Отправление поезда было в 18.45. Состав уже стоял на перроне.
- Иди, а то опоздаешь, - легонько подтолкнул меня Роман. Мы поцеловались в последний раз, и я вошла в тамбур. Теперь я стояла в вагоне, а он – на улице, и нас уже разделяла глубокая черная яма между перроном и ступеньками тамбура.
- Как только у меня будет возможность, я сразу приеду за тобой, - крикнул Роман.
Поезд тронулся.
- Катька, смотри, не получай двойки, они тебе не идут! - он помахал рукой, и еще несколько секунд я видела его удаляющуюся фигуру в дорогом джинсовом костюме.
В вагоне включили свет, проводница раздала постельное белье. Со своего места я внимательно рассматривала своих соседей-пассажиров.
Из Москвы возвращались неизвестно откуда появившиеся в России манекеноподобные молодые менеджеры, все как один в черных костюмах и очках в золотистой оправе, холодно-вежливые и безразличные ко всему.
Развеселые студенты, которым, казалось, все нипочем, бряцали на гитарах, обнимали девиц, оглушительно хохотали и жадно прихлебывали холодное пиво прямо из горлышка.
Около одиннадцати пассажиры затихли.
Мне не спалось. В открытое окно тянуло ледяным воздухом, мелькали черные макушки деревьев. Поезд изредка останавливался на маленьких станциях, и тогда мне были видны огоньки ближайших населенных пунктов и негромко переговаривающиеся люди, терпеливо ожидающие своего поезда. Затем снова начиналось движение, колеса стучали мерно и успокаивающе, посуда на столиках позвякивала.
Я мысленно перебирала в памяти последние слова Романа и все еще чувствовала прикосновение его рук к своему телу. Я любила и была любимой, и прекрасно об этом знала. Но теперь мне предстояло вернуться домой, к своим университетским занятиям, к нашему привычному быту, чтобы, подобно моей матери, до конца жизни тянуть свою лямку.

Я смотрела на синее августовское небо, на две серебристые полоски путей, тянущихся параллельно нашему поезду, и отчетливо понимала, что с Романом мы больше никогда не увидимся.

Мы познакомились, почти как в сказке, в новогоднюю ночь. Накануне ко мне прибежала Юлька, моя новая подруга с соседнего, юридического, факультета.
- Смотри, что у меня есть,- жестом фокусника она вытащила из сумки красивую новогоднюю открытку, так мне показалось, - видишь, это мама достала, приглашение на два лица, ну что, идем?
Юлька принесла билет на новогодний вечер, перевела я.
- Ну-ка, посмотрим, во что тебя одеть,- и она направилась к шкафу одеждой прямо мимо моей изумленной физиономии. Не успела я и слова вымолвить, а подруга уже хладнокровно перелопатила весь мой гардероб.
В Юльке мне нравилось буквально все: матовая кожа, аккуратная прическа, умение со вкусом пользоваться помадой и духами и, конечно, длиннющий кожаный плащ, о котором я даже мечтать боялась. На мой взгляд, у красивой девушки должны были быть именно такие огромные карие глаза, длинные шелковистые волосы, тонкая талия.
Я была совсем другой - высокой и ширококостной, с волосами - колечками, которые не дорастали даже до плеч, хотя я заботливо ухаживала за ними и не ленилась использовать все попадающиеся под руку рецепты.
- Мам, ну, в кого у меня такие узкие глаза? Может, татаро-монголы были моими предками?

- Ну, и глупости ты говоришь! Да татары и монголы – это две совершенно разные нации. А на твоем месте я бы лучше делом занялась. Я ведь живу всю жизнь с такими глазами - и ты будешь,- спокойно объясняла мама.

На вечере мы с Юлькой мгновенно разлетелись в разные стороны. Ее пригласил один кавалер, меня - другой, и через пару минут мы уже были в разных концах зала.
Я хотела выйти в коридор, попить воды и немного отдышаться, а потом идти на поиски подруги, когда заметила высокого голубоглазого парня. Он в одиночестве стоял у стены, подпирая ее плечами.
- Объявляю белый танец!- проревел в микрофон ведущий .- Дамы приглашают кавалеров!
Отступать было некуда, и я сделала шаг навстречу.
- Роман,- представился он и протянул мне руку.
- Катя.
- Я учусь в строительном, на автодорожном.
- Универ, филфак.
У него была огромная мягкая ладонь и смешная манера склонять голову набок.
Потанцевав, мы вышли на улицу. Роман много курил, а я стояла рядом в своем “вечернем” наряде - шелковой блузке в горошек и черных туфельках на каблучках, не замечая двадцатиградусного мороза. Остаток вечера мы так и провели вдвоем, пока преданная Юлька, окоченевшая от получасового ожидания, не стала делать мне красноречивые знаки рукой.

Первого января, пока жители города еще только доедали праздничный “Оливье”, мы уже успели осмотреть местные достопримечательности, обойти центра город, наблюдая с правого берега его индустриальные окрестности, бросались снежками, подолгу целовались на автобусных остановках. Вечером Роман проводил меня домой, и я долго отогревалась в своей комнате, закутавшись в мамин пуховый платок и уставившись в книгу невидящим взглядом.

А потом потекли будние дни наступившего года. Была ли я счастлива? Не знаю. Кто придумал это выражение - “быть счастливой”, что вообще оно означает?
Я была спокойной и деятельной, как в детстве, когда мне приходилось часами долбить гаммы и зубрить инглиш. Я и теперь ходила в университет, проводила долгие часы в библиотеке и вечера - за письменным столом.
Роман жил в общежитие своего института, и с ним мы виделись нечасто. Он был не очень обязателен и не всегда держал слово. Что поделаешь - я его любила.
Еще полгода назад я была девочкой, которая смеялась над университетскими Джульеттами, на переменках рассказывавшими о своих Ромео. Я фыркала и выключала телевизор при малейшем намеке на постельную сцену, и не привыкла просить деньги на шмотки и откровенничать с мамой.
И вот любовь пришла ко мне - я встретила ее с улыбкой и открытым сердцем. Она оказалась такой же простой и скромной, как я сама.

В новой компании в своей цветастой ситцевой юбчонке и маминой трикотажной блузке я выглядела хуже всех. Роман называл меня умненькой, но это только потому, что я помогла ему сделать парочку контрольных по английскому, что привело в восхищение всю его компанию. На самом деле я была скорее усердной и упрямо шагала к поставленной цели. Необходимость же быть разумной диктовалась мне ограничениями нашего круга. Я всегда слишком хорошо помнила, что не могу подвести свою маму, и прекрасно представляла себе, что должна делать и чего не должна. Позволь я себе что- то лишнее, плата за это была бы чересчур велика. Защитить меня было абсолютно некому.

Роман приходил к нам по воскресеньям. Еще с утра я начинала орудовать шваброй, тряпкой и пылесосом, хотя, откровенно говоря, делать этого не любила. И, наконец, приняв душ, доставала из шкафа свое любимое зеленое платье, шелковое, с длинными разрезами на юбке - лучшее, что у меня было. Около двенадцати раздавался звонок, и, пока я красила ресницы перед зеркалом, мама открывала дверь. Я слышала, как Роман здоровался с ней, покашливая от мороза.
- Катерина, ты где?- притворно строго вопрошала мама, затем дверь в комнату приоткрывалась, и в дверную щель просовывался небольшой букет, коробка дорогущих конфет, и, наконец, появлялась довольная Ромкина физиономия.
Он целовал меня прохладными с улицы губами, а я делала вид, что недовольна.
- Ну, что, сделал курсовую?
- Катька, ну перестань! - отмахивался Роман и пытался обнять меня или похлопать пониже спины, но я увертывалась.
- Вот садись и делай при мне! - приказывала я.
Мы садились на диван и полтора - два часа занимались вместе, каждый своим делом. Часа в два в комнату проникал упоительный аромат борща, и раздавался мамин голос:
- Катерина, Роман, обедать! Бегом! Все давно готово!
На столе нас уже ждали тарелки с борщом и жареной картошкой.
После обеда невообразимо быстро подкрадывались сумерки. В комнате становилось темно, горел только небольшой светильник над пианино. Роман садился на диван, я пристраивалась рядом, поджав под себя ноги. Иногда он брал гитару и пел для меня, а я слушала, свернувшись на диване калачиком и накрывшись пледом.
Около шести мама уходила на дежурство, оставив горячий чайник на плите.
- Иди сюда,- мягко говорил Роман, склонив голову на бок.
- Подожди, надо прическу поправить, - мотала я головой.
Я подходила к зеркалу, откуда на меня смотрела высокая девушка в длинном модном платье, с вьющимися волосами до плеч. Меня пристально изучали внимательные серые глаза.
Смотреть в эти глаза мне было почему-то страшно. Ну, не могла я, не хотела, стыдилась признаться самой себе, насколько была желанна!
Роман выключал свет и приближался ко мне сзади. В голубом просвете окна были видны высокие белые сугробы. Слышался скрип санок, которые загулявшиеся допоздна ребятишки волокли домой. Воскресный вечер подходил к концу.

- Я люблю тебя, -шепотом говорил Ромка и расстегивал бесчисленные пуговички на моем платье.

“Я хочу, чтобы ты была моей”. Вот дурачок! Да я принадлежала ему от корней волос до самых пяточек. Он еще только зашнуровывал ботинки около входной двери, а я уже скучала.

Коробка дорогих конфет так и оставалась на столе нетронутой, и всю неделю я потихоньку таскала их по одной.

Будущее мы никогда не обсуждали. Да и что могло прийти в голову студентке из бедной семьи? Место учительницы в средней школе, семья, парочка малышей, если повезет - небольшая квартирка. Об этом я скорее мечтала, чем задумывалась серьезно.
Роман после окончания института планировал вернуться в столицу. Там жили его родители, и там он мечтал найти работу.

Единственное, о чем мы договорились, - о том, что после защиты его диплома мы проведем неделю вместе: погуляем, сходим в кино и на пляж, и, наконец, наговоримся вдоволь.

Май, полный волнений (сессия была в разгаре) пролетел незаметно. Я прибежала домой после экзамена, открыла дверь своим ключом и неожиданно услышала неестественно резкий мамин голос:
- Как хорошо, что ты появилась. Я уж хотела искать тебя.
- Это еще зачем, что – то случилось? - я изумилась.
- Звонил Роман, сейчас придет.
Меня охватило неприятное предчувствие. Странно, раньше мы никогда не встречались по будням. Я заметалась по квартире, и, едва успела переложить с места на место несколько учебников и подмести пол в своей комнате, раздался звонок.
Я поняла, что для меня все решено, как только он вошел. Дорогой джинсовый костюм, модные белые кроссовки,- таким я его никогда не видела. На шее у него болталась толстая золотая цепочка, на палец левой руки было водружено массивное кольцо-печатка. Это был совсем не тот молодой человек, которого я знала.
- Кать, уезжаю я. Билет взял на сегодня. Мы с ребятами вместе решили ехать. Не обижаешься?
Билет?.. На сегодня?
Я проглотила горький ком.
- Кать, скажи, что ты не обижаешься, ну, еще есть время сдать билет, если хочешь…
- Нет, решил - поезжай, - я помотала головой.
- Как только у меня будет какая-то стабильность, я сразу приеду за тобой.
- А когда это будет?

- Может, через пару месяцев… Как только устроюсь - сразу напишу.

Никаких писем я не получала.
Лето было в разгаре, а я не хотела никого видеть, никому улыбаться, ни с кем разговаривать. Если бы можно было- я бы вообще не дышала. А надо было ходить в университет, сдавать экзамены, отвечать на колкие вопросы подружек.
Через два месяца раздался, наконец, телефонный звонок.

- Катька, не могу вырваться, приезжай ко мне сама,- проговорил в трубке растерянный Ромкин голос. Как будто мы расстались только вчера.

- Можно?..- посмотрела я на маму заискивающе.

К моему удивлению, она не только согласилась, но и дала денег на дорогу. Мне купили элегантный брючный костюм, в котором я была немного похожа на Маргарет Тэтчер. Это было так непохоже на нашу семью: у нас не было принято просить денег на вещи, поздно возвращаться домой и ездить в гости к молодым людям.

В Ромкиной семье приняли меня прекрасно. Что ж, это меня тоже не удивило: я скромно держалась, была хорошо одета, спокойно отвечала на вопросы. К тому же Ромка ведь был еще тем разгильдяем, я же была “серьезной девочкой из хорошей семьи” Украдкой я осматривалась по сторонам, и видела модную мебель, дорогие обои, современную технику. Нас угощали какой-то заморской колбасой, которой я в жизни не пробовала, в холодильнике выстроилась батарея соков в пакетиках. Ромкина мать восхищалась тем, что я с удовольствием ела гречневую кашу, а я давилась и думала, что моя мама работает на двух работах, чтобы нам хватило на масло и молоко.
Я зверски не подходила.

А самое главное, я мучительно ждала ответа на вопрос, который беспрестанно мучил меня, - увы, его не было.

- Понимаешь, Кать,- задумчиво говорил Роман, - я ведь не могу тебя сейчас обеспечить. Неохота мне сидеть в какой- то захудалой конторе в задрипанном городишке. Я хочу жить в центре, иметь большой дом, иномарку, хорошую работу, зарабатывать, как нормальный мужик.
- А я?..
- Ну, это ты будешь решать. Я хочу, чтобы ты была со мной, разве ты не веришь?
Тон его голоса говорил о другом. Он притянул меня к себе, но объятие это было коротким и холодным, совсем не таким как раньше.
- Выключи свет,- попросила я. Мне не хотелось, чтобы под черным шифоном блузки он разглядел мое дешевенькое бельишко.

На следующий день мы скупо попрощались на вокзале, и он посадил меня в поезд.

Больше с Романом мы никогда не виделись.

Через год я вышла замуж.
Юлька - энергичная и вездесущая Юлька - по выходным приходила к нам и почти насильно заставляла меня выходить на улицу. В длинных плащах, с накрашенными глазами и распущенными волосами, мы, как две неприкаянные феи, бродили по осеннему городу.
Тогда Юлька и познакомилась со своим рыжим Валерой. Валерка привел к нам домой своего друга - Олега, невысокого парня в черном костюме, с жесткими стальными глазами, пристально изучающими меня.

Олег был уверенным в себе, ответственным и точным в мелочах. Если он говорил, что будет в семь, то приходил не без десяти семь и не в пять минут восьмого, а ровно в девятнадцать ноль - ноль. Брюки его были тщательно выглажены, а в начищенных ботинках, как в зеркале, можно было увидеть свое отражение. Он уверенно и как-то по-хозяйски орудовал в ящике с отцовскими инструментами, починил сломанную оконную раму, выкрасил трубы в ванной, и клятвенно пообещал, что лично вскопает все шесть соток на нашем огороде. Вскоре он сделал мне предложение, и я согласилась. Если бы я поступила иначе, семья бы меня просто не поняла.

До свадьбы оставалось полгода. Мне купили бело - розовое подвенечное платье по баснословной цене, фирменные джинсы и длиннющие сапоги из натуральной кожи. Впервые в жизни у меня появились красивые тряпки.
Перед нашей семьей теперь стояла новая задача: провести свадьбу так, чтобы все мы - квартира и ее обитатели - "выглядели прилично", чтобы никто из родственников не обижался и, практически невыполнимое условие, чтобы плохо о нас никто не сказал.
Первое и важнейшее из них было- срочно найти гармониста, несмотря на то, что до свадьбы оставалось еще целых полгода. Не удивляйтесь, таково было требование тети Шуры, маминой сестры, которая заявила, что ноги ее не будет на свадьбе, если там не будет гармониста, который бы играл "Барыню" надлежащим образом.
Вторым по важности был ремонт. Голубую плитку, которой обкладывали кухню, мы с мамой везли с юга еще во времена тотального дефицита, отстояв за ней огромные очереди. Еще несколько лет она лежала в кладовой, сложенная стеной, рискуя рухнуть в любой момент, разрушив тем самым наши скромные мечты о глобальных преобразованиях в нашей квартире. Наконец, ее звездный час пробил. Мама нашла где- то мастера, затрапезного вида мужичка с тараканьими усиками, взявшегося за эту работу. Каждое утро он принимался за ремонт с большим рвением, однако, как только мама отлучалась на минутку, он втихаря проникал в холодильник, где на всякий экстренный случай хранились небольшие запасы спиртного, и за две-три минуты, которые она проводила в туалете, умудрялся надраться так, что дальнейшая работа становилась совершенно невозможной. Бедной маме приходилось вытаскивать из холодильника борщ и прикладывать все свои кулинарные способности, чтобы побыстрее накормить горе-мастера, скомпенсировав содержание алкоголя в его крови, и снова придать ему вертикальное положение.
В результате за две долгие недели ремонт, наконец, был закончен, но одна из плиток, составлявших как раз серединку общей картинки, разбилась, и в самом центре рисунка навеки поселилась большая трещина.

Потом мы красили трубы на кухне, оклеивали обоями стены в коридоре, перемещали какие-то банки и коробки с места на место, словом, время проходило в мелких хозяйственных заботах приличных людей, более всего озабоченных тем, чтобы все у них было не хуже, чем у соседей.

Роман позвонил мне накануне восьмого марта, когда, прибежав из университета пораньше, я мазала клеем обои и подавала Олегу.
Я схватила трубку, думая, что звонит кто- то из наших родственников, чтобы поздравить нас с праздником.
- Привет, - хриплым и каким-то чужим голосом сказал он. – Поздравляю тебя.
Весь мой энтузиазм в мгновение испарился. Ноги задрожали, и я села прямо на пол рядом с тумбочкой, на которой стоял телефон.
- Неужели я потерял тебя безвозвратно?
- Да,- ответила я односложно, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, чтобы мама и Олег, находившиеся рядом, не поняли, с кем я разговариваю.
- Прости меня, я был дураком.
- Ничего. Все нормально
Что я могла ему объяснить сейчас?! Что сижу на полу по уши в строительном мусоре, что рядом на табуретке стоит мой будущий муж в одних трико и дрелью в руках и показывает жестами, чтобы я поскорее заканчивала? Да, моя жизнь теперь была вот такой, и я сама ее выбрала.
- Будь счастлива.
Я медленно опустила трубку на рычаг. Все мое спокойствие была уничтожено.
- Кто это был, Кать? - крикнула мама с кухни. – Что сказали?

- Да так, никто. Это меня с праздником поздравили,- я проглотила рыдание.

Но она обо всем догадалась. Я поняла это на следующий день, когда мы остались дома вдвоем.
- Пойди сюда, Катерина, я хочу с тобой поговорить,- мама позвала меня с кухни.
Я вошла. Мама сидела за столом, рядом с ней лежала пачка дешевых сигарет. Она всегда пряталась в туалет, чтобы покурить, а мы с отцом делали вид, что не замечаем. Мама достала спичечный коробок, чиркнула спичкой и закурила прямо при мне. Она сидела очень прямо и пристально смотрела на меня, и от ее взгляда мурашки бежали у меня по спине. Я закашлялась от дыма.
- Я хочу у тебя спросить, ты хорошо подумала о своем решении?
- Ты о чем? - я изумилась.
- Дочка, нельзя выходить замуж без любви, - мама потушила сигарету о старую пластиковую банку и посмотрела куда - то в сторону. Ее красивое лицо в обрамлении волнистых колечек покраснело, глаза были усталыми и больными. Она с трудом поднялась, держась за поясницу, поставила чайник на огонь и опять повернулась ко мне:
- Катя, позвони Роману сама, поговори с ним еще раз. Ты будешь жалеть о своем поступке.
- Нет!
Мне было стыдно и страшно оттого, что там, внутри меня, жило что- то очень нехорошее и нечестное, то, что я сама от себя прятала, и я не хотела, чтобы мама это заметила.

Я скомкала разговор и бросилась в свою комнату.

Накануне свадьбы приехали родственники моего мужа - жесткие, рациональные, резкие в оценках. Все они (о, как это эгоистично и по-детски!) мне не понравились.
Всю свадьбу я проплакала.
Накануне я примерила туфли, купленные заранее - белые, изящные, на высоких каблуках, с модными украшениями- висюльками на пятках. То ли кожа оказалась некачественной, то ли ноги распухли от жары, но они были мне безнадежно малы. Мне пришлось бежать на вещевой рынок, где рабочий день уже подходил к концу, а потому уже не было никакого выбора, и покупать первые попавшиеся туфли, которые, конечно, уже не были такими шикарными.
Стоя у ЗАГСа, мы долго ждали фотографа, с которым договорились заранее. Подходило время регистрации, а его все не было. Мы уже решили, что останемся вовсе без фотографий, когда, наконец, он прибыл - совершенно пьяный, в грязной рубахе с оторванными пуговицами. Он объяснил, что перед этим уже побывал на другой свадьбе, и я все думала, как же он сможет делать снимки трясущимися руками.
Наконец, нас пригласили в торжественный зал. По крутой лестнице, застеленной красными дорожками, мы поднялись вверх, я высоко задрала подол, и моей единственной мыслью было, как бы не споткнуться, не сломать каблук и не запутаться в платье.
Затем мы стояли в середине зала, и мои ноги предательски тряслись. Отвратительного вида тетка в голубом платье, с кукольной прической и приторной улыбкой читала нараспев: "Ряаа-ды приветствовать дорогих гостей в этом светлом зале…". Светлый зал с красным ковром посередине был на самом деле небольшой грязной комнатой, даже сквозь подошвы туфель я чувствовала песок у себя под ногами. Мы стояли в центре ковра, как на цирковой арене, около стен кругом выстроились гости с неестественно огромными букетами цветов. Сквозь лепестки я видела девчонок, напряженное лицо своей мамы, Юльку в шелковом красном платье, и мне казалось, что все это происходит во сне. Я поставила подпись в амбарной книге негнущимися пальцами, не различая букв, мы обменялись кольцами, и когда нас объявили мужем и женой, я расплакалась не сдерживаясь.
Столовая, где проходила торжественная часть, оказалась мрачным холодным заведением, хотя на улице стояла летняя жара. Помню, что передо мной стояла тарелка с мясным паштетом, больше ни до чего дотянуться мы не могли. Гости говорили бесчисленные тосты, но ни я, ни Олег не пили ничего.

Мама пристально следила за тем, чтобы все были сыты и довольны. Под задорную "Течет ручей" мимо меня пролетали девчонки, пестро-нарядно-шелковая толпа кружилась перед глазами, и мне было невероятно трудно поверить, что этот праздник был для меня.

Домой мы вернулись совершенно разбитые. Там еще продолжали толпиться гости, и в эту ночь в квартире места нам не нашлось. Первую ночь мы провели в чужой квартире.
Перед выходом мама сунула мне в руки пакет с длинной шелковой ночной рубашкой, сказав при этом: "Дорога ложка к обеду" – и легонько подтолкнула к выходу.
Съемная квартира была нежилым неуютным помещением со старыми пыльными обоями, тяжелыми темными шторами, где все было абсолютно чужим, и только новый цветной телевизор немного оживлял мрачную обстановку. Я расстелила на широкой железной кровати простыни с зелеными и красными сердечками и сидела в углу, исподлобья глядя на мужа. Вы, конечно, не поверите, если я скажу, что мы впервые остались наедине. В наше время так не бывает. Тем не менее, это правда.
Олег деловито и спокойно развязал галстук, аккуратно повесил белую рубашку на спинку стула. Я смотрела на чужого человека, который с этого дня стал моим мужем, на его худую спортивную фигуру, подтянутый живот, покрытый жесткими черными волосами. Совсем не такой беленький и толстенький, как Роман или мой отец, думала я. А может, дело было в том, что он не был Романом…
- Хочешь есть? - спросил Олег, повернувшись ко мне.
- Ага, - ответила я. Мне правда очень хотелось есть, несмотря на то, что еще только час назад встали из-за стола, где провели почти полдня.
Муж ушел на кухню и через несколько минут вернулся с тарелкой, на которой лежали два куска поджаренной курочки со свадебного стола, посыпанной зеленью.
Где он умудрился раздобыть еду, было непонятно. Вероятно, я просто не видела, как мама положила провизию в сумку вместе с простынями и прочей хозяйственной утварью.
Каждое движение моего мужа было уверенным и деловитым, даже здесь он чувствовал себя как дома. Он включил телевизор и протянул мне тарелку с едой. Было так странно и непривычно, что кто- то заботится обо мне.
Я знала, что веду себя неправильно. Вероятно, мне надо было сделать над собой усилие, подняться и приготовить ужин самой. Я должна была подойти и обнять Олега. С сегодняшнего дня он был женат и, конечно, был вправе ждать, что я буду любить его.
Знаете, как говорят: "Пришел Бог, а ты не готова". У меня теперь была семья, а я не знала, что мне делать дальше.

Я продолжала сидеть в углу кровати и пребывать в странном оцепенении. Меня бил озноб. Я БОЯЛАСЬ мужа и боялась того, что будет дальше.

После свадьбы мы поселились в комнате, которая была раньше моей. По вечерам на кухне что-то бесконечно варилось, жарилось, пеклось. Салаты строгались кастрюлями, картошка чистилась ведрами, окорочка жарились подносами. Но, несмотря на это, я вечно недотягивала и прокалывалась. Мне беспрерывно указывали на мои недостатки и промахи - для моей же пользы! Выяснилось, что я неряха и лентяйка, что в обществе со мной появиться стыдно.

Вскоре возвращаться домой мне просто расхотелось.

Пролетели новогодние праздники. Я была дома одна, когда раздался телефонный звонок, и, подняв трубку, я услышала незнакомый голос:
- Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Екатерину.
- Слушаю,- я удивилась, кто это мог быть.
- Я приехал из Москвы… (я похолодела)… мне надо кое-что передать вам…
Я не нашла никакой причины, чтобы отказаться, и мы договорились встретиться на автобусной остановке через час.
Черноглазый парень в модной дорогой дубленке и меховой шапке отдал мне большой целлофановый пакет. Он куда-то спешил, и я едва успела спросить, как поживает Роман.
- Все хорошо, - ответил парень, имени которого я так и не узнала. Он вежливо улыбнулся, махнул рукой, что, по-видимому, означало прощальный жест, - и скрылся. У него были какие-то свои дела в нашем городе.
Спешить было некуда. Подобрав подол шубы под себя, чтобы не замерзнуть, я присела на скамейку. Была середина рабочего дня, и люди, проходящие мимо, совершенно не обращали на меня никакого внимания. Вид большой коробки конфет с нарисованными на ней розовыми цветочками вызвал у меня грустную улыбку и целую волну теплых воспоминаний. Когда- то я получала такие коробки каждую неделю. С тех пор конфет мне никто не дарил. На флакончике с духами, аккуратно упакованном в прозрачную бумагу, двое слились в белом танце. Наш первый танец с Романом я помнила до мелочей, и знала, что он тоже его помнит. Кажется, это было целую вечность назад.
Наконец, я решилась вскрыть письмо. "Здравствуй, моя дорогая Катюша…" Я облизнула пересохшие губы, расстегнула верхнюю пуговичку шубы и жадно прочла письмо несколько раз. "Я желаю тебе счастья, ты его заслуживаешь” На бумагу падали мокрые снежные хлопья, я смахивала их толстой варежкой, и некоторые буквы угадывались теперь только по их очертаниям.
Все, можно было больше не обманывать саму себя. Все это время я продолжала любить Романа.

Я поняла, что совершила непоправимую ошибку.

Через год муж развелся со мной, чтобы жениться на моей подруге. Она ждала от него ребенка.

Мои друзья и родственники, все как один, горячо поддержали его решение. Они приходили ко мне домой, пили чай и рассказывали о моих ошибках и промахах, о которых им успел сообщить Олег. Теперь мои друзья принимали у себя моего бывшего мужа с новой женой. Их бестактные вопросы и навязчивые комментарии больно резали сердце. Сказать о том, что мне это неприятно, я стеснялась, а поэтому просто прекратила звонить им.

Мне выпал счастливый шанс поступить в аспирантуру, и я им воспользовалась. Три года я провела в исступленных занятиях без выходных и праздников. Защита моей диссертации почти совпала с маминой смертью. Сначала был праздничный банкет, а через неделю те же гости собрались за поминным столом. Они ничего не говорили, но я чувствовала, что они обвиняют меня в ее смерти. Да я и сама знала, что не оправдала ее ожиданий.
А ровно через год умер отец. Как пишут в сказках, в тот же самый день, только годом позже.
Я осталась одна в пустой квартире.

Так прошло несколько лет.

Однажды вечером раздался телефонный звонок. Голос Романа я узнала сразу же.
- Привет, как ты?
- Нормально. – пожала я плечами перед собственным отражением в зеркале. Не хотела бы, чтобы он теперь меня увидел - так я изменилась.
- Наверное, уже кандидат? Доцент?
- Кандидат. Доцент. - сказала я просто.
- Молодец, я всегда верил в тебя… Знаешь, я вообще часто о тебе вспоминаю.
- Спасибо.
- Как твои родители? Передай им привет.
- Некому передавать, - скупо молвила я с небольшой запинкой, - лучше о себе расскажи. Работа, семья, дети?
- Да, работаю. И семья есть. Представляешь, уже двое детей.
- Поздравляю, - вежливо выговорила я.
Странно, я столько лет ждала этого звонка, но теперь сказать мне было совершенно нечего. Я больше не ощущала острой непрекращающейся боли, стыда и мучительного чувства вины. Я вообще ничего не чувствовала.
В памяти вяло всплывали отрывочные воспоминания- и тут же исчезали. Роман еще что- то говорил, а я стояла у телефона, и краем глаза видела немытую посуду в раковине, которую мне следовало сегодня перемыть, не глаженый костюм на спинке стула, который мне надлежало приготовить к завтрашнему дню, включенную настольную лампа на столе.
Как хорошо, думала я сейчас, как хорошо, говорила я себе каждый день, что у меня есть моя любимая работа, и что у меня есть крыша над головой, и что я больше не нуждаюсь в средствах. Похоже, Роман был прав тогда, горько усмехнулась я про себя, стабильность и уверенность в завтрашнем дне - вот что самое главное.
- Ну, что ж пора прощаться, я устала.
- Кать, а можно я еще раз тебе позвоню?- спросил Роман.
Я ничего не ответила. Я действительно устала, а мне еще предстояло переделать столько дел, а потом – до рассвета сидеть над книгами.

После этого меня ждала половинка холодной постели (половинка- потому, что уже много месяцев я спала на не разобранном диване), короткий беспокойный сон, отрезвляющий звонок будильника, чашка безвкусного кофе, привычный макияж - на ходу, и, наконец, начало рабочего дня, которого каждую свою мучительную одинокую ночь я ждала с нетерпением.

2007 г.

Пашнева Татьяна Владимировна