За время нынешних новогодних празднеств мне довелось прочитать очерк Ираклия Андроникова «Лермонтов и Н.Ф.И.». Незадолго перед тем в библиотеке я отказалась взять сборник произведений этого автора.

Не разделяла любви к нему читателей во время его телевизионной популярности – не принимала его, на мой взгляд, слишком напыщенной, утрированно-театральной манеры подачи материала, его якобы умения перевоплощаться в персонажей своих рассказов.

А тут была в гостях и в хозяйском книжном шкафу наткнулась на 3-й том собрания сочинений этого писателя. Содержание тома не только заинтересовало меня, но и пополнило мои краеведческие знания. В частности, как раз упомянутый очерк.

Как позднее выяснилось, очерк давно известен тем рязанским краеведам, с которыми я его обсуждала. Однако они не уловили связи некоторых его персонажей с нашим краем. Связь, правда, косвенная. Но, если для кого-то представляет интерес тот факт, что Сергей Есенин бывал в рязанском кинотеатре «Дарьял», то наверняка найдутся и такие любознательные рязанцы, которых не оставят равнодушными сведения о том, что наши земляки знались когда-то с поэтом Михаилом Лермонтовым.

Одним из них мог быть, судя по этому очерку, Александр Иванович Кошелев, владелец имения в селе Песочне ныне Путятинского района Рязанской области. Его сестра Екатерина Ивановна – мать девушки, в которую был влюблён поэт и которой посвящал стихи, деликатно скрывая её имя, отчество и фамилию за инициалами «Н.Ф.И.». Что означают эти инициалы, и разгадал, расшифровал Андроников.

За ними поэт скрыл Наталью Фёдоровну Иванову. Исследователь же пошёл дальше и выяснил, что отцом девушки был известный драматург того времени Фёдор Фёдорович Иванов (1777–1816), автор популярных произведений «Семейство Старичковых» и «Марфа Посадница». «Иванов,– пишет Андроников,– слыл по Москве занимательным собеседником, весельчаком и записным театралом и сам нередко участвовал в любительских спектаклях на домашнем театре князя С.С. Апраксина. <…> Иванов был женат на сестре А.И. Кошелева – Екатерине Ивановне. <…> …Иванов оставил в “неутешной печали” супругу и “двух милых малюток…”. Первой из них в 1816 году… должно было быть около трёх лет». Первой, как выяснил Андроников, была Н.Ф.И. Значит, в то время, когда Лермонтов посвящал ей стихи, а начал это делать он с 1830 года и продолжал посвящения до 1832, ей было 17–19 лет.

В это время её дядя к Песочне ещё отношения не имел. Кошелев, который был значительно моложе своей сестры и только лет на семь–восемь старше племянницы, приобрёл Песочню в 1835 году. Так что, увы, Лермонтов в Песочне не побывал, даже, если бы какие-нибудь отчаянные фантазёры захотели его туда отправить, факты бы были против них. Романтические отношения между племянницей Кошелева и поэтом к тому времени закончились. Она, по предположению Андроникова, вышла замуж где-то между 1833 и 1836 годами. Но на становление поэта оказала большое влияние. «Кроме стихотворений, озаглавленных инициалами Н.Ф. Ивановой: “И…вой”, “Романс к И.”, “К.Н.И., “Н.Ф.И.”, к ней же, безусловно, относится ещё тридцать одно стихотворение…». – сообщает Андроников. Среди них очень популярное у моих одноклассников прощальное стихотворение «К***»:

Привожу лишь отрывок из этого стихотворения, оно длинное, но многие десятиклассники тогда знали его наизусть, полагали, что адресовано оно Варваре Лопухиной, и ведать не ведали о Наталье Ивановой. Я имею в виду моршанских школьников начала 50-х годов прошлого века, но и рязанские, наверное, заблуждались аналогично.

Наталья Фёдоровна, будучи Ивановой, едва ли могла побывать в Песочне. Сделавшись же госпожой Обресковой, возможно, и гостила там. Стараниями её дяди Песочня превратилась в цветущее имение с многоотраслевым хозяйством. Александр Иванович Кошелев отказался от чиновничьей карьеры, начинавшейся очень успешно. Объясняя перемену в своей жизни, он писал матери: «Как ни сильно во мне желание учиться, но оно не может наполнить всего моего существования, мне нужна жизнь действительная. Постараюсь сделаться первым агрономом России. Менее чем через пять лет я удвою свои доходы и произведу чувствительное улучшение в жизни крестьян».

«Уже к 1841 году Песочня стала центром огромного даже по современным меркам хозяйства,– пишут авторы очерка о Кошелеве «Рязанский реформатор» П. Акульшин и В. Горнов,– включавшего шесть компактно расположенных и достаточно доходных благоприобретённых имений в Рязанской губернии с 5,5 тысячами крепостных, промышленные предприятия, дома в Москве и Рязани, конторы на территориях, где Кошелев держал винные откупа, земли в отдалённом Новоузенском уезде Самарской губернии».

Усадьба А.И. Кошелева в Песочне. Современный вид

1841-й – год гибели поэта. Ему около 27 лет. А во время романтических отношений с племянницей Кошелева, неразделённой любви к ней, было всего 16–17. Это как раз тот возраст, когда юношами и девушками пишутся «страдательные» стихи, когда их, свои или чужие, помещают в альбомы. Именно в этом возрасте я и мои одноклассники увлекались поэзией Лермонтова. Стихи Есенин тогда находились под запретом. О том, что вообще существовал такой поэт, кое-кто из нас узнавал случайно. Советские поэты нашей поры юношество любовной лирикой не баловали. Были, конечно, лирические стихи К. Симонова, но в них передавались чувства зрелые, взрослых людей. Любовная же юношеская лирика Лермонтова притягивала нас, хотя не помню, чтобы мы представляли, в каком возрасте он её создавал.

В моём школьном альбоме под карандашным автопортретом кто-то написал лермонтовские строчки:

Моей подруге одноклассник послал стихотворную записку:

Записка попала к учительнице литературы. Та, во-первых, обвинила юного влюблённого в плагиате, во-вторых, стала уверять нас, что в нашем возрасте любви не бывает, а то, что мы принимаем за неё – увлечение, предчувствие любви, и всё это не серьёзно. Я вспомнила тот урок литературы, читая комментарий Андроникова к стихотворению, строфа из которого была приведена в записке. Андроников пишет: «Видно, что отношение Лермонтова к той, которая побудила его написать это стихотворение, было искренним и серьёзным».

Мне показалось, что писатель забыл, сколько в то время было Лермонтову лет, и воспринимал его уже сложившимся гением, упуская из виду, что гениальность тоже претерпевает развитие. А Мишелю, одолеваемому «буйными страстями», всего 16, и его окружение, люди, с которыми он не прочь примириться, воспринимают эти «страсти» капризами избалованного бабушкиного внука. Наверное, и Екатерина Ивановна, мать, Наташи, – тоже.

Совсем иначе они относятся к Кошелеву. В это время он успешный молодой столичный чиновник, взявший отпуск, чтобы познакомиться с Европой. В 1831–1832 годах он путешествует, видит Берлин, Веймар, Париж, Лондон – до страсти ли ему какого-то неуравновешенного юноши к его племяннице Наташе. Скорее всего, Кошелев узнает о ней (если узнает!) постфактум, когда имя поэта станет известным. Будет это уже после 1837 года, после гибели Пушкина, именно тогда пришла известность к двадцатидвухлетнему корнету лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтову в связи с его стихотворением «Смерть Поэта».

Копии стихотворения, по свидетельству друга Лермонтова С. Раевского, расходились десятками. «Переписывались в десятках тысяч экземпляров,– утверждает И. Панаев в своих «Литературных воспоминаниях», несколько преувеличивая, должно быть,– перечитывались и выучивались всеми». Андроников же говорит: «Стихотворение в необычайно короткий срок разошлось по Петербургу, попало в Москву и проникло в провинцию и за границу».

Лермонтова тогда в Петербурге уже не было. 25-го февраля его начальство получило «высочайшую» резолюцию: «Лейб-гвардии Гусарского полка корнета Лермонтова перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк», на Кавказ.

Слухи о горестном поэтическом успехе бывшего поклонника не могли не дойти до Натальи Фёдоровны и её матери. Екатерина Ивановна знала Лермонтова влюблённым юношей. Он бывал у неё в имении, в подмосковном селе Никольское-Тимонино, когда гостил у своего друга Николая Поливанова, жившего по соседству. Хозяйка имения уже изменила фамилию, через два года после смерти Ф. Ф. Иванова выйдя вторично замуж за Михаила Николаевича Чарторижского.

Вот она-то, Екатерина Ивановна Чарторижская, в отличие от своего брата Александра Ивановича Кошелева, – бесспорно знакомая Лермонтова, связанная с нашим Рязанским краем, возможно, даже рождением: её отец владел имением в селе Сленково Ряжского уезда Рязанского уезда. После смерти отца оно досталось Александру Ивановичу. Но случилось так, что свои сельскохозяйственные амбиции тот реализовал в Песочне. Теперь же села Сленково нет на карте…

А Дядьково всё ещё существует, хотя вот-вот окажется в черте Рязани. В этом селе родился ещё один знакомец Лермонтова, Иустин Евдокимович Дядьковский, которого его нынешние земляки считают «гордостью земли Рязанской». Был он сыном пономаря. В детские свои годы снискал славу сельского вундеркинда. В зрелые лета стал светилом медицинской науки. Его удивительные способности одним из первых заметил помещик Н.С. Дубовицкий, жена которого владела имением в Дядькове, и позволил мальчику пользоваться своей богатой библиотекой. Не без участия Дубовицкого Иустин поступил в Рязанскую семинарию на казённый счёт. Однако учёбу там прервал, чтобы продолжить её в Медико-хирургической академии, куда был принят « казённым воспитанником по медицинской части».

Через несколько лет он стал профессором этого учебного заведения. Лекции его пользовались большой популярностью у студентов. В них профессор не ограничивался только вопросами медицины, касался и духовного совершенствования людей. Его представления о духовности не совпадали с церковными, а поэтому блестящего педагога и учёного обвинили в «кощунственном отношении к церкви» и отстранили от преподавания. Впрочем, Иустин Евдокимович пользовался авторитетом не только у студентов и коллег, а, что значительно важнее для медика, – у своих пациентов.

Среди них оказалось немало людей творческих, отношения с которыми у прославленного доктора выходили за стены врачебного кабинета: известные литераторы В.Г. Белинский, Н.В. Гоголь, Д.В. Веневитинов, актёр М.С. Щепкин.

Доктор уверовал в целебную силу климатической и курортной терапии, а потому его интересовала организация отечественного курортного дела, и он, пренебрегая неудобствами дальней дороги, ездил на Кавказ, где были открыты минеральные воды. Там он познакомился с Лермонтовым, незадолго до его гибели. Но жизнь не успела сблизить этих талантливых людей – сблизила смерть. Дядьковского не стало через неделю после Лермонтова и тоже в Пятигорске. И пошли по России сказанные якобы им слова о поэте: «Что за человек! Экой умница, а стихи его – музыка, но тоскующая».

Композитор А.Е. Варламов написал на стихи Лермонтова романс «Горные вершины» и посвятил Дядьковскому. Такая вот тройственная творческая связь.

Ирина Красногорская