Всех нас огорчают безвозвратно потерянные возможности остановить счастливые мгновения общения с другими людьми. В благодарность судьбе за многолетнюю дружбу с Георгием Карловичем Вагнером я взял на себя смелость воспроизвести несколько эпизодов, связанных с именем этого великого уроженца Рязанского края.

Год моего знакомства с Георгием Карловичем Вагнером – 1966. Проезжая в экспедиционной машине улицами города Владимира, среди пёстрой массы горожан и туристов я увидел мужчину, поразившего меня своей особой статью. На нём был светлый парусиновый пиджак, в руках фотоаппарат «Москва». «Архитектор» – мелькнуло в моём сознании. Светлый силуэт высокого незнакомца врезался в память.

Тот короткий миг стал как бы началом нашего знакомства. Вскоре в лагере археологов Отто Николаевич Бадер познакомил меня с «владимирским архитектором» Георгием Карловичем Вагнером! Памятная встреча! Запомнилась даже книга, которую держал он перед собой. Это был сигнальный номер каталога частной коллекции древнерусского искусства из собраний П.Д. Корина. До сих пор слышу звучание мягкого, негромкого голоса Вагнера. Все, кто слышал выступления ученого, хорошо помнят этот слабый, в силу хронической болезни горла, часто срывающийся на шёпот, но богато окрашенный интонациями голос. Помню живой интерес Вагнера к Рязани и рязанцам. Ничего дежурного, формального в его вопросах не было. Смею утверждать, что всё, что для Г.К. Вагнера было чужым, к чему он был безразличным, никогда не вызывало в нём серьёзного волнения. Искренность его слов и поступков была абсолютной. Особенно дорожил дружбой, по-христиански верен и предан был тем, кто, как и он, стоически пережил преследования со стороны власти.

Сегодня, вспоминая это, я сам спрашиваю у себя: «Почему в те августовские дни у д -мова? Почему же и я на протяжении тридцатилетней дружбы не заговаривал с Георгием Карловичем о нём? А ведь вполне возможно, что болезное сердца автора «Колымских рассказов» билось поблизости. Жил Шаламов тогда во Владимире и, где как не у стен, под сводами православных соборов мог находить уют души своей великий писатель? Не могли же два таких достойных человека не укреплять друг друга хотя бы своим близким присутствием?»

Это пространное отступление в область предположений является конечно лишь авторской попыткой оправдать желание закрепить в коротком рассказе несколько деталей, в которых узнавался бы тот настоящий, цельный и очень мощный характер Вагнера.

Обладал Георгий Карлович редким в наши дни даром вести беседу. Он мог удерживать разговор в русле незатухающего интереса со всеми. Широки были у него горизонты научной эрудиции и знания человеческой психологии. Богатым был жизненный опыт. Но главное – это не замутненная предрассудками любовь Вагнера ко всему, что составляло культуру (во всеохватном её понимании) русского народа. Удивительные царства народного языка были глубинными истоками его речи. Истинный патриот, Георгий Карлович буквально упивался народной культурой. Вся «книжная мудрость» его научных трудов ложилась легко на слух уже потому, что в ней звучали бесчисленные интонации православной культуры с её глубокими «тысячелетними корнями».

Его рассказы об отдельных эпизодах собственной жизни были поучительны и всегда личностно драгоценны. В них было то, что уберегла Душа человека, многие годы гонимая властями. В минуты особых откровений, а Георгий Карлович был откровенен с теми, кто представлялся ему в поступках, прежде всего, честным, он мог читать собственные стихи. Его сочинения были красивы и глубоки, как душа самого автора. «Это всё грехи молодости. Годы увлечения музыкой, театром, – на мгновение задумавшись, признался он как-то. – Тогда я неплохо пел. Участвовал в домашних оперных вечерах. Несерьезно всё это!» Снова задумался. Помню характерный жест его большой руки. Чем-то сродни жесту пожилых матерей в минуты их раздумий о судьбах детей. После короткой паузы продолжил: «Хотя поэзия выше нашего разумения. Вспомните Пушкина! Разве не от Бога его вдохновенность?!»

Вновь отрешённый взгляд и вновь глаза теплеют. Вновь возвращается он из глубин своих размышлений к сидящему собеседнику. Только теперь уже мне приходится рухнуть в пучину чувств от услышанного: «Когда после очередного допроса меня бросили в камеру, тело мое отупело от боли. Лежал в полузабытье. Неожиданно начали вспоминаться строки “Сказки о царе Салтане”. Сколько часов пребывал я тогда в светлом раю пушкинского творения, не помню. Но то, что необычным способом ко мне пришло исцеление – это абсолютно точно!»

О поразительном воздействии этого произведения гениального поэта на узников застенков пришлось услышать мне и в Санкт-Петербурге от Ирины Робертовны Куллэ: «Сквозь оглушенное болью мутное сознание услышала звонко-светлые строчки “Сказки о царе Салтане”. Читала их по памяти моя сока-мерница. И так, вдруг, легко стало!».
Многолетняя моя переписка с Георгием Карловичем хранит приветы и пожелания, в телефонных наших разговорах звучали его постоянные вопросы о судьбе того или иного человека, события, общественного начинания. Архитекторы и музейные работники Рязани и города Спасска помнят ту кипучую активность, которую учёный проявлял во время подготовки к торжествам, посвященным 900-летнему юбилею Рязани.
Вот его письмо:
«Москва, 22.11.92 г.
Дорогой Александр Николаевич, Саша!

Сегодня, после того, как я отправил Вам письмо, я поехал в Центр, к Политехническому музею, около которого находится часовня – памятник воинам, погибшим в русско-турецкую войну 1877-1878 гг. Эту часовню-памятник вполне можно считать (по своей функции) аналогом той часовни, которую хотят построить в Рязани в честь 900-летия города. Так что же оказалось?».

И далее идет подробное описание памятника. В конце приписка: «...Передайте все это архитектору Валентину Ивановичу».

Текст письма был сопровождён зарисовкой, выполненной Георгием Карловичем с натуры, с последующей корректировкой уже дома.

Подобная ответственность перед каждым, кто обращался за помощью, была у него примерной. Посудите сами: какой резон чрезмерно занятому человеку, связанному путами редакторских сроков, помнить кратковременные встречи и при первой же возможности в очередном письме просить меня «...и обязательно передайте привет Валерию Даниловичу. Очень жалею, что наутро мы не встретились...».

Вот другой пример. Учёный незамедлительно отреагировал на вопрос, который был задан ему во время беседы, примерно в такой форме «Георгий Карлович, солистка театра Колобова спросила меня о значении восьми столбов в стихотворении «Океан» Бальмонта, на что я не мог дать никаких пояснений…».

В одностраничном письме сразу после обращения, Георгий Карлович сообщает:

«Никаких “восьми столбов” в бальмонтовском стихотворении “Океан” нет. Тут какое-то недоразумение.

Вообще, число 8 - это число планеты Сатурн. С ним связано нечто тёмное, мрачное, грозящее смертью. Хотя в римской мифологии Сатурн был богом земледелия, и ему посвящались веселые праздники – сатурналии.

Откуда взялись ваши 8 столбов? Не вкралось ли здесь путаница с названием стихотворения? Поэтому раскрыть символику “восьмерицы” вне контекста невозможно. Уточните вопрос. Он меня заинтересовал».

Но, печально, что эта недатированная страничка письма стала последней в нашей переписке. На её строчках, всё ещё ровных, уже явственно проступали следы тяжелейшего недуга Вагнера. Видно было, что буквы давались ему с огромным напряжением. Болезнь окончательно вторглась в судьбу сильного Духом, доброго Сердцем, неутомимого радетеля Истины.

Как часто многие из нас безоглядно, порой беспардонно воруют силы и время у таких, как Георгий Карлович. Но, правда есть и в другом: такие люди, как он, сами держат нас около себя, одаривая радостью общения.

Вот почему нельзя было разделять его на Вагнера ученого и Вагнера друга. Для многих, очень многих он был близок, доступен в своей естественной простоте общения, безусловно, оставаясь при этом закрытым, наглухо затворенным от праздно любопытствующих. Сокровенное он оберегал с исключительной зоркостью. «Нечистых» в помыслах он «раскалывал» без чьей бы то ни было подсказки. Хотя в житейских ситуациях мог, как он сам признавался «обмишуриться»: «На днях позвонил некий человек. Представился издателем. Напросился в гости. Из гостей ушёл с пачкой писем от М. Юдиной и, конечно же, как в воду канул. Ну, да Бог с ним! Может быть, письма пригодятся когда-нибудь. Правда, жалко, что так получилось... Не мог отказать!»

Нет, не следует спешно давать какие-либо оценки этому поступку, поскольку Георгий Карлович был не так прост. Гений учёного, личность, усвоившая собой духовность «в своём высочайшем человеческом смысле», была выше обывательских страстей, которые разбивались о крепкий характер, воспитанный в многовековых семейных традициях православия.

18 ноября 1982 г. на московской квартире Георгия Карловича состоялось вручение ему диплома Почётного гражданина Рязани. Дмитрий Леонидович Чекурин в присутствии рязанского архитектора Валентина Ивановича Третьякова и меня поздравил учёного с наградой, вручил диплом и герб города Рязани, исполненный В. Шелудяковым.

Вагнер смущён, искренне взволнован. Ещё бы! Изгой становится Почётным гражданином родного города! И вдруг улыбающийся именинник, проговорив: «Неужели это мне?!. Ну, что Вы!» – на несколько минут погружается в раздумье. Рукой касаясь поверхности герба, он отстранился, будто на миг изолировался от всех нас. О чём были его мысли, осталось неведомым. Только меня почему-то пронзило ощущение напряженного драматизма, ощущение великой нелепости, когда человек, достойнейший высоких почестей за свой подвижнический труд и стоическую жизнь, вновь переживает минуты явной отчуждённости его от общественности по причине, как сам признавался Георгий Карлович, колымского клейма. Хотя, по-человечески, в эти часы всё происходило в обстановке очень тёплой и взаимно искренней! В эти же часы Георгию Карловичу позвонили из «Лензолота». Их съёмочная группа просила разрешения на съёмку Георгия Карловича, поскольку он является одним из авторов большой книги о добыче золота на Колымских приисках.

Но Вагнер не раз признавался и в письмах, и в прямом разговоре о своих тревогах, связанных с исчезновением в современном обществе этико-нравственных отношений: «Я как-то подсчитал, чтобы вернуться к прежним, нормальным этическим отношениям, придётся воспитать не менее семи поколений!»

Минуты своеобразного ухода в себя были недолгими. И вскоре Георгий Карлович был снова с нами: «Так! Со вниманием слушаю!»

Валентин Иванович Третьяков принялся излагать свои вопросы, связанные с проектом юбилейной часовни. «Когда я приехал в Рязань из Спасска, на том месте, где предполагается закладка будущей часовни, была базарная площадь. Ведро яблок стоило рупь!» – вспомнил Вагнер И далее: «Вы учились у Бунина, Брунова?. Это мои друзья. Вы на хорошем пути стоите!»

Был Георгий Карлович всегда среди нас, его земляков, всегда с нами, с нашими проблемами, вопросами. При этом дух его одновременно воспарял к высотам, которые были доступны далеко не каждому. И всё же отдельные поступки в поведении Георгия Карловича кое у кого вызывали откровенное недоумение: «Для чего ему всё это нужно?! Зачем он, как мальчишка, на рожон лезет?!». Приведу несколько строк из дневниковых записей от 20 марта 1984 года, где Вагнер возвращается к разговору о книге академика Бориса Викторовича Раушенбаха:
«Если академический Совет приглашает меня на обсуждение книги Бориса Викторовича, то я буду только защищать его. Я уже посылал рецензию и своё категорическое запрещение публикации статьи «киевлянина», а он, пройдоха, ищет всевозможные пути дискредитирования Бориса Викторовича».
Или другое признание:

«Вчера я, словно мальчишка, вскакивал с места во время заседания Совета и всё требовал от Зайцева показать в тексте то, что он пытается приписать Борису Викторовичу».

Этих несколько фраз достаточно для того, чтобы обнаружить в поведении Вагнера неуемность желаний отстаивать чистоту научной мысли, защищать искренность желаний разобраться в существе искусствоведческих проблем.

Такое же по силе эмоционального заряда активное участие принял он в случае с «Кадомским делом». Георгий Карлович, возмущённый поведением рязанских властей, принялся отстаивать и защищать местного педагога и учеников, «осмелившихся петь в церковном хоре». Тогда учёный опубликовал статью в «Известиях» и отправил хлёсткое письмо первому секретарю Рязанского обкома партии. В связи с этим фактом, позволю себе привести ещё одну запись от 3 октября 1989 г.:

«Звоню Георгию Карловичу и узнаю, что он два дня пытается дозвониться до меня. Голос у него печальный: “Саша, вы читали статью в “Известиях” о наказании педагогов за то, что они поют в церковном хоре? Какой ужас. Как же всё это можно творить в наше время? Я написал рассерженные письма на имя Хитруна, первого секретаря Кадомского райкома, в редакцию “Известий”».

Затем Георгий Карлович просил уточнить название лесничества в районе Кадома, где в 1920–1927 годах было совершено тяжелейшее преступление. Убийцы были судимы при огромном стечении народа: «У меня, Саша, есть в связи с этим кое-что сказать. Но нужно, прежде всего, уточнить названия». А при разговоре 6 ноября 1989 года Георгий Карлович сообщает о звонке инструктора обкома, добавив: «Сейчас делаю статью о духовности в журнал “Наше наследие”, в ней обязательно упомяну кадомских инквизиторов».

Волновалось сердце Вагнера и за судьбу имения генерала Скобелева, и за судьбу Спасского кладбища, и за судьбу всей культуры Рязанского края.

В марте 1988 года Георгия Карловича в качестве почётного гостя пригласили участвовать в научной конференции, посвященной 100-летию со дня начала научной деятельности археолога В.А. Городцова. Приглашение он принял с благодарностью. Конечно же, приехал и выступил дважды. Незадолго до начала работы научных чтений фотограф Рязанского музея Ю. Назаров произнёс: «Сегодня праздник! Раз вспомнили хорошего человека – значит праздник!». На это, улыбнувшись, Георгий Карлович отозвался: «У хороших людей Душа всегда пребывает в радости праздника!» А чуточку погодя добавил: «Удивительно сколько же по-настоящему чутких людей живёт».

Одним из таких чутких, всегда готовым и всегда приходящим на помощь, всегда сомневающимся и всегда неотступно деятельным, уверенным в правоте истины, был и сам Георгий Карлович Вагнер.

Александр Бабий

См. также: Георгий Карлович Вагнер

Столетний юбилей