Великое княжество Тверское в лучшие свои времена и впрямь было великим. Бодалось с первопрестольным Владимиром за гегемонию в Северо-Восточной Руси, осаживало Литву, ставило на колени торгашеско-вечевой Новгород…

Русские земли в середине XV века.

Но в битвах гигантов Тверь проглядела, как в южном её подбрюшии сформировалось злокачественное новообразование – Москва.

Сначала это был прыщ, безболезненный и внешне безобидный. Тверские дружинники спотыкались об него, когда маршировали в походы на юг. Понятно, походя что-то громили и грабили, но выжечь дотла калёным железом и засыпать потом это место солью не то не догадались, не то руки не дошли. А когда спохватились, было поздно.

Прыщ стал нарывом. Москвичи научились огрызаться и контролируемая ими территория перестала быть проходным двором для более могущественных соседей. Против Москвы приходилось теперь разрабатывать отдельные полноценные военные кампании и исход их перестал быть предрешённым.

Гнойником нарыв стал в 1327-м году. Мы уже упоминали эту дату – в тот год в Твери полыхнуло антиордынское восстание. Восставших не поддержал никто. Зато нашлись желающие выслужиться перед ордынскими хозяевами. Самым расторопным из них оказался московский правитель Иван Калита. Он примчался в Орду, лизал сапоги хану Узбеку и умолил его доверить ему подавление тверского восстания.

Промосковские историки (а других у нас, к сожалению, нет) задним числом сочинили для Калиты алиби. Дескать, не возглавь он карателей, татары принесли бы Руси гораздо больше бедствий, чем под его руководством… Честно говоря, не знаю, можно ли было выпотрошить Тверское княжество сильнее, чем это сделал Калита. От своего геополитического конкурента он, в прямом смысле, не оставил камня на камне! После подавления Калитой восстания, Тверь уже не оправилась и баланс сил на северо-востоке Руси окончательно перераспределился в пользу Москвы.

Хан Узбек по достоинству оценил рвение своего холопа. Именно за разгром Твери он пожаловал Калите праздничную тюбетейку, которую Иван Данилович переделал в шапку Мономаха.

Самому верному из своих русских рабов Узбек оказал ещё и знак доверия – поручил Калите сбор дани. Москва принялась тянуть соки из соседей и усиливаться за их счёт (чем продолжает заниматься и сей день); гнойник переродился в раковую опухоль.

А Великое княжество Тверское покатилось к упадку. Впрочем, процесс этот затянулся на полтораста лет и тверской правящий дом неоднократно предпринимал попытки противопоставить себя Москве. Московским правителям приходилось постоянно оглядываться на тверичей, а во времена кризисов опускаться до заигрываний.

В качестве одного из способов нейтрализации своих тверских коллег московские князья стали использовать систему династических браков. Не избежал сего и главный герой нашего нынешнего исследования Иван III. Софья Палеолог была его второй женой, а первым браком он был женат на тверской княжне Марии Борисовне (в Москве её будут звать Мария Тверитянка).

Брак этот был чисто политическим. Когда Ивана и Марью обручили, ему было семь лет, ей – пять. Обвенчались они в возрасте, соответственно, двенадцати и десяти лет. Потомством физиология позволила юной чете обзавестись лишь через шесть лет совместной жизни – 15 февраля 1458-го года Мария Тверитянка родила сына Ивана (в документах и летописях его, чтобы отличать от отца, будут называть Иван Молодой). Сделаем себе здесь первую пометочку: Иван Молодой, как внук Великого князя Тверского по материнской линии имел наследственные права на тверской престол.

Других детей, кроме Ивана Молодого, Мария Тверитянка родить не успела. Молодая, здоровая, цветущая женщина скоропостижно скончалась в возрасте двадцати пяти лет. В летописях политкорректно записали, что «от горячки», но в народе пошли гулять толки, что смерть Мария Борисовна приняла от «смертного зелия».

Два года Иван III честно носил траур. До тех пор, пока в Москву не прикатило посольство из Рима и не началась эпопея со сватовством к Софье Палеолог, которую мы рассмотрели в III части.

Там мы закончили на свадьбе Ивана Васильевича и Софьи Фоминичны. Но это только сказки заканчиваются свадьбой – в реальной жизни со свадьбы всё только начинается. Тем более, что Софья оказалась в чужой для себя стране, в непривычном климате, не зная языка и нравов, без родственников и друзей. Кроме того, далеко не все в Москве приняли новую государыню тепло и дружелюбно. Сформировалась целая партия противников Софьи; её знаменем стал Иван Молодой.

Несколько раз Иван Васильевич даже отсылал неуживчивого отпрыска от себя, но, во-первых, сын есть сын; во-вторых, это был не просто первенец, а ещё и наследник престола; в-третьих, Иван Молодой во всём, кроме отношений с мачехой, был сущим молодцом и настоящей опорой ИванаIII – с 10-ти лет сопровождал отца во всех походах; с 15-ти командовал (под присмотром опытных воевод, разумеется) войсками; показал себя героем на Угре…

До предела обстановка в семье московского правителя накалилась, когда Софья родила Ивану Васильевичу сына Василия. Иван Молодой перестал быть единственным претендентом на престол. К тому же гречанка, носившая в генах отточенное целыми поколениями византийских императоров мастерство придворных интриг, успела обзавестись при московском дворе собственной «группой поддержки» (это было не трудно, так как сделать супругу государя своим рычагом влияния на него мечталось многим). Назрел серьёзный конфликт с самыми непредсказуемыми последствиями и для семьи, и для страны.

Урегулировать ситуацию Иван Васильевич решил традиционным народным способом – женить сына. Московские соглядатаи поехали по сопредельным странам выискивая подходящую невесту. Требований к ней предъявлялось два: чтобы была благородных кровей и чтобы была православной.

Подходящая кандидатка нашлась в семье молдавского господаря Стефана. У него как раз достигла брачного возраста дочь Елена.

Родовитостью невеста не подвела. Да, можно сказать, вообще, была своей – Иван III и мать Елены были двоюродными братом и сестрой. Была она и православной. Вернее, вроде как была… вроде как православной… Дело в том, что при дворе молдавского правителя отирался «учёный жид именем Схария», совращал неокрепшие умы, сеял зёрна какой-то ереси. Елена сформировалась под влиянием велеречивых разглагольствований учёного (или псевдоучёного) еврея о тайной каббалистической мудрости, набралась духовной отравы. Но внешне ничем ересь не проявлялась и московские сваты подвоха в невесте не заметили.

В 1483-м году Елена стала женой Ивана Молодого. На Руси тогда молдаван называли волохами и за ней закрепилось прозвище Волошанка. Через положенные девять месяцев у молодой четы родился сын Дмитрий; Иван III стал дедушкой.

О сем радостном событии по правилам тогдашнего дипломатического этикета полагалось известить соседей. Помчался гонец и в Тверь, где сидел на великом княжении родной дядя Ивана Молодого (брат Марии Тверитянки) Михаил Борисович.

Но дядя Михаил присланных за здравие новорожденного даров не принял, а московского посланника погнал вон. Оставим на время московское великокняжеское семейство и посмотрим, что в это время происходило в Твери, и чем была вызвана такая реакция Михаила Тверского.

Тверской Великий князь Борис Александрович, отец Марии Тверитянки и Михаила, умер в 1461-м году. Михаилу едва исполнилось восемь лет, когда он сел на отцовский престол.

За влияние на малолетнего правителя сразу развернулась борьба многочисленных придворных группировок. Перед мальчиком заискивали, ублажали, потакали всяческим его прихотям. Кончилось такое воспитание последнего тверского Великого князя тем, что его банально споили. Он пустил все дела на самотёк и Тверское княжество окончательно захирело.

А тем временем муж его сестры Иван III активно занимался собиранием русских земель. Он ликвидировал Ярославское и Ростовское княжества, подавил сепаратизм в Новгороде (использовав для этого паузу, полученную во время сватовства к Софье Палеолог) и в 1478-м году окончательно присоединил его к Москве.

В один прекрасный день Михаил протрезвел и увидел, что его княжество с трёх сторон окружено московскими владениями. Не трудно было понять, кого Москва к себе присоединит следующим…

Мария Тверитянка уже десять лет, как лежала в гробу, замолвить за Михаила и за его вотчину слово перед грозным собирателем русских земель было некому. Ну, а Иван Васильевич с бывшим шурином не церемонился; его подданные постоянно провоцировали пограничные конфликты, занимались самозахватом тверских земель.

Однако, на западе у Тверского княжества оставался участок общей границы с Литвой, которая тоже в усилении Москвы ничего хорошего не видела. На почве общих антимосковских интересов Михаил снёсся сначала с литовцами, а через них и с польским королём Казимиром IV. Как раз в том же 1483-м году Михаил очень своевременно овдовел и теперь использовал это для того, чтобы просить руку внучки Казимира.

Польский король понял безысходность положения Михаила и выдвинул ряд условий: тверскому князю надлежало признать себя его вассалом, Тверскую епархию требовалось вывести из состава Московской митрополии и передать в состав Литовской, а впоследствии принять унию. Что ж, Михаил был готов поступиться суверенитетом и верой, лишь бы не попасть под власть Москвы.

Именно в это, неспокойное для Твери время, там начали чеканить монеты с двуглавыми орлами. Что подтолкнуло Михаила начать их выпуск, исследователи объяснить не могут.

Тверская монета времён Великого князя Михаила Борисовича.

Решусь выдвинуть собственное предположение. Помните, в предыдущей главе мы рассмотрели трагическую судьбу Перемышльского княжества? И особенно обратили внимание, что польские власти на территории бывшего Русского королевства штамповали в качестве валюты переходного периода русские грошики, украшенные двуглавыми орлами, как исконным русским символом. Так вот, не был ли выпуск аналогичных по дизайну денег Михаилом Тверским знаком обозначившегося антимосковскогосоюза с Польшей? Не видел ли он себя наследником королей Русского королевства, новой версией RexRussiae? Ведь, в обмен на веру, по всем понятиям, полагалась королевская корона!

Хотя, есть гипотеза куда более смелая, чем моя. Она утверждает, что двуглавый орёл, вообще, был гербом Великого княжества Тверского. Доказательств эта теория имеет мало. Но и опровергнуть её проблематично, так как каков был гербнезависимой Твери, мы не знаем. А то, что ныне выдают за её герб, было сфабриковано московским «живописного дела мастером» Станиславом Лопуцким лишь в 1666 году. Закономерно: победители не только пишут историю, но и редактируют геральдику…

Нынешний герб Твери (в просторечии «табуретка» ) был подсунут тверичам московскими победителями.

Однако, возвращаемся в напряжённый 1483-й год. Итак, Иван III активно искал драки с Тверью и дело было не в приграничных стычках мелкопоместной шушеры. Для него тверской вопрос был принципиальным: Тверское княжество лежало между Москвой и недавно аннексированным ею Новгородом, перекрывало дороги на Русский север и, вообще, было как кость в горле. Михаил нашёл было выход в союзе с Литвой и Польшей, но…поспешил раскрыть карты.

Весть о рождении у его племянника Ивана Молодого сына он воспринял, как издёвку. У самого Михаила детей на тот момент не было (и не будет впоследствии; видимо, сказался разгульный образ жизни и ранний алкоголизм) и для него, как для князя, это означало появление не внучатого племянника, а ещё одного претендента на его престол (а долго ли действующему князю отраву в еду подсыпать или организовать несчастный случай на охоте?! ). Поэтому, московского гонца он вытолкал взашей; не сумел себя сдержать, а, может, пьяный был. На этом и спалился!

Но и в Москве поняли, что палочку перегнули и лояльность обложенного с трёх сторон Михаила закончилась раньше, чем того хотелось бы. Ведь, не борзей москвичи, не обозначай чересчур явно свои планы, тверской бездетный князь-алкоголик тихо бы спился и его княжество само упало в руки ближайшего кандидата на тверской престол. То есть Ивана Молодого.

И ладно бы ещё, если Михаил просто заключал союз с Литвой и Польшей, но подкрепить его планировалось женитьбой на королевской внучке. Если первая его супруга ушла на тот свет бездетной, то, а ну как вторая родит ему сына и тогда очередь Ивана Молодого отодвинется в неопределённое далёко. В Москве приняли решение форсировать события.

На тверского князя вывалили кучу обвинений. В основном надуманных и абсурдных. Главным среди них значилось заключение союза с Казимиром. То есть московские крючкотворы вменили в вину одному суверенному правителю то, что он налаживает контакты с другим суверенным правителем (это, приблизительно, как если бы сейчас США начали протестовать, что Россия заключила договор о дружбе с Белоруссией).

Исходя из такой логики, войну надлежало объявлять обоим, но конфликтовать с могущественным польско-литовским государством Иван III остерегался. Зато бывшему родственничку досталось пополной!

12 сентября 1485-го года в Тверь вошли московские войска. Князь Михаил, чудом вырвавшись из кольца окружения, ускакал в Литву.

Через три дня Иван Васильевич торжественно въехал в покорённый город, отстоял молебен в главном соборе и объявил о присоединении тверских земель к Москве. При этом, княжество не было упразднено – оно вошло в состав московских владений, как субъединица. Главой этого нового субъекта стал, разумеется, Иван Молодой, как наследник тверского престола. Из русских земель, независимых от Москвы, осталось одно Великое княжество Рязанское, но и его дни были уже сочтены.

С рождением внука Дмитрия, у Ивана Васильевича случился не только внешний, но и внутрисемейный конфликт. Услужливые советчики подсказали ему, что надо бы невестку за это наградить. Порекомендовали и список ювелирных изделий, которыми можно было бы Елену Волошанку пожаловать. Иван Васильевич сунулся в казну и обнаружил, что именно этих драгоценностей в сокровищнице нет.

Началось расследование, которое выявило, что похитителем… вернее, похитительницей… оказалась Софья Палеолог! Гречанка просто не знала, что все драгоценности, которые ей, как Великой княгине, вручили на свадьбе, продолжают оставаться казённой собственностью, а отнюдь не передаются ей в частное пользование – украшения московским великим княгиням государство, как бы, выдавало в пожизненный прокат. А Софья, по незнанию, что-то подарила брату, что-то племяннице, что-то продала хватким соплеменникам.

Обратите внимание: кто-то, кто знал о статусе княжеских драгоценностей и имел доступ к ним, внимательнейшим образом отслеживал их перемещения, вёл скрупулёзный учёт, составлял список недостач и во время, выверенное с шахматной точностью, подсунул этот список государю… Скандал замяли, но по репутации Софьи Фоминичны удар был нанесён колоссальный!

Из произошедшего Софья сделала все выводы, какие можно было сделать. И все они были неутешительными! Партия Ивана Молодого начинала против неё открытую войну. Сам он был в фаворе – надежда и любимец отца; его правая рука и соправитель; продолжатель рода и династии; первенец и наследник… Последнее особенно удручало, поскольку займи Иван Молодой место отца, следующим наследником престола становился Дмитрий, а дети византийской принцессы навсегда оттирались на третьестепенные роли. Напрашивался вывод: чтобы Василий, старший сын Софьи, сел на престол, Ивана Молодого должно было не стать…

То, о чём Софья Палеолог знать не могла, так это, что так называемой «партии Ивана Молодого» Иван Молодой тоже на троне был не нужен! Эта группировка интриговала не в его пользу, а в пользу его сына Дмитрия!

Позвольте, спросите вы, что же это за партия такая? Что это за закулисные монстры, не боящиеся бросить открытый вызов супруге государя?

Помните, вскользь мы упомянули, что при молдавском дворе вёл агитацию «жидовин именем Схария» и Елена Волошанка была его ученицей? Так вот, Схария оказался талантливым проповедником. Он не только склонил к ереси двор молдавского господаря, но и, безо всяких интернетов, умудрился открыть филиал своей секты в Новгороде (возьмите глобус и прикиньте где Молдавия, а где Новгород! ).

Из Новгорода духовная зараза пробралась в Москву. К моменту прибытия сюда Елены Волошанки, в Первопрестольной действовала целая сектантская сеть. Из её членов (очень высокопоставленных лиц, кстати) и составилась «партия Ивана Молодого».

Но наследник уже зарекомендовал себя, как продолжатель дела отца. Надеяться, что при нём произойдёт какая-то кардинальная смена курса, было глупо. И сектанты сделали ставку на Дмитрия. Еретичка-мать и её «духовные отцы» воспитали ребёнка в своём ключе. Осталось только протолкнуть его на трон. Смотрите, пока папы римские и весь католический мир ломали голову, чем бы ещё умаслить Ивана III, чтобы он сменил веру, горстка предпочитавших не афишировать себя ересиархов тихой сапой внедрилась в его семью и оказалась куда ближе к достижению своих целей, чем ватиканская коллегия!

В конце 1480-х Иван Молодой заболел «ломотой в ногах». Видимо, это был ревматизм или какой-нибудь артрит – болезнь малоприятная, но далеко не смертельная. Софья Палеолог списалась со старыми знакомыми из Италии, дабы они порекомендовали хорошего врача и на Русь прибыл ещё один «учёный жидовин» – «магистр Леби из Венеции». Взялся вылечить наследника; в залог поставил свою голову. Лечение кончилось тем, что 7 марта 1490-го года Ивана Молодого не стало.

Магистру прилюдно отрубили учёную голову, после чего все взоры обратились на Софью – их отношения с Иваном Молодым ни для кого не были секретом, плюс все понимали, что больше всего бонусов эта смерть принесла ей и её детям – теперь старшим сыном в великокняжеском семействе стал её Василий. Иван III назначил расследование, но никаких свидетельств в пользу причастности Софьи к убийству пасынка выявлено не было (документы по делу о смерти Ивана Молодого, понятно, подчистили, но констатировать невиновность Софьи вынуждены были даже враждебные к ней источники).

А сектантам большего и не требовалось. Клин между государем и государыней был вбит, сомнения остались, появилось недоверие. В отношениях супругов началось охлаждение. Иван Васильевич начал попивать горькую (он и до этого был любителем приложиться к заздравному кубку, а теперь упивался так, что засыпал за столом и подданным приходилось часами сидеть без движения в полной тишине, ожидая, когда Великий князь проспится).

Дальше случилась совсем непонятная история, известная как заговор Владимира Гусева. Хотя, почему не понятная? Сектанты не утруждали себя инновациями и действовали по апробированным лекалам – судите сами.

В один прекрасный день, в ноги традиционно дремлющему за пиршественным столом Ивану Васильевичу бухнулись наместник Москвы, его двоюродный брат Иван Патрикеев с сыном и зятем и принялись сбивчиво причитать, что, дескать, княжеский сын Василий задумал страшное. А именно, лихим налётом обрушиться на Вологду и Белоозеро, захватить хранящуюся там казну; затем бежать с похищенными средствами в Литву, где навербовать на них армию головорезов и повести её на Москву; ну, а дальше штурмовать первопрестольную и казнить своего племянника и конкурента Дмитрия.

Донос содержал массу нелепостей и несостыковок. Например, с какими силами восемнадцатилетний княжич собирается штурмовать государеву сокровищницу? Ждут ли его в Вологде и в Белоозере? Если ждут, то кто – другими словами, есть ли у него там сообщники? Ждут ли его в Литве и, опять же, кто? И, главное, если Дмитрия Василий якобы планировал ликвидировать, то какую судьбу он готовил самому Ивану III, своему отцу?

Ложь была чудовищной, но она упала на хорошо подготовленную почву. Иван Васильевич вспыхнул, как сухой порох. Василия посадили «за приставы на его же дворе» (поместили под домашний арест). Софью заперли на женской половине дворца; её служанок перешерстилии половину утопили. По спискам (опять же, кем-то заботливо заранее подготовленным) арестовали несколько десятков мнимых заговорщиков.

Но, главное, в запале Иван Васильевич поручил вести расследование не сторонним, незаинтересованным людям, а самим доносчикам. Надо ли удивляться, что заговор «раскрыли». Главой его объявили Владимира Гусева. Помните московского гонца с вестью о рождении Дмитрия, которого не принял тверской князь Михаил? Это и был Владимир Гусев!

27 декабря 1497-го года шестерых обвиняемых, «назначенных» лидерами несостоявшегося мятежа, казнили на льду Москвы-реки. И в сороковины по ним, 3 февраля следующего года Иван IIIторжественно назначил внука Дмитрия своим соправителем. Партия Елены Волошанки могла справлять триумф!

А теперь сопоставим даты. Венчание Дмитрия в феврале 1498-го года на «великое княжение Владимирское и Московское», однозначно, было реакцией на заговор Гусева. Заговорщики были казнены в декабре 1497-го. Княжич Василий заключён под домашний арест в августе 1497-го. Значит, донос Патрикеева поступил, ориентировочно, в июле 1497-го года… да-да, в том самом июле, когда впервые великокняжеская печать была исполнена не из обычного, белого воска, а из красного и впервые несла на себе двуглавого орла!

Мы нигде не оговорились, что же за документ скрепляла красная орлёная печать. По-моему, время настало озвучить. Это была жалованная грамота, которой Иван III расширял владения князей волоцких Фёдора и Ивана Борисовичей в Тверском княжестве.

Ну, и, наконец, напоминаю кем был княжич Дмитрий – правнуком Великого князя Тверского. Его отец носил номинальный титул тверского князя после присоединения Твери к Москве. Дмитрий имел все права на тверской престол и от отца, и от прадеда. А с учётом неспособности Михаила Тверского к деторождению (он, кстати, был ещё жив и всё ещё сидел в Литве), Дмитрий был единственным легитимным наследником тверского престола. Он должен был ратифицировать договор Великого князя с волоцкими князьями, поскольку, как тверской князь, был в нём третьей стороной.

Сводим всё вместе. В результате навета Иван III налагает опалу на сына Василия (читай – на всех своих детей от Софьи Палеолог) и принимает решение сделать своим соправителем и наследником внука Дмитрия, наследника тверских князей. Возвышение Дмитрия тянуло за собой повышение статуса титула «князь Тверской». Внешним проявлением этого стало, в том числе, появление тверского двуглавого орла на оборотной стороне Большой печати Великого князя. Вернее, Великих князей – Иван III готовил венчание внука в соправители и изобразил его тверской герб на равных со своим московским.

Прорись Большой печати Ивана III.

У тверского двуглавого орла корон не было, ни одной. У родового двуглавого орла Палеологов было три короны. У орла Ивана III было две короны. В геральдике нет незначительных деталей – две короны символизировали двух соправителей, самого Ивана Васильевича и его внука.

Круговая надпись на лицевой (московской) стороне Большой печати гласит: «Иоанъ Б(о)жиею милостию Господарь всеа Руси и Великий кн(я)зь». На оборотной (тверской) стороне идёт надпись: «И Великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Угорский, и Вятский, и Пермский, и Болгарский». На обороте печати никаких имён не указано, поэтому можно думать, что там идёт продолжение надписи, теснённой на лицевой стороне. Но можно предположить и что речь идёт о совсем другом человеке. О «князе Тверском», о Дмитрии.

Эй, есть здесь кто с Твери? Геннадий Климов, ты меня ещё читаешь? Тут это… кажется, москали у вас герб украли…