версия для печати
К сожалению, в наши дни издатели предпочитают выпускать крупную форму, и даже с повестями пробиться в издательство сложно. Количество антологий, издаваемых в России, тоже снизилось. Последней я прочитала одну из антологий городского фэнтези (составитель Василий Мельник). Также условно к антологиям можно отнести сборники рассказов авторов из ЖЖ, формируемые Мартой Кетро. Уверена, что читательским спросом антологии продолжают пользоваться, ибо их главное преимущество – то, что понемногу берется лучшее от большого количества авторов.
Рассказ – литературная форма, которой отдают дань почти все литераторы в начале своего творческого пути. Хрестоматийные примеры А. Чехова, О.Генри, Р.Шекли, а из современников – Л. Каганова и М. Веллера свидетельствуют, что иные классики навсегда останавливаются на малой форме, ибо пластичная и емкая, она бывает содержательнее объемного романа – и сложнее в обработке! Многие литераторы с успехом сочетают в своем творчестве и грандиозные эпопеи, и лаконичные рассказы, как А. Дюма, М. Булгаков, И. Бунин, В. Набоков, Д. Голсуорси, С. Цвейг… Но все эти красноречивые примеры упираются в печальный факт, что сегодня в России гораздо труднее увидеть изданной книгу своих рассказов, нежели цикл романов.
Авторы рассказов и повестей ищут различные пути обхода форматной «цензуры» крупных издательств. Одна из популярных схем – формирование сборников малой прозы, которую, уж как повезет, то выпускают центральные издательства, то издательские предприятия поменьше. Выпущенные на средства авторов сборники рассказов стали одной из характерных примет литпроцесса нашего времени, и феномен этот любопытен психологически и методологически. Однако пока речь не об общей тенденции, а о частном примере сборника рассказов, выпущенного в Рязани в 2009 году прозаиком и издателем Светланой Малышевой. Книга «Три желания. Избранное» выросла из уже существующего, платного для авторов, ежемесячного журнала «Три желания». Отбор текстов в сборник Избранного был изначально заявлен как бесплатный, на конкурсной основе, и, соответственно, требования к качеству работ предъявлялись гораздо более серьёзные, чем в самофинансируемой публикации. Цель была простая: выяснить, возможно ли из почти ста работ, самостоятельно предложенных авторами к рассмотрению, составить полноценный сборник короткой прозы?
Итак, в сборнике «Три желания. Избранное» - 29 рассказов, принадлежащих перу 24 авторов. Объединяет произведения сборника то, что их написали авторы, не занятые профессиональной литературной и смежной деятельностью: среди них не было журналистов, творческих работников, литературных ремесленников, креативщиков и пиарщиков. Короче, авторов альманаха «Три желания. Избранное» можно было бы окрестить околонаучным термином «начинающие». «Начинающие» по факту не всегда значит «молодые», так же, как их прозу не всегда корректно называть «прозой молодых авторов» (если смотреть авторам в паспорт) С другой стороны, «молодость» в литературе – явление не физиологическое. «Молодыми» были классики русской литературы И.Гончаров и Ф.Тютчев в свои пятьдесят, когда начинали творить. Именно поэтому «молодость» в литературе – это не качественная характеристика. Но очевидно, что в альманахе «Три желания» почти все авторы были в какой-то степени молодыми – неискушенными, отчасти – непрофессиональными. Корректнее будет сказать, что большинство из авторов «Трех желаний» неизвестны ни издателям, ни читающей публике – но пишут давно и активно. Иногда неплохо, порой хорошо. Но официальная литература их или не признаёт, или не печатает. Впрочем, бывают исключения. Часть авторов находит выход в сетевых самопубликациях и в участии в различных литературных конкурсах. У них есть опыт творчества, но маловато опыта публикации. Итак, 24 человека, приславших произведения в альманах «Три желания. Избранное», можно объявить… своего рода «фокус-группой» авторов, входящих в литературу со всей своей непосредственностью. Этап «непосредственности» в изложении (описание пережитого либо интерпретированного из жизни, с четкими реальными корнями) проходят абсолютно все авторы, точно детскую свинку. Дальнейшая их карьера зависит от течения болезни и своевременного лечения. Если последнее – обретение литературного профессионализма - не состоялось, есть риск, что и в зрелости автор будет обладать детским взглядом на вещи и столь же детской манерой изложения того, что попадает в поле его зрения. В малом срезе, каким является альманах «Три желания», встречаются абсолютно те же ошибки и огрехи, какие иные более удачливые авторы тащат и в «большую» литературу.
Почти все рассказы в «Избранном» обладают «детскими» - простыми, линейно развивающимися, «одноходовыми» сюжетами. Некоторые – вообще бессюжетные зарисовки, выхваченные из жизни моменты: «Первый снег» Марии Власниковой – весьма слащавая зарисовка о том, какой сказочной картинкой предстало для маленькой девочки начало зимы – либо «Тот холодный день» Маргариты Никитской – история, как женщина съездила на кладбище к старикам и что при этом подумала (естественно, что нельзя давать суете завладеть душой). Забавны и радуют уже тем, что посвящены не трагическим, а смешным моментам жизни зарисовки Марины Рябоченко «Радости жизни» и «Здравствуйте, Лилия Алексеевна». «Сюжетная», но, тем не менее, зарисовка – жалостливая история Екатерины Журавлевой «Видеть ангела». Понимаю, что невозможно без слез видеть гибель «ничьего» ребенка в реанимации детской больницы, но создавать рассказ в качестве, пардон, резервуара для своих слез, снабдив его единственным затертым образом в конце – что другой ребенок увидел ангельскую душу, отлетающую от тельца малышки – как минимум несолидно.
Зарисовками по сути являются и миниатюры из цикла Надежды Иволги «Мелочи большого дома», но в них есть хотя бы микроскопические (а больше и не надо – мелочи же!) сюжеты и довольно удачное «одушевление» вещей – Шляпки, Зонтика, Самовара, Музыкальной Шкатулки. С одними такими миниатюрами в литературе значительного имени себе не создашь, но умение тонко работать с крохотными, но симпатичными, как бирюльки, описаниями пригодится и в более масштабных начинаниях. Миниатюры и зарисовки – неотъемлемые составляющие современной прозы, написанной женщинами, чаще всего с них начинаются эксперименты любительниц изящного слога. Как и сентиментальность, воздействие на психику слезливыми историями, за которую слабый пол в литературе укоряют давно. Сентиментален, а по конструкции описателен, тоже как зарисовка, рассказ Татьяны Ярополовой «Горький аромат лета» - пасторальная картинка, шофер чуть не задавил самосвалом девочку, заигравшуюся на дороге с котенком. Размах названия не соответствует маленькому событию, вокруг которого строится повествование. Проникнут, увы, привычным пафосом воспевания материнской любви и рассказ Людмилы Малёваной «Вдох-выдох» - довольно бойко написанный, но прочитывающийся с первой же строчки – конспект женской судьбы, «завязанной» на материнстве. Интересно, что полностью в традициях «слабого пола» сработаны рассказы Микаела Абаджянца «Ночь» (о встрече с призраком матери и отпущении обид юности) и Матвея Крымова «Миша и Ребекка и небо в алмазах» - как встретились и навсегда «срослись» судьбами два изгоя, тридцатипятилетний одноногий еврей Миша и бродяжка-побирушка Ребекка. Кстати, искусство давать повествованиям названия – важная составляющая литературного творчества, которой надо учиться так же тщательно, как снизывать в предложение слова, и, к сожалению, не всем авторам дается это искусство. Ведь название должно быть разом кратко, благозвучно, в меру информативно и в меру интригующе, чтобы «зацепить» читателя – и всем этим требованиям не удовлетворяет тяжеловесная и раскрывающая сразу все секреты рассказа конструкция «Миша и Ребекка и небо в алмазах». На другом полюсе «негативных» названий находится тривиальная и невыразительная «Киевская история», предпосланная Сергеем Брениным смешному рассказу из серии «байки».
Чаще всего авторы альманаха «Три желания. Избранное», даже если посягали на сюжетную прозу, замышляли сюжет либо весьма стереотипный, либо просчитывающийся с переломного момента повествования, либо несложный, либо изначально вторичный. Априорную любовь сегодняшних русских прозаиков ко вторичности принято называть признаком постмодернизма, а он, естественно, возник не от «хорошей жизни»: потому, что все темы уже разработаны, не повториться трудно. Тем не менее, выбор, хочешь ли ты высказаться на банальную тему посредством набора штампов, или найти только свою дорогу, автору следовало бы делать в момент совершения первых шагов в литературе – иначе до последующих шагов рискуешь не дойти. Боюсь, что большинство делают выбор в пользу хоженых-перехоженых троп. У любителей, в силу большей непосредственности текстов и меньшего опыта в маскировании штампов различными речевыми приемами, банальность откровеннее вылезает наружу.
Так, в рассказе Лидии Оберовой «Гармония» через призму восприятия женщины развенчивается миф о «красивой любви» соседней семейной пары – бывшие влюбленные, разбогатевшие, построившие в деревне дворец, собачатся на его пороге. Жизненно и не ново, для литературы некрупно, хотя изъясняется Лидия Оберова гладко, вполне умело.
«Дурак» Марины Эшли, при неплохой для непрофессионала сделанности, тоже оставляет впечатление дежа вю: деревенскую историю про «запретную» любовь и нравственную крепость женщины, не предавшей венчанного мужа-идиота, мы явно уже слышали не раз - скажем, похожа на нее экранизированная пьеса А. Островского «Сердце не камень».
В рассказе Александры Состиной «Святая» всеми почитаемая меценатка оказывается охотницей за богатыми мужьями, хладнокровной убийцей. На слуху пьеса Фридриха Дюрренматта «Визит старой дамы», особенно известная после постановки театра «Ленком» и экранизации Михаила Козакова.
Рассказ автора, опубликованного под псевдонимом Маверик, «Другие сцены его жизни» своим ключевым моментом – подготовка к самоубийству в кафе - вызывает в памяти трагический рассказ О.Генри «Туман в Сан-Антонио». «Однажды в новый год» Ольги Бэйс напоминает повесть Дж. Пристли «Другое место» тем, что героиня попадает в некий идеальный мир, где царят десять заповедей, и оттого там так чудесно. Только элемента нравоучительности большие писатели справедливо избегают – он губит творчество. Можно долго рассуждать, почему постмодернизм поощряет вторичность, а также почему авторы ее понимают слишком буквально и копируют уже имеющиеся в мировой литературе произведения. Возможно, по-прежнему актуален анекдот, что писатель – не читатель? А повторы – следствия малой начитанности? Это, ей-Богу, огорчает…
Не новы и не производят впечатления рассказы с элементами «космической» фантастики – «Прогулка» Алексея Весина о встрече с пришельцем вовсе плоскостная, неглубокая. А «Чужие» Галины Николаевой, помимо названия, использованного во многих фантастических блокбастерах и сразу выдающего суть повествования, слаб и сюжетным ходом – провалом сверхчеловека будущего в нашу кондовую реальность. Интересно, что нового еще можно об этом сказать? А раз ничего, то стоит ли затеваться? Несколько странен, словно не «вызрел» до конца, рассказ Дарьи Родионовой «Русалка и возлюбленный» из жизни юной русалки, хотя, возможно, при более серьезном подходе к избранной теме Дарья сможет писать фэнтези на уровне. В никуда уходит любопытная сюжетная коллизия рассказа Екатерины Каретниковой «Шар» - шар предвещал своему владельцу скорую смерть, узнав об этом, очередная его владелица в ужасе выбросила волшебный предмет – какая жалость, что концовки у истории не оказалось! А ведь фантастика, мистика, магический реализм и прочие «чудесные» истории – благодатное поле для становления писательского мастерства. Из-за возможности дать волю фантазиям ее и выбирают новички. Это перспективное направление, как я уже говорила, антологии фэнтези выходят и сейчас, чаще, чем антологии других жанров. Но хорошую фантастику невозможно писать: а) небрежно; б) с чужого голоса.
Но если бы в сборнике «Три желания. Избранное» не было ни одного состоявшегося рассказа, не имело бы смысла писать на него рецензию. К счастью, в сборнике есть и состоявшиеся произведения, несмотря на их лаконичность. Интересны «Воспоминания старого ара» Анастасии Галатенко – целая жизнь «нового русского» выражена в нескольких выкриках его попугая. Грустна, но хороша история «Он – мой, она – моя, оно – мое» в пересказе Натальи Лебедевой. В ней прослеживаются несколько уровней художественной реальности: женщина сочиняет рассказ от лица кошки, кошка прощается с умершей хозяйкой, писательница мучается от совокупной боли всех, кого создало ее воображение… Умелый и трогательный рассказ. Так же, как и рассказ Анастасии Титаренко «Мой единорог»; автор придумала «посредника» между миром живых и мертвых, белого единорога, и присвоила ему очаровательную «бытовую» черту – любовь к молоку, которое он в мире людей лакает из плошки. Удачны рассказы составителя альманаха Светланы Малышевой «Когда, в общем, не живешь…» и «Угасание», хотя на первый взгляд в них ничего особенного нет. Обыкновенные люди, обыкновенные житейские драмы… которые цепляют своей обыденностью и не отпускают. Впрочем, в случае со Светланой Малышевой чистота эксперимента нарушена, ибо она окончила Литературный институт (семинар прозы Михаила Петровича Лобанова) и новичком в прозе считаться не может.
Впечатляет рассказ «Начинка» Ольги Сотниковой о том, как пекутся блины на Масленицу – автор оживила в нем древний, еще дохристианский обряд запекания в блин горько-соленой начинки, чтобы отвести горе и слезы от своей семьи на весь предстоящий год. Неожиданный глубинный магический смысл в обыкновенной бытовой зарисовке делает этот рассказ художественной находкой.
Какие выводы можно сделать из краткого обзора нашей «фокус-группы»? Мудрость из японского стихотворения «В капле воды отражается мир» тоже успела стать банальностью – ибо она справедлива. В капле литературы отражается беспокойный современный литпроцесс. Тяга к простоте, предсказуемости сюжетов почему-то считается выгодным отличием «большой литературы» от несерьезной остросюжетной, хотя это грандиозное заблуждение, и серьезная книга может быть написана с блеском, а читаться с интересом. Вторичность и надрывная сентиментальность рассказов новых прозаиков «благословлены» концепциями постмодернизма. Далеко не все рассказы «нераскрученных» прозаиков прошли бы сито отбора «толстых» журналов. Однако учиться людям, если они хотят писать и целятся на место в русской литературе, надо – необходимо оттачивать стиль, отрабатывать сюжетные линии. Также необходимо периодически обращаться к наследию, которое сформировало до нас все творящее человечество. Поэтому пусть издание коллективных сборников и альманахов прозы продолжается. При возможном несовершенстве такого метода ввода авторов в литературу, это начинание в принципе перспективное. Людям одинаково нужны тренажеры и трамплины. Альманах «Три желания. Избранное» - классический «тренажер».
saphel
Утверждено
О проекте
