Так названа книга В.А.Вдовина о Софье Толстой и о Сергее Есенине, вышедшая в Рязани с моими вступлением, примечаниями и указателем имён (В.А.Вдовин. Очень большое и роковое. Последний год жизни Сергея Есенина / ред. Г.Иванова. Рязань: Издатель Ситников, 2010. Гл. редактор И.К.Красногорская, художник И.Н.Ситников, технический редактор К.Н.Ситников, корректор В.И.Пасиченко).

К юбилею В.А.Вдовина (28 декабря 2009 года) его сестра Антонина Александровна Вдовина передала мне для публикации в Рязани машинописный текст брата «Последний год Сергея Есенина. Сергей Есенин и Софья Толстая». Понимая необходимость публикации этого материала и не найдя другого варианта, я надумала сама сделать подарок сестре учёного. Но не получилось издать этот материал ни к юбилею Виталия Вдовина, ни к юбилею Софьи Толстой. Когда оказалось невозможным издать текст скромной книжицей (за двадцать тысяч, которые я наэкономила за время подготовки этого материала), мои нищие знакомые дали мне взаймы, а Бог помог отдать эти долги, как всегда помогает всем в делах праведных. Книга вышла только ко дню рождения Сергея Есенина в 2010 году. Сто книг я отвезла Антонине Александровне в Малаховку. Книги, которые издатель отдавал мне, я сначала оставила у него, взяв только около сорока на подарки тем, без кого эта книга не получилась бы. Спустя год я забрала у издателя оставшиеся мои около шестисот книг и раздала в школы, в библиотеки, и просто хорошим знакомым и незнакомым людям, в который раз убедившись в праведности слов Бориса Гребенщикова: «великое дело – пренебречь суетной мудростью мира», - и полагая, наверное, так же утопически, как мечтал о правителях-поэтах Николай Гумилёв, что нельзя продавать хлеб, книги и молитвы.

Это одна из тех книг, которые «напоминают нам, что мы люди». В ней удалось восстановить и добрые имена достойных людей, каждая строчка о которых заслуживает стать книгой, и просто отдельные факты, без которых очень многое было непонятно до сих пор.

Это одна из тех немногих книг, которые, прежде всего, документально восстанавливают доброе имя Софьи Андреевны Толстой-Сухотиной-Есениной.

Только юбилей Софьи Андреевны, когда, можно сказать словами её современника Владимира Маяковского, «всей планетой шла любовь» к ней, прорвал завесу лжи, клеветы, часто намеренного принижения поистине высокой личности.

Прошли выставки, публикации.

В родном селе Сергея Есенина в мезонине барского дома, принадлежавшего в 1911-18 годах Л.И.Кашиной, три музея – Л.Н.Толстого в Ясной Поляне и в Москве, С.А.Есенина в Константинове – объединили своим показом самое сокровенное – редкие подлинные фотографии, рукописи, раритетные издания, личные вещи.

Исследователь творчества С.А.Есенина из Узбекистана Сергей Иванович Зинин, работавший заведующим отделением русского языка Института языка и литературы Академии наук Узбекистана, заведующим кафедрой филологического факультета ТСШ ГУ, создавший сайт есенинской энциклопедии в Интернете, выпустил книгу о С.А.Толстой и С.А.Есенине (Сергей Есенин и Софья Толстая: М., 2008), основанную на воспоминаниях современников и документальных материалах об отношениях Софьи Толстой и Сергея Есенина, собравшую все известные очень немногим даже специалистам материалы.

Заслуженный работник культуры Любовь Федоровна Подсвирова, многие годы работавшая заведующей отделом изофонда Государственного музея Льва Толстого, издала книгу о Софье Андреевне Толстой на основе уникальных материалов личного архива С.А.Толстой-Есениной, хранящихся в Государственном музее Л.Н.Толстого в Москве, и других малоизвестных и неизвестных фактов, вышедшую в канун 85-й годовщины со дня гибели С.А.Есенина («Софья Толстая-Есенина. Семья. Окружение. Судьба». Тула: изд. Дом «Ясная Поляна», 2010), позволившую снять домыслы и наветы и показать Софью Толстую как «Личность с большой буквы».

Документы, опубликованные в книге учёного-историка, исследователя творчества С.А.Есенина Виталия Александровича Вдовина, опровергают ту ложь и откровенную клевету, те свидетельства, распространявшиеся то ли по классовой, то ли по литературной ненависти и зависти, которые вынесла на своих хрупких плечах при жизни и после её смерти эта графинечка. Любимая и достойная внучка своего великого деда в 11 лет сажала картошку, помидоры, спешила на дойку, с врожденным благородством и трудолюбием вела работу по созданию музея своего мужа и так же самоотверженно и с чувством призванного долга трудилась в музеях своего любимого Дедушки.

Что касается личных отношений Толстой и Есенина, то, что бы кто ни говорил и ни писал, нельзя не согласиться с Есениным: «Если тронуть чувства в человеке, / То конечно, правды не найдешь», - но нельзя и проигнорировать написанные в одно время об одном времени взаимного чувствования слова, отражающие суть и родственность этих отношений. Когда издатель, технический редактор К.Н.Ситников предложил мне найти в текстах Толстой и Есенина к их фотографиям короткие тексты для размещения в начале и в конце книги и когда я выписала и прочитала вместе эти слова, стало абсолютно ясно, насколько эти судьбы – единая судьба: «… я встретила Сергея. И я поняла, что это очень большое и роковое … я знала, что иду на крест. И шла сознательно…» - «Коль гореть//, так уж гореть сгорая, // И недаром в липовую цветь// вынул я кольцо/ у попугая - // знак того, /что вместе нам сгореть». И не случайно, а исходя из этой сути, выбрала и слова для названия книги: «Очень большое и роковое».

Документы и сведения, опубликованные в этом издании, позволяют снять домыслы не только в отношении С.А.Толстой-Сухотиной-Есениной, но и в отношении С.А.Есенина и его современников.

Скажу только об одном особенно значимом в понимании Сергея Есенина документе - впервые в этом издании опубликованном автографе Софьи Андреевны Толстой-Есениной на пяти листочках «коменданта яснополянского музея», который хранится в Отделе рукописей Государственного Литературного музея. Это описание стен в комнате (столовой) в доме в Померанцевом переулке, в котором жили Толстая и Есенин с лета по декабрь 1925 года. Фотографии и картины, в том числе восемь портретов Л.Н.Толстого, фотографию его могилы и вдобавок фотографию его сына Андрея, отца С.А.Толстой-Есениной, в гробу Есенину приходилось видеть постоянно, находясь в комнате, которая была для него и столовой, и гостиной, и спальней, и его рабочим кабинетом. Здесь всё не только заполнено «бородой великого старца», но, учитывая и неприятие Есениным Толстого-моралиста и постоянно ощущаемое им морализаторство О.К. Толстой, есть реальное основание для констатации, что «для живого человека места не остаётся». И теперь не кажутся преувеличением слова Есенина в его письме Николаю Вержбицкому и в воспоминаниях Юрия Либединского.

Конечно, в семье было высокое почитание Льва Николаевича Толстого и как великого писателя, и как великого человека, и просто дедушки - «Дедушки» настолько, что мама Софьи Толстой Ольга Константиновна Толстая (урождённая Дитерихс) в письме дочери писала это слово с большой буквы. И эта орфография при чтении письма воспринимается органично не только как знание отношения родственников к Льву Николаевичу, но и потому, что он был настолько велик во всём, что иначе Ольга Константиновна не могла написать, и вряд ли это почитание «великого старца», творчество которого глубинно любил и ценил Есенин, могло вызвать его неприятие. Не мог не разделять этих чувств Есенин, в кровь и плоть свою впитавший философию Л.Н.Толстого. «Лучше Толстого у нас всё равно никого нет - это всякий дурак знает», - говорил Есенин Вольфу Эрлиху. Сергей Есенин не только как уже признанный поэт ценил великого писателя, но и в ранней юности он не просто читал его произведения, но и пытался следовать его высоким нравственным идеалам, и вместе со своим другом, которого называл светочем своей жизни, Гришей Панфиловым, собирался босиком пройти по Ясной Поляне, и вегетарианство принял и тогда следовал ему, настолько глубоко осознав его суть, что в 1921 году написал свою «Песнь о хлебе» как невозможность жить с ощущением вины перед всем живым. Толстовское и есенинское вегетарианство – это не сведенные до примитива «рисовые котлетки», а осознание трагизма и даже невозможности жить, понимая, что и вегетарианство не выход, потому что «режет серп тяжёлые колосья, как под горло режут лебедей».

В работе с данными о Толстых, Дитерихсах, Сухотиных мне пришлось ликвидировать абсолютную мою неграмотность.

Завершая свою монографию о С.А.Толстой-Есениной, Любовь Фёдоровна Подсвирова не обошла вниманием ни один мой вопрос, а их было немало и гораздо больше, чем я решилась озвучить в разговорах с ней.

Исследователь творчества С.А.Есенина Руслан Григорьевич Наперстков, заинтересовавшийся готовящейся к изданию работой, не просто прочитал распечатанный текст, а потом и указатель имён, - он вчитывался в каждое слово и, надо сказать, ещё для издания книги публикаций В.А.Вдовина «Факты – упрямая вещь» находил в книгах своей библиотеки авторов, цитаты из работ которых приводил Вдовин, не указывая источника.

Даже с есенинскими материалами при составлении указателя имён всё оказалось не так просто. Пришлось уточнять даты и факты, а отдельные сведения – искать и находить впервые, и определяться в правомерности и безошибочности изменения тех или иных сведений, как это случилось с данными о дочери Ф.И.Шаляпина, Ирине, которую долгое время в есениноведении было принято считать племянницей Федора Ивановича, не считаясь не только с воспоминаниями Мариенгофа, но и с родословной Шаляпина.

Не совсем успешно завершились поиски сведений о якобы дочери Софьи Андреевны Толстой-Сухотиной-Есениной. Что дочь С.М.Сухотина была падчерицей Софьи Андреевны, я узнала и от сотрудников музея Л.Н.Толстого, и из книг библиотеки этого музея, а вот найти её биографические данные не удалось. И даже дата её рождения из Интернета, которую я привела в публикации, документально не подтверждена.

В подготовке этого издания, особенно примечаний и указателя имён, просто громадным помощником был Интернет.

Из Интернета удалось узнать и уточнить многие данные, в том числе о Михаиле Константиновиче Дитерихсе, о художниках Владимире Денисове и Константине Аладжалове.

К сожалению, не удалось найти биографические данные художника Денисова Владимира Васильевича, но интереснейший материал - о Василии Ивановиче Денисове, его отце, замечательном художнике, который получил музыкальное образование в Варшавском музыкальном институте, занимался живописью с 30 лет, работал в мастерской К.А.Коровина, с 1896 года участвовал в выставках, в том числе в Париже, в Москве (персональные выставки 1912 и 1916), в Петербурге, был участником Мюнхенского «Нового художественного общества», оформлял спектакли театров Москвы и Петербурга; и о первом ордене, эскиз которого был заказан отцу, а выполнял эту работу сын; о красной звезде двумя лучами вверх, которую в советской России прозвали «знаком антихриста», и специально выпущенная военным отделом ВЦИК листовка объясняла её символику и «правильное» ношение.

Соблюдая принятые в данном формате сокращения текстов, конечно, невозможно было вместить в примечания и в указатель имён все сведения, которые просятся в отдельные исследования и даже книги.

Особого разговора заслуживают даты знакомства, встреч, первой личной встречи Толстой с Есениным. Невозможно представить, что, описывая встречу с Есениным 5 марта в письме к Шкапской, Софья Андреевна ошиблась, и это не было её первой, как принято говорить, встречей с Есениным - знакомством, и что эта дата была ошибкой Толстой, Наседкина, есениноведов. А то, что на обороте календарного листка за 9 марта Софья Толстая написала «первая встреча с Есениным», - так это, действительно, возможно, 10 марта произошла её первая личная встреча с Есениным. Этот автограф стал известен позднее, и теперь в современном есениноведении дата «10 марта 1925 года» принята как обозначение первой встречи (т.е. знакомства) с Есениным, исключающее свидетельства Софьи Толстой в её письме Марии Шкапской и Василия Наседкина в его воспоминаниях. Но, как написал Руслан Григорьевич Наперстков, возможно, «знакомство перепутали со встречей». Эти даты (я бы добавила: и приведённая в воспоминаниях Екатерины Есениной) не противоречат постепенному развитию отношений Толстой и Есенина.

Готовя материал к изданию, я приехала в музей Л.Н.Толстого просто спросить, на каких условиях и кому музей может предоставить подлинники для исследовательской работы и публикации, так как машинописная рукопись В.А.Вдовина оказалась не выверенным автором материалом, и в случае отказа можно было сверить только те документы, которые к этому времени уже были опубликованы, надеясь на отсутствие в них опечаток.

Это серьёзный музей, на должном уровне в нём и хранение, и охрана, но на должном уровне в нём и отношение к людям – к тем, которых этот музей увековечивает, и к тем, которые соприкасаются с судьбами тех, свидетельства о которых этот музей трепетно хранит.

Совершенно сумасшедшая, замученная нищетой, в течение тогда восьми лет уходом за полуживой матерью и в течение уже четырнадцати лет не работавшая в музее Есенина, я приехала даже без своих документов, без паспорта, почти не надеясь на получение разрешения мне работать с подлинниками.

Меня пропустили к главному хранителю музея Л.Н.Толстого Наталье Алексеевне Калининой.

Выслушав меня и ничего не требуя, Наталья Алексеевна сказала: «Пишите заявку на имя директора, к Вашему следующему приезду мы подготовим заказ». Когда я, всё ещё не веря, что можно сделать такой большой заказ, стала выбирать особенно необходимое и неуверенно добавила: «Это много», - Наталья Алексеевна повторила: «Пишите. Мы дадим всё».

А когда я приехала уже сверять тексты писем в рукописи Вдовина с подлинниками фонда музея Л.Н.Толстого, хранитель отдела рукописей Светлана Дмитриевна принесла всё, что я заказала, и даже ещё одно письмо Ольги Константиновны Дитерихс от 10 сентября 1925 года, предположив, что в машинописном тексте Вдовина могла быть опечатка «10 августа», потому что в фондах такого письма нет. И действительно, как показала сверка, имелось в виду именно это письмо.

Мне предоставили и фотографии, которыми располагал музей и которые хотелось разместить в этой книге, и выдали их копии на электронном носителе.

Евгения Михайловна, заведующая рукописным отделом Государственного Литературного музея, услышав от меня, что я не знаю не только в каком фонде хранится неопубликованная рукопись Софьи Андреевны Толстой-Есениной (описание столовой в доме в Померанцевом переулке) и какая это единица хранения, но и представления не имею, в каком архиве её искать: в РГАЛИ, ИМЛИ, ГТМ, но, может быть, и в отделе рукописей ГЛМ, - по телефону (! – Г.И.) искала (в большом фонде Сергея Есенина с несколькими описями, с поступлениями в музей материалов в разное время) рукопись Софьи Андреевны Толстой-Есениной, нашла и продиктовала мне номер описи и номер единицы хранения. И от главного хранителя ГЛМ я получила разрешение сверить текст в рукописи Вдовина с подлинником и опубликовать с единственно правомерным и профессионально и человечески условием: если сейчас с этим ещё не опубликованным документом никто из сотрудников ГЛМ не работает.

Такое отношение ко мне было во многих музеях и хранениях, куда я приходила как заведующая научно-экспозиционным отделом. Был подобный случай в отделе рукописей Российской Национальной библиотеки, куда я во время командировки зашла узнать правила выдачи материалов, а меня усадили за стол с таким радушием, что я не посмела сказать, что сейчас у меня работа в другом архиве, и принесли каталог есенинского фонда, выполненный с таким профессонализмом, что мне можно было не заказывать подлинники для подробного описания. Но тогда я работала в музее и, конечно, у меня была возможность всё это проработать, но в определенное отделом время и при наличии написанной по определенной форме просьбы музея. (Надо сказать, что в этой же библиотеке, только в другом отделе – изобразительном, мне устроили встречу с родственницей Леонида Канегисера - Марией Борисовной Вербловской, работавшей в этой библиотеке, - совершенно неожиданно, даже мистически, потому что меня как будто кто заставил спросить, нет ли у них фотографий Канегисера, при том, что я знала, что этих фотографий не в специальном хранении быть не может).

Я пишу об этом довольно подробно, потому что на этот мой текст меня завела отнюдь не значимость вышедшей в свет работы Вдовина (она говорит сама за себя) и моих примечаний и указателя имён к ней, а безграничная благодарность тем людям, которые заслуженно профессионально занимают свои высокие должности по увековечению высокой культуры и собою представляют эту культуру, которую в них, несмотря ни на что, сохранила великая Россия.

Это не пафос, а констатация данности на фоне всё не сбывающейся мечты Владимира Высоцкого о том, «чтобы помнили, чтобы везде пускали», когда мне в один из моих приездов в Константиново заявили и популярно объяснили, что я «посторонняя», а то, что я за 20 лет наработала, так это - «за деньги» (надо сказать, такие большие, что маму я хоронила в долг). Слава Богу, что руководитель музея Есенина не из этой дикости произошел.

Конечно, работа В.А.Вдовина о Софье Толстой и о Сергее Есенине – это удача, но особенно большая радость и редкость – отклик больших и красивых людей, которые помогали мне благодаря этому изданию исполнить свой долг перед Толстыми, Сухотиными, Дитерихсами и отчасти Анатолием Мариенгофом, блистательный «Роман» которого – «без вранья».

Галина Иванова.