На первый взгляд, его работы кажутся простыми, даже детскими, но оторвать от них взгляд сложно: слишком уж завораживают эти наивные игрушки. Причудливые фигурки женщин, напоминающие профилем идолов с острова Пасхи, и козлы-свистульки, словно вышедшие из-под рук древнеславянского мастера, — во что только за свои 95 лет жизни не превращал комок глины последний сапожковский гончар Тимофей Кондрашов.

ДЛЯ ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ – ПОСЛЕДНЮЮ РУБАХУ!

По всей стране разошлись его работы, кое-что попало в частные зарубежные коллекции. Даже в Интернете изображения его забавных игрушек удивляют посетителей сайтов. Описания работ Тимофея Андреевича попали и в научные труды искусствоведов и историков. Всем, кто сталкивался с кондрашовскими игрушками, легко понять удивление археологов, находивших точно такие же фигурки в руинах древних поселений. А этим от роду десяток лет, и создали их руки гончара-самоучки, до сих пор живущего в деревне Апександро-Прасковьинка Сапожковского района.

Это заповедный уголок русской деревни, где сохранились ещё колодезные журавли, а в полях, окружающих поселение, охотятся непуганые совы. И всё же тишина здесь всё больше скорбная. Из коренных жителей почти никого не осталось, дома занесены снегом.

Но по одной избе сразу видно, что в ней живёт хозяин. И не просто Хозяин, а Душа деревни. Долго гадать, кому может принадлежать расписанный разноцветным узором дом, не надо. По всему видно — гончару, миллион раз разукрашивавшему вот такими же яркими красками забавные игрушки. Хотя, заглянув внутрь избы, я бы никогда не сказала, что здесь живёт гончар. Как ни старалась, но ни одного глиняного изделия у Тимофея Кондрашова так и не нашла.

Увидев моё удивление, дед Тимофей только развёл руками:

— Всё раздал. И игрушки, и горшки, даже гончарный круг в сапожковский музей отдал. Я ж отошёл от дел, руки не владеют, голова кружится...

— Как же так вышло, что ничего для себя не оставили?

— А так, —улыбнувшись, ответил мастер, — один человек приехал хороший, за ним — ещё лучше...

ГОЛОДНОЕ ИСКУССТВО

Глядя на ряды заброшенных домиков, даже не верится, что когда-то здесь была деревня гончаров, где практически в каждой избе лепили посуду из глины. Даже само поселение в народе прозвали Глинки. И Тимофей Кондрашов, перенимая семейные традиции, сел за гончарный круг, будучи ещё мальчишкой, в 7 лет. Так что по окончании четырёхлетки он твёрдо был уверен в выборе профессии — стать гончаром.

А потом была война. И плен в самом её начале. Голодный пеший перегон в Германию, когда приходилось есть траву, а о хлебе только мечтать. Ещё было возвращение в 1947-м, испорченная биография, с которой о хорошем заработке можно было забыть, позорная зарплата в 12 рублей. Голод погнал колхозного рабочего Кондрашова в поля за глиной. Чтобы хоть как-то прокормиться, стал он лепить игрушки, которые продавал по пятачку ребятишкам и благодаря которым спустя полвека стал лауреатом национальной премии «Душа России».

Не одного Кондрашова кормила глина: по-прежнему глинковцы вставали в три утра не для того, чтобы доить коров, а чтобы творить. Но советской власти кустари были не нужны, так что в хрущёвские времена их обложили такими налогами, что большинство просто забросило свои гончарные круги.

— Ведь как бывало: поедешь на ярмарку, продал не продал, а плати. А бывало голодным возвращался — ничего не продал. Живот сводило, а всё равно платил.

Так и сошло на нет гончарное искусство в Сапожковском районе.

— Сначала горшки лепить перестали. Потом осталось несколько женщин, которые игрушки делали. А потом один я остался. И не найти мальчика, которому можно передать ремесло. Работа грязная и тяжёлая. У нас же всё вручную было. Глину копали втроём, месили её ногами, потом за круг садились — напряжение большое, спина болит, а всё сидишь, выводишь форму. Потом на пять мастеров копали горно (яму в земле, обложенную кирпичом, в которой обжигали горшки. — Г. С). Нею что в Скопине. Там машины-глиномесы, формы для горшков, печи...

сам — от начала до конца, только тогда в глиняном изделии поселяется душа.

— А ваши дети не захотели пойти по вашим стопам?

— Нет. Одна дочь — швея, вторая — пчеловод, третья — инженер, четвёртая — домохозяйка.

— Когда ж вы своё ремесло забросили? Давно?

— Игрушки, наверно, год как, а посуду—года три...

ХРАНИТЬ КАК ИСТОРИЮ

На самом деле прошло много больше времени. Об этом я узнала только в краеведческом музее при Морозово-Бор-ковской школе, куда мы заглянули по совету мастера, чтобы всё-таки воочию увидеть его работы.

— Он уже почти десять лет не делает горшков, хотя иногда забавляет детей свистульками, — рассказала нам Людмила Власова, заместитель директора школы. —А когда-то за его цветочными горшками специально из Москвы приезжали. Говорят, в них цветы растут лучше всего. Теперь их увидишь разве что в музеях. Вот и наш директор Людмила Кузнецова решила, что пора нашу историю хранить.

По всем домам села Морозовы-Борки (оно по соседству с Александро-Прасковьинкой) собирали учителя и дети последние работы мастера: горшки, барыни, свистульки. Многие борковчане покупали кондрашовские изделия, хотя не всегда бережно их хранили. Всё-таки для них, всю жизнь проживших на богатой гончарными талантами земле, в первую очередь это была домашняя утварь, а уже потом удивительные произведе-> ния гончарного ремесла.

— Раньше, — вспоминает Людмила, — все борковские огороды черепками были усыпаны, так много было глиняной посуды. А сейчас в округе уже никого, кроме Тимофея Андреевича, не осталось.

Глубоким вечером прощалась я с сапожковскими деревнями. То ли однообразные зимние пейзажи, то ли унылый вид заброшенных домиков наводили на грустные мысли. Говоря «Приятно было познакомиться!» пожилому гончару, прощалась я с живой историей, живым народным искусством, которое, увы, безвозвратно покидает рязанские земли...

Галина Смирнова

Газета «Панорама города», №5 (662) 2009 г.