Владимир Мукусев: На сегодняшнем телевидении для меня места нет

... В честь 20-летия программы «Взгляд» ее создателям был вручен главный телевизионный российский «Оскар». Но в список награжденных не вошли истинные создатели «Взгляда», в том числе и знаковые фигуры тогдашней журналистики — Владимир Мукусев и Александр Политковский. Они наблюдали за церемонией дома у телевизора.

На мою просьбу дать интервью для «Журналиста» Владимир Мукусев ответил: «Я не избалован вниманием. Охотно с вами встречусь». С моей попытки поймать его на слове разговор и начался.

— Владимир Викторович, признайтесь, чего в вашей реплике было больше — кокетства или досады «героя вчерашних дней»?

— Констатации факта. Это естественно: человек исчезает из ящика — и забывается, кто-то раньше, кто-то чуть позже. Я уже шестнадцать лет вне телевидения. Хотя, я думаю, старшее поколение имя «Владимир Мукусев» еще не забыло. Ко мне иногда подходят, спрашивают: «Куда вы пропали? Почему вас не видно?» Такой интерес, говорю без всякого кокетства, безусловно, приятен.

— Ну, а сожаление о том, что закончилось то время, та передача, у вас есть?

— Не стану лукавить — конечно. Я, как и все, грущу о прошедшей молодости.

— Давайте вспомним молодость. Как создавался «Взгляд»?

— Предыстория такова. В 1986 году Политбюро ЦК КПСС приняло решение о прекращении глушения «вражеских голосов» — Советский Союз демонстрировал миру перестройку и гласность. Требовался некий свой отвлекающий проект, который поручили создать Гостелерадио СССР. Его разработку поручили молодежной редакции ЦТ, которую тогда возглавлял Эдуард Сагалаев. Условия нам создали прекрасные! Выделили дополнительную аппаратуру. Предоставили студию, которую мы не фанерными декорациями оформили, а превратили в настоящую квартиру — с домашней мебелью и с камином. Но главное — нам разрешили отбирать для создания будущей передачи кого захотим, из любых подразделений Гостелерадио СССР. Мы набрали около семидесяти человек, от операторов до журналистов.

— А откуда и как пришли ведущие «Взгляда»?

— С ведущими была беда! Уже назначили дату эфира — 2 октября 1987 года, а кого сажать в кадр — непонятно! При этом мы все согласились с идеей первого редактора «Взгляда» Киры Прошутинской и режиссера первого выпуска Анатолия Малкина, что нужна четверка молодых ведущих, наподобие «Битлз», и они должны появляться на экранах не в галстучках, прилизанными и говорящими отцензурированные слова, — они должны свободно жить в студийной квартире и тем самым ломать стереотипы тогдашнего телевидения. Но где искать таких ребят? Обошли все что можно! Журфак МГУ, ГИТИС, ВГИК. Бесполезно! Потому что одно дело — приглашать на известную программу и совсем другое — пальцами воздух месить: «Планируется то-то и то-то». В общем, когда сроки поджали, выпускающий редактор будущего «Взгляда» Андрей Шипилов сказал: «У меня знакомые в иновещании бумажки со стола на стол носят, а парни хорошие, образованные». Вот так, фактически из ниоткуда, появились за столом ведущих Олег Вакуловский, Дима Захаров, Саша Любимов и Владик Листьев. Они не умели писать тексты. Не знали, как держать микрофон. Шарахались от камер. С ними приходилось плотно работать не только режиссерам, но и психологам. Их неподготовленность была очевидной! Неслучайно и в прессе, и со стороны телевизионных начальников сыпались постоянные упреки и ругань: «Что за непрофессионалы? Убрать немедленно!» Тем не менее такие ведущие соответствовали замыслу: они и вправду были не говорящими головами, а нормальными неформальными людьми, такими же, как зрители передачи. Поэтому мы отбивали ребят от нападок и, разумеется, не собирались их менять, а уж тем более закрывать «Взгляд» — слишком много он для нас значил.

— И не только для вас. В чем заключался секрет успеха «Взгляда»?

— Во-первых, в абсолютной искренности. Во-вторых, взглядовская школа — это очень глубокая проработка тем. В первый год, когда мы ещё не выходили в эфир, мы заготовили несколько десятков «консервов» — материалов, которые делались без спешки. Мы поднимали темы, которых до этого никогда не было на экране: репрессии, сталинщина, диссидентское движение, правозащитники, стукачи, КГБ, однопартийность и так далее. И когда мы вышли первый раз в эфир и стали наполнять передачи вот такими материалами, стало понятно, что рождается другое телевидение. Мы ощупью шли по тому пути, который сегодня называется независимой журналистикой.

— И все это вам разрешалось?

— Нам тогда почти никто ничего в открытую не запрещал. После передачи — да. Нас могли вызвать на Старую площадь, довести чуть ли не до инфаркта, там это умели делать. Но до выхода в эфир из готовой передачи просто вырезались сюжеты, а мы их вставляли в следующую. В итоге, выходило практически все. Раиса Максимовна рассказывала мне, как смотрел «Взгляд» Горбачев. Он ненавидел меня, у него кровью наливалось лицо, он швырялся тапочками в телевизор. Горбачев мог одним звонком запретить нас, но не делал этого. Почему? Потому что понимал, что для реализации огромных задач по реформированию страны нужно сильное телевидение, сильные СМИ. Вот почему нас не закрыли. Сегодня задачи перед страной стоят не менее масштабные, но со СМИ происходит все с точностью до наоборот: сильное телевидение никому не нужно.

— В какой же момент «Взгляд» перестал быть сильным?

— К сожалению, он начал гнить изнутри и умер собственной бесславной смертью. Популярность стали конвертировать в деньги. Я об этом до последнего не знал и пребывал в уверенности, что «Взгляд» по-прежнему святее Папы Римского. Он ведь на протяжении четырех лет был абсолютно честной передачей! Но в конце его существования на нем начали зарабатывать — в том числе и моим именем. У меня за спиной приобретались материальные ценности, открывались двери в нужные кабинеты, проводились переговоры. Честную передачу превратили в коммерческую структуру. Иначе как предательством я это назвать не могу.

— Предательства вы не прощаете?

— Предали не только и не столько меня лично. Предали сам «Взгляд»! Это простить сложно.

— ТЭФИ дали всем, кроме вас и Политковского — это тоже предательство?

— Это не просто непорядочно и глупо. Это гнусно и омерзительно! Реальные основатели и создатели программы Эдуард Сагалаев, Анатолий Малкин, Кира Прошутинская в списке даже не упоминаются! А Познер выбирает для награждения персонажей весьма опосредованных: осветителей, звукорежиссеров, администраторов. Возглавляет всю эту компанию Саша Любимов, который тоже, если по совести, никак не может считать передачу своей непосредственной заслугой. За четыре года существования программы он не сделал ни одного журналистского материала. Дима Захаров что-то делал, Влад брал интервью, был «подставкой под микрофон», но все же что-то делал. «Взгляд» — это сюжеты и гости в прямом эфире. Вот на чем основывалась популярность «Взгляда». Плюс музыка, и уж потом, на 38-м месте — ведущие. Нам с Сашкой Политковским было легко, потому что мы были не просто ведущими, мы были авторами программы, то есть мы 90, а то и все 100 процентов материалов делали сами.

— Кто-нибудь, кроме вас, эту «глупость и гнусность» заметил?

— На меня обрушился шквал звонков от людей, которых я вообще не знаю, с одним и тем же текстом: «Володя, ты уж извини их, пожалуйста». У меня просили прощения за то хамство, которое позволили себе Познер и Любимов. За ту мерзость, в результате которой они превратили свою контору под названием Академия российского телевидения в лавку, живущую под девизом: ты мне — я тебе. Но еще более отвратительно то, что часть «академиков» — это криминальное сообщество, умеющее лишь одно: делать бабки на телевидении. А ведь в Академии есть два-три десятка телевизионщиков с большой буквы, учителей не только моих, но и целого поколения советских и российских журналистов, тех, для кого телевидение — это не просто работа, это жизнь, а честь, достоинство, доброе имя — не просто слова. И вот у них на глазах их именами сотворили подлость. Казалось бы, с этой Академией все ясно. Чужой «Орфей» в руках Любимова — это не кризис и не ошибка, это приговор. А значит, заявление на стол, и до свидания? Но нет! Что-то я не слышал о подобном героизме телевизионных отцов-основателей. Правда,некоторые говорили после ТЭФИ, что, дескать, их не было в зале во время вручения, а то они бы такого не допустили. Ну-ну! Неужели так быстро вернулось то, что казалось забытым навсегда. Как там у Галича:

А зал зевал, а зал скучал —

Мели, Емеля!

Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,

Не к «высшей мере»!

И не к терновому венцу

Колесованьем,

А как поленом по лицу,

Голосованьем!

И кто-то, спьяну, вопрошал:

«За что? Кого там?»

И кто-то жрал, и кто-то ржал

Над анекдотом...

— А объясниться по этому поводу с тем же Познером или с Любимовым вы не пытались?

— Избави Бог! Не вижу смысла объясняться с теми, кто возомнил себя вправе переписывать историю и вымарывать из нее неугодных. Если уж и давать ТЭФИ Саше Любимову — так за то, что он реально сделал для телевидения, а именно, спровоцировал поливание друг друга соком двух политических коверных, чем на несколько лет отвратил от телевидения политиков, способных вести телевизионные дискуссии. Долго же нам всем пришлось отмываться от этого сока.

— Вы не слишком предвзяты, Владимир Викторович?

— Я всего лишь стараюсь говорить правду, а не сахарные юбилейные речи. Меня удивляет, почему никто не пытается понять, что же такое был «Взгляд»? Мы потеряли некий символ того, чем было перестроечное телевидение. Мы не объяснили людям, а особенно молодым журналистам, что же такое был «Взгляд», и почему о нем помнят 20 лет спустя.

— Ваша книга «Разберемся» вышла накануне «взглядовского» юбилея. Это не случайно?

— Безусловно. Отдельную главу я посвятил этой передаче. Очень хотелось рассказать людям правду о «Взгляде», ведь её до сих пор почти никто не знает.

— Ваша книга начинается с вопроса, почему Мукусева не видно на телеэкране? Как вы на него отвечаете?

— Отвечаю, что на сегодняшнем телевидении для меня места нет. Сегодня там нет того, что я умею и могу делать. Нет журналистского расследования. Нет публицистики. Нет критики. Именно критикой занимался «Взгляд». Не критиканством и отвержением всего с порога, а конструктивной критикой советского строя. Мы не просто повторяли крылатую фразу: «Так жить нельзя». Мы старались ее расшифровать. Старались понять, как жить можно и что для этого нужно. У нас в эфире рождалась мысль! А сегодня есть ли передачи, в которых рождаются мысли?

— А разве нет?

— Таких, как «Взгляд», точно нет. А вообще, если оценивать нынешнее телевидение с точки зрения трех основных функций средств массовой информации: информирования, просвещения и развлечения, — то оценка будет явно невысокой. Информация какая-никакая еще дается. Но просвещение исчезло в принципе. А развлечения свелись к бесконечным «временам» и «кривым зеркалам», то есть к политической и эстрадной пошлости. Самое страшное — даже не бессмысленные толковища в одном случае и не юродствующие на сцене мужики в бабских одеждах — в другом, а те, кто сидит в студии или в зале и с удовольствием все это смотрит.

— Так смотреть-то не заставляют...

— Но ведь альтернативы не предлагается! Великий народ превращается в оболваненный электорат во многом по вине телевидения, которое вынуждает людей жить от выборов до выборов, жевать жвачку в виде сомнительных шоу, а в нужный момент безропотно идти на дойку, то есть на избирательные участки, и давать «молоко» — правильные результаты голосования. И, конечно, это не мое телевидение!

— Чье же?

— Можно опять провести аналогию с временами «Взгляда». Да, тогда существовала цензура. Да, нам не все позволялось, и многим мы были не по нраву. Но тогдашняя цензура следила за тем, чтобы не пострадал имидж страны. А сейчас во главу угла ставится имидж одного конкретного человека и опять, как совсем недавно, одной конкретной партии. В президентской администрации составляются списки тем, обязательных для освещения, и списки тем запрещенных, списки персон, чье появление приветствуется, и списки категорически не рекомендованных.

— Что и кто в этих списках?

— Понятия не имею. Я их не держал в руках. Но я знаю, что они есть. Мне об этом рассказывали коллеги, которые раньше входили в так называемый кремлевский пул. Черные и белые списки предлагаются телеканалам каждую пятницу — на неделю вперед.

— А если бы никаких списков не было, и у вас появилась возможность вернуться в эфир, о чем бы вы сделали программу?

— Я бы снял фильм об Италии 20-х годов. Я ведь, ко всему прочему, окончил Дипломатическую академию МИДа, потом окончил аспирантуру, стал кандидатом политических наук. Так вот, в академии по курсу «политические движения 20-го века» наши преподаватели приводили в пример Италию. Тогда это государство начало подбирать под себя все ресурсы, начиная от недр, заканчивая заводами, банками и, что немаловажно, прессой. В результате, было создано (я тогда впервые это понятие услышал) государство-холдинг. А для того, чтобы этого монстра обслуживать, была придумана идеология, которую мы знаем как фашизм. И если бы я об этом говорил, я бы, разумеется, отдавал себе отчет, что не об Италии веду разговор. Меня очень смущает, что Россия, как мне кажется, становится холдингом. В России назревает угроза фашизма. Речь не о скинхедах. Это пена. Речь о том, что через несколько лет 9 мая по Красной площади пройдет последний оставшийся в живых ветеран Великой Отечественной. Или его пронесут, или провезут. И некому тогда станет на примере своей собственной жизни доказывать очевидное. Фашизм — это угроза миру, это преступление перед человечностью. А на самом высоком уровне уже сегодня, не дожидаясь, рассуждают, что, если очистить фашизм от войн и концлагерей, то в остальном-то идеология довольно привлекательная, способная вдохновить и возродить страну. Вот эта жуткая демагогия о дистиллированном «просвещенном» национализме меня пугает. И ведь рассуждают об этом те, чья дремучесть может соперничать с их продажностью.

— Помимо последней церемонии ТЭФИ, вы, в принципе, телевизор смотрите?

— Я вынужден его смотреть — чтобы рекомендовать своим студентам, что и как надо смотреть, ведь не все в ящике плохо. До недавнего времени преподавал сразу в двух вузах: Государственном университете кино и телевидения и коммерческом Институте телевидения, бизнеса и дизайна. Но с коммерческим расстался. Не потому, что он плох. Просто я понял, что устаю. Оба вуза находятся в Питере, я живу в Москве, и переезды выматывают. Когда поезд ночью останавливается на полпути, я просыпаюсь и не могу сообразить, в какую сторону еду. Или, будучи в Питере, назначаю встречу на Крымском мосту, а в Москве предлагаю пойти погулять на Неву. Все думают, я шучу, а я на самом деле столько лет живу в двух городах, что они у меня перепутались. И все вещи нужно иметь в двух экземплярах: зарядник для мобильника, «трусы, часы, пистолет, партбилет». Возить это туда-сюда невозможно!

— Студенты стоят того, чтобы так напрягаться?

— Они разные. У одного мальчика на собеседовании спрашиваю: «Какие поэты вам нравятся?» Отвечает: «Люблю Аблока». Хорошо, — думаю. «А какие стихи этого автора вас особенно поразили?» — «Ну, вот Аблока написалА...» С другой стороны, есть талантливые, умненькие ребята. Некоторых родители целенаправленно ко мне привозят. Я честно предупреждаю: «Мамаша, может, не надо? Ведь я научу вашего ребенка не только телевизионной технологии. Это ерунда! Это он потом на практике изучит. Я сам при трех высших образованиях факультетов журналистики не заканчивал, и ремесло осваивал в командировках на БАМ, в Афганистан, в Чечню. Главное — я научу быть гражданином! Извините, если много на себя беру, но у меня есть основания полагать, что я умею этому учить, и звонки моих выпускников подтверждают: у меня это получается. Но если я научу гражданственности, мой ученик будет не востребован в профессии так же, как сегодня не востребован я!» Смотрю, у мамаши слезки закипают. Она говорит: «Пусть! Потому что путины — это не навсегда. И мы хотим учиться именно у вас!»

— Как вы думаете, будет новый «Взгляд»?

— Да, конечно. Надеюсь, что будет новая сильная власть, а не власть вертикали. И этой власти понадобится сильная журналистика, которая попытается разобраться в том, что происходит. И, как ни странно, этой самой власти помогать.

Беседовала Мария ВЛАДИМИРОВА.

Полная версия статьи на сайте журнала "Журналист"