Итак, все индо-европейцы имеют сходные представления о загробной жизни, произрастающие из ведических верований ариев. Интересно будет сравнить их со взглядами на потусторонний мир неарийских народов.

Обширной и интересной загробной тематикой богаты мифы Древнего Египта. Тут надо оговориться, что за многотысячелетнюю историю страны Та-Кемет, которую мы знаем под псевдонимом Египет, они неоднократно претерпевали коренные пересмотры и потому, взгляды на жизнь после смерти времён Третьей династии мало чем схожи со взглядами времён Среднего царства. Рассмотреть эту динамику очень интересно, но это отдельная необозримая тема, размером в несколько докторских диссертаций, а потому позволю себе конспективно изложить лишь окончательно оформленный её вариант, изложенный в Текстах пирамид и производной от них «Книге мёртвых».

После смерти древний египтянин распадался на несколько частей. От тела не только отлетала душа, но и отделялось имя и загадочный объект Ка. Ка – явление уникальное, ни в какой религии больше аналогов не имеющее. Это как бы бестелесный двойник человека, который при определённых условиях способен пережить телесную оболочку. Ведёт он себя как заурядный покемон – если, допустим, его не кормить, то он умрёт от голода. Или если своевременно не защитить его магическими формулами, то его сожрут чудовища загробного мира. Но главное условие для поддержания Ка – сохранение образа покойника в виде мумии или хотя бы статуи. Пока изображение человека существует, существует и его Ка. И тем краше будет его существование, чем больше даров положат в могилу с покойником.

У души свой маршрут. Первоначально считалось, что она в виде птички улетает на небеса. Затем, что души усопших подсаживаются в ладью бога солнца Ра и он отвозит их на запад – туда, где расположена страна мёртвых (расположение мира мёртвых на западе нам знакомо из арийских верований). Ну, и в конечном варианте, к моменту создания Текстов пирамид, у египтян уже сформировалась концепция посмертного воздаяния за прижизненные дела. Душу стал встречать бог Анубис для того, чтобы препроводить её на суд Осириса.

Суд Осириса

Осирис, который сам был убит своим братом Сетом, но потом воскрес, повелевает Царством Мёртвых и определяет дальнейшую судьбу души следующим методом: на одну чашу весов кладётся сердце новопреставленного, а на другую встаёт богиня правды (как вариант – кладётся пёрышко). Если сердце оказывается тяжелее противовеса, то значит, что подсудимый отягощён злом и его душу скармливают некоему крокодилообразному монстру. Ну, а при противоположном исходе – её ждёт египетский раёк Дуат.

Не менее славной и продолжительной, чем у Египта была и история Китая. Представления о загробной жизни на её протяжении тоже неоднократно менялись и в конце-концов сформировались следующим образом. Китаец после смерти тоже распадается на части. Одна из трёх частей его души, если можно так выразиться, подлежит перерождению – в новом воплощении она может быть кем угодно, только не человеком. Вторая часть остаётся дома, присматривать за потомками и работать в качестве доброго домового, то есть выполнять ту самую роль «семейных» божеств, которую у славян играли Чуры. А третий компонент отправляется в царство мёртвых держать ответ за прожитую жизнь. Если она была достойной и праведной, то эта часть души перевоплощается в высшее существо, если нет – то добро пожаловать в ад, где грешников вмораживают в лёд, а на головах у них разводят костры из горящей серы.

Ни один рассказ об отношениях человека со смертью не будет полным без упоминания о Японии. Вплоть до 60-х годов XIX века эта страна находилась в добровольной изоляции от остального мира. Японское общество, наглухо закрытое для внешних влияний, варилось в собственном соку из причудливого коктейля религиозно-философских идеологий: даосизма, конфуцианства, буддизма, синтоизма. Классовое расслоение было выражено настолько, что простолюдины не имели даже имен. Их участью была жизнь на правах скота; долей знати была смерть! «Путь самурая – это путь смерти» – гласит основная заповедь кодекса чести Бусидо. В идеале это должна была быть смерть в бою, во всех остальных случаях – ритуальное самоубийство. Достойная смерть ценилась выше, чем достойная жизнь, а для людей небезупречных становилась иногда единственным способом заслужить уважение (хотя бы посмертное! ). Поэтому, вопреки распространенному у европейцев мнению, такую привилегию как харакири получал далеко не каждый желающий.

«Из всех дорог всегда выбирай ту, которая ведёт к смерти» («Бусидо»).

Скажем, самурай допустивший смерть своего господина или потерявший меч обрекался на проклятие и становился ронином – презренным изгоем, которого мог зарубить первый встречный. Сам же себя он убить не мог, так как такая смерть считалась трусливой и недостойной. Смерть становилась смыслом жизни, а жизнь – лишь подготовкой к смерти. Даже в учебниках по этикету обязательно присутствовала глава о правильном проведении ритуала… Нигде во всемирной истории я не сумел найти примера подобных взаимоотношений человека со смертью. Только средневековым японским воинам, восхищавшимся её страшной красотой и видевшим эстетику в самом процессе умирания, удалось превратить смерть в культ!

Задумывались над рассматриваемой нами проблемой и в другом полушарии нашей планеты. Благодаря стараниям конкистадоров и инквизиторов, научные, исторические и религиозно-философские труды практически всех индейских народов, в массе своей, до нас не дошли, но имеющиеся ныне в нашем распоряжении жалкие крохи свидетельствуют, что состояние человека после смерти интересовало даже примитивные племена. Выработанные ими взгляды разительно отличались друг от друга, что говорит о том, что постморбидную философию они формировали самостоятельно и независимо от кого-либо – в столь деликатный вопрос чужие веяния не допускались!

Северо-американские индейцы считали, что в мире мёртвых всё происходит шиворот-навыворот: люди ходят вверх ногами, говорят слова задом наперёд, спят днём, бодрствуют ночью, смеются, когда им грустно, и плачут, когда весело, а у тамошних женщин груди растут на спине. Амазонские племена, напротив, считали, что в загробном мире всё так же, как у нас. А попасть туда проще простого: нужно лишь открыть Врата смерти. Ключа к ним нет, так как открываются они только пуповиной. Поэтому, пуповину берегли паче зеницы ока, а после смерти её вешали на дерево, под которым располагалась могила, дабы покойник сразу мог её обнаружить. Ну, а не уберёг пуповину – скитайся неприкаянный по нашему миру…

Большими специалистами в изучаемом нами вопросе были ацтеки – на религиозных празднествах они на раз приносили в жертву по десять-двадцать тысяч человек. Пару-тройку пленников забивали ежедневно утром и вечером, посвящая их ещё сокращающиеся сердца Солнцу. Утром дабы придать ему сил для движения по небосводу; вечером, чтобы завтра светило вновь вернулось. Их загробный мир походил более на низкопробную компьютерную игру с несколькими уровнями. В этом лабиринте душе усопшего надлежит преодолеть сталкивающиеся скалы, восемь пустынь, ураган из обсидиановых лезвий и прочие испытания. Периодически на её пути возникают и одушествлённые преграды, как то говорящие змея и крокодил. Оные рептилии предложат отгадать их шизофренические загадки и, разумеется, сожрут, если ответ будет дан неправильный. Если же повезёт, то покойник попадает на берег Великой Реки Мёртвых (опять река! ). Оттуда до Царства Мёртвых уже рукою подать, но, вот напасть, войти туда могут только существа, как бы это выразиться, ангелоподобные, то есть лишённые половой дифференциации. А потому содержимое мошонки придётся повесить на произрастающее здесь же говорящее дерево, а оно в качестве утешения за столь непоправимую утрату предложит на бонус свой плод, дарующий потерю памяти. Сразу по завершению этой сделки, на берегу Реки Мёртвых появится невесть откуда красная собака (опять собака! ), на спине которой потрёпанная душа её и форсирует. Радует только одно, что судить здесь душу уже никто не будет. Владыка Царства Мёртвых Миктлантекутли проверит дары, которые для него положили в могилу вместе с покойником скорбящие родственники и распределит его душу, пропорционально полученной взятке, в одну из девяти подвластных ему областей, существенно отличающихся друг от друга условиями содержания.

Миктлантекутли.

Напрямую, без лишних мытарств, в ацтекский рай попадали три категории граждан: женщины, умершие в родах, добровольцы, принесённые в жертву и, разумеется, воины, павшие в битве (смотрите, разные этносы, разные континенты, а эталон мужской доблести одинаков – это только у нас в последние годы «крутизна» стала определяться маркой часов и машины! ).

Ну, и напоследок о мировых религиях и их отношении к смерти и загробной жизни. Мировыми религиями в настоящий момент считаются буддизм, ислам и христианство. О буддизме мы уже говорили, а потому конспективно взглянем на две оставшиеся.

Самая молодая из мировых религий – ислам – оставляет человеку возможность «распорядиться собой» в случаях, когда это связано с неминуемым позором или «угодно Аллаху» (последнее объясняет почему воинствующие исламистские организации делают такой упор на использование террористов-камикадзе, для которых это самый верный способ попасть в рай! ). Исламский рай окрашен во все цвета сексуальности: «Посреди садов вечности дворцы из жемчуга. В таком дворце семьдесят помещений из красного яхонта, в каждом помещении семьдесят комнат из зелёных изумрудов, в каждой комнате ложе, на каждом ложе постелены семьдесят постелей всех цветов, на каждой постели жена из большеглазых чернооких…». Всё это роскошество собрано лишь для того, чтобы правоверный испытывал постоянный оргазм.

Изо дня в день каждое утро правоверному в исламском раю надо «осчастливить» 343000 таких красоток-гурий…

А если трёхсот сорока трёх тысяч гурий ему для этого не хватит, то к каждой из них приставлены ещё по семьдесят «великолепных собой вечно девственных прислужниц» и, для разнообразия или на любителя, «столько же вечно юных мальчиков» . Остальные представления о загробном мире ислам почти без купюр перенял у христианства (вплоть до семи колец ада).

Христианство относится к жизни и смерти наиболее категорично. И то, и другое считается Божьим даром и, соответственно, только Бог правомерен решать кому и когда дать жизнь, а когда ее забрать. Убийство, самоубийство, аборт (убийство нерождённого младенца) считаются наитягчайшими из грехов и рассматриваются не как банальное сведение счётов с жизнью, а как восстание против Божьей воли. Не отрицая смерти телесной оболочки и даже гибели мира в целом (апокалипсис), христианская философия доводит догмат о «бессмертии души» до логического конца. Центральный момент евангельских повествований – воскресение из мёртвых Иисуса Христа – провозглашается победой жизни над смертью.

Икона «Схождение во ад» изображает победу Христа над Смертью

Земную жизнь христианство призывает рассматривать всего лишь как прелюдию к «жизни вечной». В зависимости от прижизненных дел, праведники получат после смерти награду в виде «райского блаженства», а грешники – наказание в виде «адских мук». Сама же смерть рассматривается, как некий переходный процесс от одного вида жизни к другому, поэтому классическая христианская традиция запрещает горевать об умерших, предписывая только молиться о спасении их душ.

Коммунистическая псевдорелигия – научный атеизм – отрицая Бога, отрицала и загробную жизнь. Земное бытиё объявлялось единственным видом существования. Атеизм стал первым «вероисповеданием», жестоко обрёкшим человека на небытие после смерти. Лишь ленинской мумии дана была привилегия именоваться «вечноживой».

Социально-экономические потрясения, связанные с «переходом к рынку», не могли не поколебать морально-нравственных основ нашего общества. Жизнь обесценилась! Убийства стали самым простым способом ведения бизнеса и решения пьяных споров. Ежегодно в криминальных разборках всех уровней мы теряем больше людей, чем за 10 лет войны в Афганистане. И говорить в такой обстановке о пересмотре наших отношений к смерти многим кажется неуместным и несвоевременным. Однако, с другой стороны, сегодня мы уже не всегда вписываемся в этические клише двухтысячелетней давности.

Стремительный прогресс медико-биологических наук с середины XIX века постоянно опережает моральное развитие общества. Медицинские новшества не сразу получают общественное одобрение из-за отсутствия нравственных и юридических норм. Даже столь привычная нынче пересадка сердца пробивалась в жизнь с великим трудом. А сегодня мы можем реально оказаться перед фактом настоящего правового и этического паралича деятельности целых отраслей медицины. Уже сегодня настоятельно требуют решения вопросы эфтаназии, трансплантологии, онкологии, геронтологии… замаячила перспектива дискуссий по использованию в медицинских целях клонированных органов. Подавляющее большинство этих проблем так или иначе затрагивает отношение общества к смерти. Ведь, смерть – это неотъемлемый атрибут жизни и так часто случается, что чья-то смерть становится началом чьей-то жизни.

Орлов В.В., к.м.н.