами Государственной инспекции охраны историко-культурного наследия Воронежской области выявлено, что строительство большинства запроектированных автодорог идет полным ходом. Земляные работы часто велись до окончания процедуры согласования и утверждения проектов, а иногда и в долг, до открытия финансирования строительства. Последнее, прежде всего, было связано со сложной и специфической финансово-экономической ситуацией в стране в середине 90-х гг.
В результате несогласованного строительства автодороги «Абрамовка-Хлебороб-Знаменка» в Таловском районе был частично разрушен памятник археологии «Поселение у с. Хлебороб» датируемое бронзовым и ранним железным веками (вторая половина II - вторая половина I тыс. до н. э.). По выявленному факту составлен акт, глазомерный план памятника и произведена фотофиксация разрушений. В адрес Управления автомобильных дорог Воронежской области срочно направлено предписание о незамедлительном приостановлении земляных работ на указанном выше объекте. Тем не менее, строительство автодороги приостановлено не было, а в адрес инспекции «Воронежупрдор» направило письмо, в котором отказалось от причастности к разрушению памятника археологии. В ответ на запрос Госинспекции ОИКН Воронежской области прокуратура Таловского района провела проверку, подтвердившую причастность автодорожников к разрушению памятника археологии «Поселение у с. Хлебороб».
Арбитражный суд воронежской области Решением от 28.02.2000 г. определил виновным в частичном разрушении «Поселения у с. Хлебороб» Таловского р-на Воронежской области подрядчика строительства - ЗАО «Воронеждорстрой». Решение вступило в законную силу.
В мае 2000 г. комиссия Госинспекции охраны историко-культурного наследия Воронежской области провела дополнительное обследование памятника, предшествующее планируемому в этом году его археологическому доисследованию. В результате установлено, что разработка карьера разрушившего поселение была продолжена, причем только в пределах распространения древнего культурного слоя обозначенного на плане памятника. Прокуратура Таловского района сообщила, что разработку карьера производило СП «Спецстрой», являющееся подведомственной организацией ЗАО «Воронеждорстрой». Повторное разрушение памятника, с юридической точки зрения, произошло, в первую очередь, из-за отсутствия своевременных действий по его предотвращению со стороны заказчика - Управления автомобильных дорог Воронежской области. «ВОРОНЕЖУПРДОР», как заказчик, не уведомил в надлежащем порядке подрядчика о необходимости приостановить строительство. В то же время, СП «Спецстрой» производил выборку грунта на территории памятника самовольно, в нарушение существующего проекта и без согласования с землеустроительными и архитектурными службами Таловского района. Кроме того, повторное разрушение памятника произошло во время судебного разбирательства, причем если в первый раз карьер закладывался для добычи глины, то на этот раз техникой снят только культурный слой поселения точно в пределах указанных археологами границ. Таким образом, налицо попытка строителей доказать факт отсутствия в указанном месте памятника, однако результаты проведенных раскопок подтвердили правоту археологов. Перечисленные факты служат основанием для определения виновным в причинении ущерба подрядчика строительства.
Не менее проблем возникает при согласовании и обследовании трасс запроектированных газопроводов, причем эти проблемы четко делятся на две группы в зависимости от категории газопровода. Если проекты магистральных газопроводов высокого давления готовятся задолго до начала их строительства, финансирование и планирование их строительства производится из федерального бюджета, то проекты межпоселковых трасс, как и их строительство, выполняются в сжатые сроки часто не совпадающие с экспедиционно-полевым сезоном, финансирование их осуществляется из страдающих перманентным дефицитом местных бюджетов или личных средств селян. Первая группа проектов с трудом поддается корректировке из-за большой трудоемкости и сложности строительств, что приводит к необходимости охранных раскопок или разрушению памятников. Вторую группу проектов часто приходится согласовывать за счет средств органов охраны памятников или они в силу разных причин просто не согласовываются. Проблемы, связанные с согласованием магистральных газопроводов решаются на договорных началах или в арбитражном суде. Строительство трасс газопроводов среднего и малого давления легко корректируется, но намного чаще приводит к разрушению памятников из-за несогласования проектов, причем взыскание причиненного памятникам ущерба
в данном случае невозможно по причине элементарной несостоятельности ответчика и отсутствии до последнего времени действенных рычагов воздействия на организации утверждающие проект и разрешающие строительство. В качестве примера приведем два примера из воронежской практики:
В ноябре 1997 г. в Государственную инспекцию охраны историко-культурного наследия Воронежской области поступила информация о находке каких-то горшков и костей при строительстве газопровода у северной окраины с. Ермолов ка Л пекинского района Воронежской области. Проект строительства согласован не был, в чем более всего виновен комитет по земельной реформе и земельным ресурсам Лискинского р-на. При археологическом обследовании места обнаружения предметов выяснилось, что в ходе земляных работ было практически полностью уничтожено сарматское погребение I - II вв. н. э. Исковое требование о возмещении ущерба с заказчика строительства (правления колхоза) было решено не предъявлять, потому что доисследование памятника уже было проведено, а сумма иска составила бы значительную часть бюджета колхоза. Взыскать ущерб с комитета по земельной реформе и земельным ресурсам практически не возможно. Лишь с принятием в конце 2001 г. нового Административного Кодекса РФ появилась возможность реального воздействия органов охраны памятников на районные и городские землеустроительные структуры.
В 1998 г. при согласовании проекта строительства магистрального газопровода высокого давления «Краснодарский край - Серпухов» вблизи с. Ивановка Хохольского р-на в пойме р. Еманча выявлена курганная группа бронзового века из четырех насыпей, которой в ходе земляных работ мог быть нанесен ущерб. Заказчик по согласованию с инспекцией произвел корректировку проекта, перенеся траекторию трассы газопровода в обход курганов. Однако в 1999 г., в результате несоблюдения подрядчиком строительства требований корректировки проема, была разрушена часть курганной насыпи кургана №2 диаметром 30 м и высотой 1 м. На площади разрушенной части собраны фрагменты лепных глиняных сосудов эпохи бронзы и костей человека. Заказчик строительства не признал факт разрушения кургана. 3 октября 2001 г. Арбитражный суд Воронежской области выезжал на место нахождения курганной группы и пришел к выводу, что в результате отклонения от согласованного проекта при земляных работах «кургану были причинены повреждения». Тем не менее, Решением от 6 ноября 2001 г. в иске было отказано. Основанием для отказа послужил представленный истцом расчет размера убытков, причиненных кургану, который учитывает необходимые затраты на полное археологическое исследование памятника независимо от того, был ли он поврежден или нет. Суд посчитал, что «под убытками в настоящем деле понимается только стоимость утраченных культурных и исторических ценностей», т е. предметов, которые могли быть найдены при исследовании кургана. Ошибка суда в данном случае заключалась в том, что он воспринял археологическую науку, как нечто вроде кладоискательства. Поэтому в кассационной жалобе в Арбитражный суд Центрального округа мы сделали упор на доказательстве того, что основной задачей археологии является поиск и обработка исторической информации, а не отдельных, пусть даже очень драгоценных предметов. Величина стоимости же
исторической информации в данном случае может быть определена только, как усредненная стоимость трудозатрат на ее получение. Арбитражный суд Центрального округа вернул дело на пересмотр в первую инстанцию. Процесс продолжается.
Перечень арбитражных дел в защиту археологического наследия Воронежской области на этом не исчерпывается. Однако нет смысла приводить здесь описание всех их. Большее значение имеет определение основных проблем, объединяющие эти процессы. В первую очередь следует констатировать, что принятый еще в 1978 году Закон РСФСР «Об охране и использовании памятников истории и культуры» остается действенным и нуждается лишь в дополнениях и некоторых изменениях связанных с произошедшей переориентацией государственного устройства Российский Федерации. На правительственном уровне необходимо решение вопроса о недопущении попадания в частную собственность памятников археологии федерального значения при передаче земельных участков в частную собственность и ограничении использования земель содержащих менее ценные археологические объекты. Необходимо упорядочение системы согласования отводов участков под строительство, чему, собственно, уже значительно способствовал принятый в конце 2001 г. новый административный кодекс. И, наконец, как показывает практика, необходимо утвердить принцип методики расчета стоимости археологического объекта.
В.В. Судаков, В.М. Буланкин (г. Рязань). Раскопки в Рыбацкой слободе Переяславля Рязанского в 2002 г
В 2002 году ГУ «Центр по учету и охране объектов историко-культурного наследия» произвел раскопки на месте строительства жилого дома. Участок строительства располагается на ул. Затинная, д. 88, в 28 квартале г. Рязани, в охранной зоне Кремля г. Переяславля-Рязанского (ныне г. Рязань), на правом берегу р. Л ыбедь, в 35 м от ее русла, в 480 м выше по течению от ее устья при впадении в р. Трубеж, в 60 м к С-В от подножия северного склона Кремлевского холма, в 134 м по ул. Затинной от ее перекрестка с проездом Речников.
Участок строительства расположен на низком мысу правой надпойменной террасы р. Оки в 1,6 км от ее русла, на высоте 1,5-2 м от среднего уровня поймы р. Оки, 4,5 м от уреза воды р. Лыбедь, заливается средними и высокими паводками р. Оки. Рекордный паводок на абсолютной отметке 101,8 от уровня моря отмечен 28.04.1908 г. Абсолютная отметка нуля раскопа 99,9 от уровня моря.
Территория мыса в настоящее время занята малоэтажной застройкой с садами и огородами. Прежде на мысу располагалась Рыбацкая Слобода, известная по документам с XV-XVI вв. (Солодовников, 1924). Первый известный топоплан 1778 г., зафиксировавший состояние средневековой планировки города, показывает на этом месте пустырь (Межевой план Переяславля-Рязанского...). В ходе перепланировки города в начале XIX века Рыбацкая Слобода получила современное расположение улиц (рис. 1).
В 1990-х годах на прилегающей территории в 28 квартале производились следующие археологические исследования:
1. В.М. Буланкиным в 1992 г. были проведены охранные исследования на месте строительства индивидуального жилого дома. Общая площадь раскопов составила 60 кв. м. Средняя мощность культурного слоя около 1,5 м. Нижняя его часть мощностью 0,5-0,9 м сильно гумусированная, сформировалась в XII - начале XVIII вв. Верхняя часть слоя с битым кирпичом мощностью от 0,2 до 1 м сформировалась с конца XVIII - начала XX вв. Керамика домонгольского времени составляет 5-10 % от общей массы гончарной керамики.
Плотная жилая застройка существует с конца XIII века, выявлены погребения ориентировочно XVI-XVII вв.
На предматерике обнаружено 85 фраг. лепной керамики, относящейся к эпохе энеолита - ранней бронзы (Буланкин, 1992).
2. В течение 1990-х гг. велось наблюдение за ремонтом подземных коммуникаций почти по всей площади 28 квартала. Полученные результаты в основном соответствуют данным раскопок 1992 г. с небольшими дополнениями: колебание мощности культурного слоя от 1 до 2 м, наличие в С-3 части 28 квартала, ближе к оконечности мыса, подстилающих слоев домонгольского времени, единичные находки фрагментов лепной керамики от эпохи неолита до раннего железного века.
В Ю-В части квартала 28 между улицами Затинной и Рыбацкой, прилегающей к проезду Речников, фиксировались остатки средневековых погребений, возможно, связанных с приходской церковью Николы Мокрого XV-XVIII вв., местонахождение которой пока не известно.
Раскоп 2002 г. был заложен в пределах котлована будущего дома, его площадь составила 154 кв. м. Раскоп попал на древний склон мыса правобережной террасы р. Лыбедь, гребень которого полого опускается в направлении с Ю-В на С-3. Отметки материка в пределах - 1,7-3,55 м от нуля раскопа. Наиболее ранний культурный слой на материке располагается до отметок - 1,8-2,75 м и датируется XVI веком. Этот слой перекрыт стерильной прослойкой, образовавшейся во время катастрофических наводнений рубежа XVI и XVII вв. Мощность стерильной прослойки вниз по склону от 10 до 70 см, она простирается по всей площади раскопа и не нарушается перекопами. Выше располагаются слои XVII-XX веков (рис. 2).
В августе 2002 года в раскопе в секторе I на материке пробурено 2 геологических скважины:
• скв.1, кв.1, отметка материка - 326 см, отметка грунтовых вод - 345 см,
• скв.2, кв.4, отметка материка — 232 см, отметка грунтовых вод - 270 см.
На материке следов антропогенного воздействия не обнаружено, за исключением выемки, спускающейся по гребню мыса в направлении с ЮВ (бровка террасы, отметка дна - 220 см) на СЗ (спуск к реке, отметка дна - 270 см). По всей видимости, выемка - остаток колесной дороги к переправе через р. Лыбедь. Ширина выемки 2 м, глубина 0,2-0,4 м, наблюдается в секторах I-IV на протяжении около 17м. Заполнение выемки - пестрый серо-коричневый суглинок, в котором встречаются мелкие фрагменты керамики XVI-XVIII вв. На плане 1778 г. на прилегающем к изучаемому котловану участке показан переулок, примыкающий к р. Лыбедь под тем же азимутом, что и вышеописанная выемка (Межевой план Переяславля-Рязанского...).
В кв. 2 в материк вбит деревянный кол диаметром 10 см. (лодочный причал?).
В секторе IV, кв.40 наблюдается яма округлой формы диаметром более 2 м, отметка верха - 300 см, отметка дна - 354, грунтовые воды - 360 см. В углу В, кв.40 фиксируется горизонтально расположенный деревянный брус сечением 10 на 15 см. Вероятно, яма - остатки колодца на месте благоустроенного родника на склоне террасы.
До начала археологических работ котлован был выкопан до отметок - 130 см. При археологических исследованиях учет находок ведется с этой глубины. Археологический материал разного времени в значительной мере перемешан за счет накопления культурного слоя со стороны склона террасы и типичен для позднесредневекового культурного слоя г. Рязани (Судаков, Челяпов, Булан-кин, 1997. С. 371-372).
Массовые находки распределяются по пластам и слоям следующим образом:
См. таблицу [23]
Всего в раскопе выявлено 17156 фрагментов гончарной керамики, из них ок. 91 % датируется XVI-XVIII вв. (рис. 3,11-17), ок. 9 % XII-XV вв. (рис. 3,1-10; 4, 1-9).
Керамика XVI-XVIII вв. относится к типам 1-3, керамика XII-XV вв. - типам 4-9 (Судакова, 1998).
Помимо этого из массовых находок в раскопе найдено:
• 67 фрагментов человеческих костей (черепные крышки, челюсти, трубчатые кости конечностей) обнаружены на отметках - 130-150 см в слое, перемешанном экскаватором в ходе земляных работ. По всей видимости, это остатки кладбища XVII-XVIII вв., располагающегося в секторах I и II раскопа в культурном слое XVII-XIX вв. над стерильной прослойкой.
• 130 фрагментов кожаной обуви - выявлены как над стерильной прослойкой, так и, в большей степени, под стерильной прослойкой.
• шлаки железа - 110 кусков, кричное железо - 57 кусков.
• во влажном слое с отметок - 200-220 см и ниже, как над стерильной прослойкой, так и под ней, хорошо сохраняется деревянный мусор, отложенный половодьем: щепа, доски, ветки, береста, кора и пр.
Всего в раскопе обнаружено 214 индивидуальных находок, в том числе:
• 28 фрагментов стеклянных браслетов, из них 12 - коричневые, 9 - зеленые, 3 - фиолетовые, 2 - голубые; бирюзовые и желтые по 1 фрагменту. Гладких 19, крученых 9, с желтой оплеткой 6 (5 гладких, 1 крученый). В распределении браслетов по раскопу закономерность не прослеживается: кв.1 - 9 фрагментов, кв.8 - 6, кв.2 - 2, остальные 11 фрагментов браслетов по одному в квадрате на большей части раскопа.
• 46 изделий из железа: 7 ножей (рис. 6,1-2), 10 обувных подков (рис. 6,6), среди прочих предметов: скребница, тесло, ложкарь, шило, игла, шарнирные ножницы, багор, 2 рыболовных крючка (рис.5,14), 2 наконечника арбалетных стрел (рис. 5,16-17), 3 калачевидных кресала (рис. 6,7-9), замок навесной (рис. 6,3), два ключа от замков (рис. 6,4-5) и прочее.
• 15 изделий из цветного металла: шесть свинцовых пуль XVI-XVII вв., из них 3 целые, 3 сплющенные после выстрела; 2 бронзовых нательных крестика; бронзовые изделия - грушевидная пуговица, бусина граненая, бляшка, пряжка; упор рукоятки кинжала, ажурная подвеска (серебро?).
• 8 костяных изделий: 2 фрагмента двусторонних гребней (рис. 5,12-13), 2 квадратные игральные шашки с циркульным орнаментом (моржовый клык?) (рис. 5,8-9), накладка (рис. 5,10).
• 94 керамических изделия: 9 фрагментов донцев сосудов с клеймами (рис. 4, 1-9), 17 пряслиц и их фрагментов, в том числе 10 пряслиц из стенок гончарных сосудов, 1 шиферное пряслице (рис. 5, 1-7), 7 рыбацких грузил, 25 фрагментов игрушек, в том числе 3 свистульки, 12 коробчатых дисковидных погремушек, 5 обломков поливной средневековой керамики импортного происхождения, 24 фрагмента лепной керамики, в том числе 15 эпохи бронзы, 9 керамики городецкой культуры (рис. 4,1016). К этой же категории находок относятся: фрагмент плинфы (?), фрагмент тигля, 4 фрагмента миниатюрных гончарных сосудов (миска, горшки), 2 обломка керамических слабообожженных овальных блоков (заготовки для выделки гончарных сосудов?).
• изделия из органики: 2 дисковидных рыбацких поплавка из сосновой коры, драные доски, обрывки сермяжной ткани. Среди мелких обрезков кожи отобраны 4 почти целые головки рифленого сапога, 1 наборный каблук, подкованный гвоздями с крупными сферическими шляпками, куски кожи со швом, фрагмент кожи с крупной железной заклепкой (часть конской упряжи?).
Раскопки по ул. Затинной д. 88 в 2002 году подтвердили и расширили информацию, полученную в ходе археологических исследований в течение 1990-х гг. в 28 квартале г. Рязани:
• обнаружены отдельные фрагменты лепной керамики эпохи бронзы и раннего железного века.
• на глубине до - 130-140 см от современной дневной поверхности, выявлены фрагменты человеческих костей (остатки захоронений XVII-XVIII в.в.). По всей видимости, в раскопе фиксируется западная окраина кладбища приходской церкви Николы Мокрого, восточная окраина известна по работам 1992 года на углу ул. Рыбацкой и проезда ул. Рабочей и ряду последующих наблюдений. В связи с этим, любопытна находка фрагмента плинфы, изредка встречающейся на территории Кремля г. Переяславля-Рязанского.
• исследованный в раскопе слой, в основном сформировался в XV1-XVIII вв. Раскоп любопытен стратиграфическими наблюдениями:
• выявлен первоначальный рельеф местности до начала формирования городской застройки и процесс накопления бытового мусора по берегу р. Лыбедь.
• выявлена стерильная прослойка, сформировавшаяся в ходе мощных паводков на рубеже XVI-XVII вв. и не поврежденная последующими перекопами, перекрывающими слой XVI в.
• остатки наиболее ранней жилой постройки можно датировать рубежом XVIII-XIX вв., появилась на изучаемом участке в ходе формирования современной сетки улиц. По данным топоплана 1778 г. на этом месте застройки нет.
• на материке выявлены следы грунтовой дороги - спуск к переправе через р. Лыбедь по гребню мыса правобережной террасы реки. Поданным 1778 г. под тем же углом к реке примыкает переулок Рыбацкой Слободы (Межевой план г. Переяславля-Рязанского...).
Исходя из имеющейся информации можно считать, что Рыбацкая Слобода скорее всего является одной из древнейших заселенных территорий г. Переяславля-Рязанского за переделами Кремля. Материал домонгольского времени в том или ином виде встречается на территории всей Рыбацкой Слободы. На основании стратиграфических наблюдений 1992-2002 гг. на территории Рыбацкой Слободы можно предсказывать расположение участков с мокрым культурным слоем с хорошей сохранность предметов из органического материала: береста, дерево, кожа, ткань.
Список литературы
Буланкин В.М. Отчет о раскопках в исторической части г. Рязани в 1992 г.// Архив ИА РАН.
.Межевой план г. Переяславля-Рязанского. 1778 г.// Фонды Рязанского историко-архитек-турного музея-заповедника. № 543.
Солодовников Д.Д. История Переяслаля-Рязанского в памятниках старины. Рязань, 1924.
Судаков В.В., Челяпов B.IL, Буланкин В.М. Переяславль Рязанский (итоги археологических исследований 1979-1995 гг.) // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Новгород, 1996. Т.2. Славянский средневековый город. М., 1997.
Судаков В. В. Классификация сосудов Переяславля-Рязанского // Отчет об охранных раскопках в Кремле г. Рязани в 1998 г./Архив ИА РАН.
Ссылки:
[1] http://history-ryazan.ru/node/4991
[2] https://62info.ru/history/node/4992#14
[3] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,1#15
[4] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,2#16
[5] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,3#17
[6] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,4#18
[7] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,5#19
[8] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,6#20
[9] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,7#21
[10] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,8#22
[11] http://history-ryazan.ru/node/4992?page=0,9#23
[12] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/1_3.doc
[13] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/2_2.doc
[14] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/1_4.doc
[15] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/2_3.doc
[16] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/3_1.doc
[17] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/4_0.doc
[18] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/5_0.doc
[19] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/6_0.doc
[20] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/7_0.doc
[21] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/8_0.doc
[22] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/1_5.doc
[23] https://62info.ru/system/files/images/user_images/u1/1_6.doc
[24] http://culture.rinfotels.ru/COKN/Izdan/Arh_sb_2003/oglavl.htm